Блог | Почему власть удобно захватывать во время войны
Главная идея "Манифеста компартии" Маркса – это прогноз скорой коммунистической революции. Этот термин в тексте он использовал дважды. Но при этом никакой "социалистической революции" в "Манифесте" нет по двум причинам. Первая, социализм и коммунизм – это изначально разные модели общества. Вторая, с 1846 г. Маркс объявил войну социалистам и уделил их порицанию 2/3 "Манифеста". Но Европейская революция 1848-1849 гг. закончилась идейным поражением коммунистов и они на 70 лет исчезли как политическое течение, пока Ленин в 1918 г. не реанимировал его, пишет Сергей Климовский для "Вектор ньюз".
Поэтому после революции Маркс стал писать как все: пролетарская или социалистическая революция. Но в душе остался коммунистом и в 1864 г. назвал "социал-демократ" плохим словом, поскольку так себя начали называть Ф. Лассаль и его сторонники (Т. 31, с. 21).
К выводу о скорой и неизбежной коммунистической революции Маркс пришел в 1848 г. из четырех посылок.
Первая - вся история жителей Европы – это история борьбы классов. В этом Маркс не был оригинален: название раздела "Пролетарии и буржуа", как и его первый абзац, он списал из "Манифеста демократии" социалиста В. Консидерана. Маркс скопировал и структуру "Манифеста" Консидерана, за что анархист В. Черкезишвили (Черкезов) потом обвинял его в плагиате. Но Маркс и не настаивал на своем авторстве идеи о классовой борьбе, и в письме к Вейдемейеру честно признался, что взял ее у историков-политиков О. Тьерри и Ф. Гизо.
Вторая посылка: в истории различные общественно-экономические формации сменяют друг друга. Эту идею Маркс взял в готовом виде у сен-симониста О. Базара, как и идею антагонизма. До Базара ее опубликовал Ш. Фурье, но формаций у него было больше.
Читайте: Извечные вопросы, терзающие Россию
Третья идея: смена формаций обязательно или необязательно может стать результатом политической революции, была популярна во Франции до Маркса. Наиболее категорично, вплоть до диктатуры пролетариата, ее высказывал коммунист О. Бланки. В "Манифесте" диктатуры пролетариата нет, Маркс начнет пользоваться этим термином только с 1853 г. после знакомства с учением Бланки.
Четвертая идея – Французская революция 1789 г. упразднила феодализм и открыла путь некоему новому способу производства, принадлежала Сен-Симону, который назвал его "индустриализмом". Остальные называли его буржуазным способом производства, пока П. Леру в 1848 г. не придумал для его обозначения слово "капитализм", но и после этого многие европейцы не были еще долго уверены, что живут при некоем капитализме. Причина сомнений – результаты индустриализации стали массово ощущаться только после 1830 г. и сначала в Англии, а не во Франции, где 40 лет назад была революция и потом еще две. В Англии "Славная революция" произошла за 160 лет до появления слова "капитализм" и этот временной разрыв делал связь ее с индустриализацией для англичан еще менее убедительной, чем для французов идеи Сен-Симона или Фурье о прямой связи их революции 1789 г. с индустриализацией. Но Марксу эти идеи Сен-Симона, Базара и Фурье нравились, и он, как и Бланки, тоже стал прогнозировать скорую коммунистическую революцию, которая обязана заметить капитализм коммунизмом подобно буржуазной Французской революцией, уничтожившей феодализм. Маркс глубже феодализма в поисках феодальных революций копаться не стал, но Энгельс это делал и попытался найти в античности рабовладельческие революции. Он уважал Маркса и верил в революцию, но хотел убедиться, что теория друга верна и между разными способами производства должны быть революции. Энгельсу это не удавалось, и при всем преклонении перед Марксом, он оставил много замечаний несоответствующих марксизму. Но это уже был зрелый Энгельс, а в 30 лет он согласился поставить автограф под "Манифестом" Маркса, который впервые был опубликован под их фамилиями в 1850 г. в газете чартистов "Красный республиканец".
Первое издание "Манифеста" в 1848 г. было анонимным.
Первая и капитальная ошибка "Манифеста" была в том, что Маркс взял схему истории Базара, – античный, феодальный и буржуазный способы производства в Европе и особый азиатский способ производства в Азии и России, и соединил ее с достаточно популярной идеей о революции как инструменте их смены в Европе. От себя Маркс как гегельянец в эту схему внес лишь историософскую мистику и фатализм. Если Бланки и большинство революционеров были волюнтаристами и видели в революциях коллективную ответную реакцию воль многих людей на несправедливость, то Маркс ввел взгляд на революции как на фатальную неизбежность истории в духе библейских пророчеств о карах небесных. Вторая ошибка – "капитализм" на поверку оказался бессодержательной абстракцией, на что указывали уже в XIX в., и с чем в XXI в. согласилась даже Рупедия. Термин Сен-Симона "индустриализм" оказалось более точным, и перерос в теорию индустриального общества. "Феодализм", при внимательном изучении, оказался столь разным в разных странах, что тоже стал абстракцией. Вдобавок, французы-историки из "ревизионистской школы" в ХХ в. доказали, что буржуазия к революции 1789 г. имеет очень отдаленное отношение. Правда, в ее "буржуазность" и раньше верили в основном только марксисты. Третьей и особенно важной ошибкой "Манифеста" был прогноз скорой революции из-за превращения всех в пролетариев и неизбежного их катастрофического обнищания. На этой идее и построен "Манифест" – восстаньте, иначе скоро умрете от нищеты. Для ее обоснования Маркс через 20 лет изложил свою теорию абсолютного и относительного обнищания пролетариата в "Капитале", который посвятил Вильгельму Вольфу, чем ее непроизвольно и опроверг. Немец-учитель и революционер Вольф оставил Марксу после смерти 700 фунтов стерлингов, чтобы тот написал "Капитал", которые скопил за 12 лет в эмиграции в Англии. Семье Маркса из 6 человек этого хватило бы на 2 года умеренной "буржуазной" жизни.
Эту ошибку прогноза Маркса с революцией первыми поняли анархисты: после издания "Манифеста" прошло 30 лет, но всеобщее обнищание не происходило, революции тоже, и в 1878 г. у них иссякло терпение. Сначала немецкие анархисты, а затем и другие перешли к стратегии террора – "горячей фазе" классовой борьбы, чтобы подтолкнуть обывателей к революции. Прекратили они эту деятельность только в 1914 г. из-за войны.
Еще через 20 лет все три ошибки "Манифеста" стали осознавать немецкие социал-демократы и началась полемика между "ревизионистом" Э. Бернштейном и "ортодоксом" К. Каутским, – оба были знакомы с "классиками", и Энгельс высоко ценил Бернштейна, но Каутского считал посредственностью. Бернштейн вскоре после смерти Энгельса (1895) отказался признавать теорию относительного и абсолютного обнищания пролетариата и принял точку зрения на социализм французских социалистов и британских лейбористов. Те рассматривали социализм как процесс совершенствования общества через демократию и рост уровня образования, что запускает другой процесс – выравнивание разницы в доходах и социальном статусе. В итоге к 1959 г. у немецких социал-демократов "линия Бернштейна" окончательно победила "линию Маркса и Каутского", чему способствовало и то, что в начале XX в. даже ортодоксы стали сомневаться, что живут при капитализме и начали полемику: как правильно назвать все это. В результате вышли книги: Гильфердинг "Финансовый капитал" (1910), Каутский "Ультраимпериализм" (1914) и "Империализм как высшая стадия капитализма" Ленина (апрель 1917 г.). Но после "года Африки" все ультраимпериализмы морально умерли, как и теория смены формаций имени Маркса.
Но Бернштейн был "ревизионистом" или "лучом света" только в царстве марксизма. Взгляд на социализм, который он предлагал, был открытием только для них, но не для лейбористов или социалистов Франции, Италии и Испании. Для тех такой взгляд был естественным и восходил к "классикам" социализма ? Консидерану, Леру, Прудону и другим. Те изначально определяли социализм как демократизацию авторитарных стран Европы, запущенную Великой Французской революцией, но прерванную реставрацией Бурбонов. Поэтому они скептично относились к идеям коммунистов Бланки и Маркса о захвате власти военным путем и огосударствлению всей собственности.
Прудон – автор фразы "Собственность – это кража" был врагом только крупной частной собственности. Схему Базара и Маркса о смене способов производства они рассматривали лишь как рабочую гипотезу, а прогноз Маркса о грозящем тотальном обнищании не воспринимали всерьез. Если для Маркса и коммунистов это обнищание было необходимым условием и стимулом к революции, то для социалистов оно было проблемой, которую следует решать сейчас, а не откладывать до эры коммунизма. Бернштейн своей "ревизией" непроизвольно вскрыл подлог, который Маркс совершал с 1864 г., исподволь наполняя слово социализм свойствами коммунизма. В СССР эту подмену смыслов продолжили и объявили оба слова синонимами, с чем не были социалисты Европы и даже часть западных марксистов. Маркс в истинности своей схемы смены формаций засомневался к 1877 г. Вероятно, в те же годы он осознал и несостоятельность идеи всеобщего обнищания как результата развития "капитализма" и причины для революции. Если анархисты продолжали во все это верить и надеялись массовыми терактами подтолкнуть обывателей к революции, то Маркс уже нашел другой способ – войну.
Эту идею ему подсказала Парижская коммуна, которая была случайным результатом франко-прусской войны и глупости республиканского правительства Франции в Бордо. Если в целом Франция смирилась с поражением и потерей Эльзаса с Лотарингией, то парижане, пережив полгода осады, требовали продолжения войны до победы. Но это не входило в планы Франции и правительства, которое начало разоружать парижан, и вместо того, чтобы объявить их героями, обязало уплатить долги по квартплате и кредитам за время осады. Париж возмутился, провел выборы, на которых победили анархисты, бланкисты-коммунисты и близкие к ним неоякобинцы, и отделился от Франции. Коммуна аннулировала все долги, (после ее расстрела это признало и правительство), и объявила войну немцам, к досаде немцев и правительства в Бордо. Но Коммуна не имела ресурсов для войны, а подвоз продовольствия в Париж блокировали уже не только немцы, но и армия правительства из пленных, спешно отпущенных немцами. Национализировать предприятия Парижа, которые на 90% состояли из мелких мастерских, производивших до войны в основном предметы роскоши, не хотели даже бланкисты. Поэтому Коммуна могла позволить себе лишь идейную войну, в которой снесла Вандомскую колонну в честь побед Наполеона – гордость части французов и расстреляла архиепископа Парижа.
Маркс из этой истории сделал правильный вывод: войны ведут к желаемому массовому обнищанию, население становится активным, у него появляется оружие, и коммунистам остается лишь всем этим воспользоваться. В случае удачи можно будет рассказывать, что это было велением законов истории и т.п.
Этот вывод Маркс и Энгельс решили проверить на русско-турецкой войне 1877-1878 гг., в которой ожидали поражения России и, готовясь к нему, установили через Германа Лопатина активные контакты с народниками. Но войну выиграла Россия, а в Турции революцию Маркс не планировал. Убийство в 1881 г. Александра II к революции тоже не привело. Маркс был эти разочарован, сломлен смертью жены и дочери, и в 1882 г. уехал лечиться в Алжир, где сбрил знаменитую бороду, и через год умер. Но Энгельс продолжал строить план революции в привязке к будущей мировой войне, в которой по его расчетам должна была победить Германия, а в ней – пролетарская революция, так как война, а до нее Бисмарк, отдали государству все стратегические отрасли производства. Возможность вступления США в войну Энгельс не учел, зато Ленин и Троцкий умело воспользовались советом Маркса: власть удобно захватить во время войны. Потом можно рассказывать о чем угодно, даже о Великой Октябрьской социалистической революции, вероятность которой в Российской империи Маркс с Энгельсом исключали, хотя и не были меньшевиками.
