Блог | Предчувствие Рассвета
Не помню, когда я перестал удивляться. Наверное, в районе двадцати. Мир для меня превратился в стандартно понятную, стандартно предсказуемую и стандартно скучную среду обитания. Пришло понимание, что ничего кардинально нового я уже не узнаю. Впереди лишь усложнение и переосмысление уже известного фактического материала. Распихивание по полочкам интеллекта вновь поступившей, но не несущей кардинально новых открытий информации. Как недавно купленные продукты, которые мы перекладываем из пакетов в холодильник. Масло — на этой полке, яйца — в лоток, пельмени — в морозилку. Всё это проделывалось сотни раз и давно превратилось в эмоционально выхолощенный автоматизм.
Конечно, я стремился к материальным достижениям, которые сопровождались всплесками собственного превосходства. Но и в этом не было ничего по-настоящему нового. К тому же, чувство собственной важности напоминает наркотик. Кайф слишком быстро проходит. Чтобы по-прежнему вштыривало, нужно постоянно повышать дозу. Познание и развитие превращается в погоню за иллюзиями. Опять тупик.
И всё же настало время, когда я начал удивляться снова.
Новые опыты приходили в путешествиях. И это не был лёгкий стук в дверь. Неведомое вламывались в моё сознание с настойчивостью ураганного ветра.
Первый всплеск необычных переживаний произошёл в Непале, в забытом богами и цивилизацией селении под названием Singate. Для эмоционально стабильного парня из большого города это было настоящим открытием.
Сейчас я понимаю, что идеально совпали несколько важных факторов. Во-первых, сама поездка. Две предыдущие недели я с утра до ночи лазил по предгорьям, восхищался пейзажами и общался с аборигенами. Моё внимание долго работало в непривычном режиме, накапливая специфическое напряжение.
В Чарикоте, перед отъездом в Singate, я сильно повздорил с Вадимом, моим единственным спутником в путешествии. Перспектива остаться в непальской глуши одному оказалась вполне реальной. "Будь что будет", решил я тогда. Это принятие любого, даже самого нежелательного варианта развития событий, вбило клин между мной и тотальным контролем, за который я цеплялся всю предыдущую жизнь.
Вообще, я заметил, что большинство состояний необычной реальности наяву случались со мной после эмоциональных потрясений. Часто это были ссоры, возникавшие словно ниоткуда, на ровном месте. Флуктуации психоэнергетических полей, не более того. Эти нервные срывы помогают нам раскрываться, помещают в точку неопределённости. Затем нужен лишь толчок для перемещения в непривычную систему координат.
Таким толчком для меня стало погружение в необычное социальное пространство. Там где я оказался, никто не знал даже английского. С Вадимом мы почти не пересекались, а редко встречавшиеся местные жители долго провожали меня любопытными взглядами. В окрестностях Singate не было ни привычного шума двигателей, ни дорог. Лишь тропы. Бесконечные тропы, набитые тысячами пар ног за сотни лет сонной, размеренной жизни.
И горы. Никогда не думал, что присутствие вечно белых гигантов может провоцировать такие сильные, почти экстатические переживания. Их близость наполнила моё тело каким-то странным электричеством, а вынужденное молчание сковырнуло уже расшатанную в горлышке пробку…
Не буду пересказывать сам опыт. Такими вещами не хочется размахивать на каждом шагу. Скорее, бережно прикасаться, и то в случаях крайней необходимости. Да и слова здесь помогут не больше, чем чёрно-белая фотография, иллюстрирующая "Кувшинки" Моне .
Это был первый, жёсткий и яркий толчок. Моё стерильно вылизанное, замкнутое на себе описание мира дало неожиданную трещину. Я приехал в Непал белым сагибом, всё знающим, оценивающим и брюзжащим. А уезжал в тишине. Что-то надломили во мне эти горы.
Конечно, разум быстро восстановил контроль. Не замечать, вычеркнуть из памяти, забыться в ежедневных делах… И всё же пространство вокруг меня начало стремительно меняться.
Делать вид, что ничего не происходит, уже не получалось. Я понимал, что для прихода нового нужно расстаться со старыми привычками и взглядами, пересмотреть ценности и обязательства. Сами собой отсыхали и разрывались старые, не несущие развития, связи. Я ловил себя на мысли, что готов ко всему. Ко всему, кроме единственного. Потери любимой. То есть жены. Об этом я не хотел даже думать.
Не менее сильное потрясение ждало меня через несколько лет, по другую сторону Большого Гималайского хребта.
Тибет — странное место. Там ни с того, ни с сего накатывают сильные эмоции, от вселенской любви со слезами на глазах, до намного менее приятных. И так же быстро исчезают. Особенно у женщин. На этот раз я был с Ольгой и с удивлением наблюдал за этими не спровоцированными перепадами. Сейчас я знаю, как сильно энергопотоки разных мест влияют на восприятие окружающей реальности. В Тибете такие "пятна" встречаются регулярно и действуют особенно сильно. Об одном из них я и хочу вам рассказать.
Всё началось с поломки в потрясающе красивом месте. Мы вылезли из машины, а Тауа, наш водитель, под неё полез.
Здесь я первый (и последний) раз в Тибете созерцал белоснежные песчаные дюны. На фоне озера цвета медного купороса они выглядели ошеломляюще. Сразу за озером возвышались красно-бурые горы, а над ними — пронзительно голубое, с редкими белыми облаками, небо. Я никак не мог привыкнуть к низкому тибетскому небу. Казалось, стоит пробежать каких-нибудь метров сто, и можно будет, подпрыгнув, достать до него рукой.
С Ольгой происходило что-то неладное. На мою очередную малозначительную фразу она ответила грубо, почти агрессивно. Я едва не выронил фотоаппарат: это было совершенно на неё не похоже. К моему удивлению, я взвился сам. В общем, в машину мы садились в большом напряжении.
Через какой-то час мы подъехали к месту очередной ночёвки. Это был громадный, выстроенный буквой П одноэтажный барак на несколько десятков убогих комнат. Окна и двери выходили на просторный внутренний двор со старым высохшим колодцем. Заняли одну из свободных комнат, перенесли вещи…
И тут для меня разверзлась пропасть.
Недавняя ссора, долгие, утомительные переезды, голод, нехватка кислорода и чёрт знает что ещё сконцентрировалось в единой точке. А потом эта точка взорвалась.
Я ясно осознавал своё состояние, но ничего не мог сделать. Слёзы катились из моих глаз. И без того низкий потолок, казалось, вот-вот обрушится на мою голову. Наверное, было бы лучше, если б это действительно произошло. Ибо груз свалившегося на меня знания был куда тяжелее.
В том ужасном бараке, жадно хватая лёгкими разреженный воздух, я без тени сомнения знал, что расстанусь с Ольгой. И это знание наполняло меня невыносимой болью. Худшее, что могло произойти, что я не решался даже представить, трагической неизбежностью стояло перед моими глазами. Я смотрел в лицо обречённости, которую был не в силах предотвратить.
С состоянием, когда уходит страх что-либо потерять, я познакомился позже. А сейчас Ольга сидела на соседней кровати и, держа меня за руку, с ужасом слушала мой апокалиптический бред. Она понимала и проживала каждое моё слово. Мы оба остро чувствовали ценность нашей связи, но где-то в глубине души понимали, что рано или поздно заплатим эту невозможную цену.
Ночь была ужасной. Какое-то движение, беспокойство вокруг. Проснувшись, я понял, что это был не сон. В ещё тёмном дворе стояли десятки неизвестно откуда взявшихся белых лэндкрузеров. К разрежённому воздуху добавился жуткий смог: все они прогревали свои дизельные турбины. Я понял, что попал в ад.
В дверь стучал Тауа. Внезапное нашествие индийских паломников изменило наши вчерашние планы. Он сказал, что если мы не обгоним эту толпу, то следующую ночь проведём под звёздным тибетским небом.
Через пять минут мы снова неслись по каменистой пустыне. Я всматривался в посветлевший ландшафт и не мог поверить в реальность своих вчерашних переживаний. Их как-бы и не было вовсе. Так, смутная тень на чистой поверхности памяти. Приступы удушья тоже прекратились. Это казалось странным: мы по-прежнему набирали высоту.
Гора Кайлас и озеро Манасарова настолько уникальны, что заслуживают отдельного описания. Как и резиденция Гуги, которую не смогли разрушить (хоть и очень пытались) ни короли Ладакха, ни орды хунвэйбинов, ни время. Я б сказал, что в этой части Земли иначе течёт время. Кого-то оно уносит прямо в Шамбалу. А кого-то, не предрасположенного к мистике, просто меняет.
Возвращались мы той же дорогой. Тот же барак, та же ужасная, пропитанная тяжестью комната. И вновь то же невыносимое знание. Точь-в-точь, как две капли воды. Только усталость стала ещё сильнее, а голод ощущался почти постоянно.
Я заставил себя взять фотоаппарат и вышел во двор. Но так и не сделал ни одного кадра. Опершись спиной о бортик большого квадратного колодца, я смотрел на расцвеченные заходящим солнцем холмы. Теперь я знал, что состояние трагической неизбежности связано с местом, и его надо просто прожить.
Понимание не принесло облегчения. Сквозь пелену сопротивления и протеста просачивалось осознание того, что мои желания ничего не значат в этом поразительном, загадочном мире. Что придётся сдаться полностью. Без остатка. И чем сильнее я буду цепляться, тем труднее буду терять.
Кто-то окликнул меня по имени. Это была Майя, высокая швейцарка, с которой мы уже много дней тряслись в одной машине. Каким-то чудом она нашла в этой глуши несколько зелёных помидоров и протягивала один из них мне.
Её улыбка напомнила мне, что после самой тёмной ночи всегда приходит рассвет.
