Не экономист, а политик: почему Шойбле разоряет Грецию

Чтобы понять требования Вольфганга Шойбле во время переговоров о финансовой помощи Греции, следует обратить внимание на вред, что он нанес собственной стране во время ее объединения.

Об этом пишет журналист Дирк Лаабс для британского издания The Guardian.

Каждая драма нуждается в отрицательном персонаже, и в последнем акте греческого кризиса Вольфганг Шойбле, 72-летний министр финансов Германии, сыграл выдающегося злодея: критики считают его безжалостным технократом, который захватил всю страну и в настоящее время планирует лишить ее активов. Особенно в этой сделке европейцы возмущены предложением о создании фонда, который должен выбрать греческие государственные активы на сумму 50 млрд евро и приватизировать их для уплаты государственных долгов. Но ключом к пониманию германской стратегии является то, что для Шойбле в этом нет ничего нового.

Читайте: Временный выход Греции из еврозоны был бы лучшим выходом - Die Welt

25 лет назад, летом 1990 года, Шойбле возглавил западногерманскую делегацию на переговорах об условиях объединения с ранее коммунистической Восточной Германией. Имея степень доктора юридических наук, он был министром внутренних дел ФРГ и одним из ближайших советников канцлера Гельмута Коля, занимавшимся самыми сложными ситуациями.

Ситуация в бывшей ГДР не слишком отличалась от той, что была в Греции в то время, когда СИРИЗА пришла к власти: восточные немцы только что провели свои первые свободные выборы в истории, всего лишь через несколько месяцев после падения Берлинской стены, и некоторые делегаты из Восточного Берлина мечтали о новой политической системе, "третьем пути" между рыночной экономикой Запада и социалистической системой Востока, в то же время не имея ни малейшего представления, как дальше оплачивать счета.

По другую сторону стола, у западных немцев была энергия, деньги и план: вся государственная собственность Восточной Германии должна была быть поглощена экономической системой ФРГ, а затем быстро распродана частным инвесторам, чтобы получить часть денег, которые Восточной Германии потребуются в ближайшие годы. Другими словами: Шойбле и его команда требовали залог.

Читайте: Продать нельзя оставить: спасет ли приватизация Грецию

В то время почти каждое бывшее коммунистическое предприятие, магазин или заправка принадлежали Treuhand, трастовому фонду – организации, изначально созданной горсткой восточногерманских диссидентов, чтобы не дать коррумпированным коммунистическим чиновникам продать государственные предприятия западногерманским банкам и компаниям. Миссией Treuhand было превращение всех больших конгломератов, предприятий и крошечных магазинов в частные компании, которые смогут быть частью рыночной экономики.

Шойбле и его команде не интересовали планы диссидентов раздать акции компаний, которые выпустит Treuhand, восточным немцам, что, кстати, привело к появлению олигархов в России. Но им понравилась идея трастового фонда, потому что он работал вне правительства: будучи на практике под контролем министерства финансов, публикой он воспринимаются как независимое агентство. Еще до того, как Германия объединилась в единое государство в октябре 1990 года, Treuhand прочно обосновался в западногерманских руках.

Их целью было приватизировать как можно больше предприятий так быстро, как только возможно. И если вы спросите большинство немцев о Treuhand сегодня, они скажут, что это удалось. Это не было сделано таким образом, который был бы популярен среди людей Восточной Германии, где Treuhand быстро стал известен как уродливое лицо капитализма. Была отвратительно проведена работа по объяснению этой трансформации шокированным восточным немцам, которые чувствовали себя под властью этой странной новой организации. Что еще хуже, Treuhand стал рассадником коррупции.

Читайте: СМИ: Германия хотела откупиться от Греции 50 млрд евро

Фонд принял всю вину за печальную ситуацию в Восточной Германии. Коль и партия Шойбле, консервативная ХДС, пользовалась популярностью среди избирателей на протяжении многих лет после этих событий, в то время как другие заплатили цену за этот успех: один из президентов Treuhand, Детлев Карстен Роведдер, был застрелен левыми террористами. (Шойбле через несколько дней после воссоединения Германии тоже стал жертвой нападения, которое оставило его прикованным к инвалидному креслу, но мотивы его нападавшего не были связаны с политическими событиями).

Но реальность того, что сделал Treuhand, отличается от общественного восприятия – и это должно стать предупреждением как для Шойбле, так и для остальной Европы. Продажа собственности Восточной Германии с максимальной прибылью оказалась более трудной, чем предполагалось. Почти все действительно ценные активы – банки, энергетический сектор – были уже раскуплены западногерманскими компаниями. Через несколько дней после введения западногерманской марки, экономика на востоке полностью развалилась. Как и Греции, ей требовалась масштабная программа спасения организованная правительством Шойбле, но в тайне: они выделили 100 млрд марок, чтобы удержать экономику бывшей ГДР на плаву – цифра, которая стала достоянием общественности лишь спустя несколько лет.

Из-за высоких цен на труд и сырье и так перегруженная экономика Восточной Германии вошла в пике, и у Treuhand не было никаких шансов продать многие из своих предприятий. Через пару месяцев он начал закрывать целые компании, увольняя тысячи рабочих. В конечном итоге Treuhand не заработал ничего для немецкого правительства: за все восточные компании вместе взятые он выручил 34 млрд евро, потеряв 105 млрд евро.

В действительности, Treuhand стал не только инструментом приватизации, но и квазисоциалистической холдинговой компанией. Он потерял миллиарды марок, потому что продолжал выплату заработной платы многим работникам на востоке и держал некоторые нежизнеспособные заводы на плаву – положительный аспект, как правило, заглушаемый проклятиями в адрес этого фонда. Поскольку летом 1990 года Коль и Шойбле не были чикагскими экономистами, заинтересованными в радикальных экспериментах, а политиками, которые хотели быть переизбранными, они закачивали миллионы в разваливающуюся экономическую ситуацию. На этом параллели с Грецией заканчиваются: были политические ограничения на меры экономии, которые правительство могло наложить на собственный народ.

Урок, который Шойбле выучил и который, скорее всего, повлияет на его решения сейчас, это то, что, если вести себя как чистосердечный неолиберал, то можно безнаказанно принимать решения, не являющиеся очень разумными с экономической точки зрения. Сейчас Шойбле действует жестко в отношениях с Грецией потому, что его электорат хочет, чтобы он действовал таким образом. Проблема состоит не в его безразличии к греческому народу, а в том, что он видит политическое преимущество в образе безразличного технократа.

Но история должна была научить Шойбле тому, что авантюра с Treuhand имела катастрофические психологические последствия. Несмотря на то, что фондом управляли немцы, которые говорили по-немецки, многие на востоке по-прежнему считали это оккупацией.

Идея Шойбле об управлении греческими активами другими странами и перемещении их за рубеж еще более унизительна для любой страны. Хоть Шойбле и изображает жесткого и трезвого бухгалтера, на самом деле он обычный политик, повторяющий старые ошибки.