Путин – женщина
Как бы ни был уверен в себе авторитарный правитель, ему нужна поддержка предшественников и образов авторитетного прошлого. Сталин представал перед современниками в виде Иоанна Грозного и Александра Невского. Путин, случайно или нет, довольствуется женскими образами.
В сериале "Великая" Путин, как хребет на рентгене, просвечивает и сквозь Елизавету Петровну, и сквозь Екатерину Алексеевну. То есть пока речь идет о женских проблемах, ревности, беременности, поклонниках – героини вполне себе бабы, но как только с языка слетает Россия, через них, как будто они медиум, начинает говорить Путин "эпохи воссоединения Крыма".
Любит он Россию и заботится о ней, как о жене (нет, о жене он своеобразно заботится), матери, что ли, сестре, дочери? Но в том-то и дело, что в путинских мечтах, посещающих и Елизавету, и Екатерину – Россия, это какой-то симбиоз неразумного дитя-вундеркинда, выбирающегося из объятий плохих учителей, и тетеньки-матроны с не женскими, но путинскими мечтами о величии и гордости: мы еще покажем русофобу Обаме-Петру Федоровичу, почем раки на базаре.
Та легкость, с которой режиссер вписывает Путина в образы русских цариц, говорит о понимании им, что Путин хоть тушкой, хоть чучелом, но очень хочет на трон любви, пусть вместе с биде и гибким шлангом(привет Варламов), но трон. Хотя престол с душем – это не вполне авторитаризм, это – даже не просвещенный авторитаризм, а такой – нерешительный. И хочется, и колется, и тетя Меркель не велит.
Читайте: Убийством Немцова хотели закрыть проект "Кадырова"
Не велит, правда, не только Меркель и Европа, но и Россия тоже: лукавое, склонное к самообману крымнашистское большинство хочет, чтобы Путин был вождем. Вот он Крым взял (вот основал лицей – нет, это не он), но не как царь, а как нацлидер, как один из нас, то есть мы Крым и взяли, и все мы – герои. Царь, монарх – другая легитимация, не из ленинградской коммуналки, а с небес; у вождя власть, может быть, даже больше, но это власть иного происхождения. Поэтому вожди поневоле прикидываются демократами и говорят от имени как бы народа. Мобилизация проще.
Отчасти по этой причине путинский абсолютизм такой нерешительный: по факту он, конечно, абсолютизм, в реальности – шайка питерских, а для клакеров и галерки – нацлидер, постоянно советующийся с народом изанимающий у него мудрость.
То же самое касательно национальной идеи: понятно, что Русский мир – это синоним русского империализма и нацизма light (потому что российский империализм не знает другой формы, кроме как русского великодержавия). Но опять – по причине ряда свидетелей (потенциальных поклонников), перед которыми неловко быть русским нацистом – нацизм получается гибридный.
Что это значит? Это значит, что о Русском мире как нацизме говорят (и действуют в его духе) другие, а сам царь русского мира говорит о нем, как утка об утятах: идите ко мне, бандерлоги. Вы – русские, ребята? – тогда мы идем к вам.
Читайте: Появился шанс "разменять Путина"
Но гибридность заключается в том, что русский мир очень неоднородно отвечает на кряканье селезня-приманки: самые главные патриоты – те, кому остро нужны деньги. Крым и Донбасс только притворялись и притворяются русским миром и делали (делают) вид, что грозный хохол ползет со своим отравленным кинжалом вдоль берега горной речки, а заботливый Путин лишь в последний момент хватает коварную руку.
На самом деле думали эти артисты поневоле совсем о другом: о пенсиях как в России, и о ценах, как в Украине. Чтобы матушка-Россия их пожалела. На этом и купили наивных. А когда оказалось, что матушке только цацки нужны, что цены будут как в России, а от Украины ни воды, ни электричества, ни пенсий –поздняк метаться; поняли они, что купили задешево не просто русский мир, а гибридный такой мирок с зеркалом заднего вида, в которое периодически смотрится матушка-Путин и в котором врать надо в сто раз больше, а получать в десять раз меньше. И разве это нацизм? Возможно. Но уж очень гибридный.
А все потому, что Путин для своих может развернуть меха баяна и сбацать барыню. Да и сам, как Наташа Ростова, вроде готов отправиться в пляс. Но он все равно постоянно имеет в виду, что его – как ему мечтается – вернут рано или поздно в восьмерку крутых мужиков, и он сядет среди них не как на танцах в деревенской школе, в уголке, а как первый среди равных невест на выданье. И здесь о нацизме надо забыть, как о юношеском онанизме: Крым и Донбасс – это такая опера "Жизнь за царя (царицу?)" в реальных декорациях пыльной украинской степи. Многие думали, что они – солисты, а они лишь – статисты, изображающие гибридный патриотизм для гибридного царя всех гордых собой великороссов. И только для того, чтобы он сел на пару мест выше в пищевой цепочке. То есть на ярмарке невест.
