Блог | Уйти достойно
Так получилось, что примером того, как надо жить, вести себя среди людей, относиться к делу, которому служишь, и которое тебя кормит, для меня стала жизнь моей мамы. А пример, как следует достойно умирать, мне преподал отец.
Сегодня их давно нет. Совместная жизнь у них не заладилась, и с четырехлетнего возраста меня воспитывала мама. В 1949 отец уехал в любимый город своего детства Одессу, где создал новую семью и прожил до конца своих дней.
Надо сказать, отношения у меня с ним были непростые. Теперь я понимаю, что виной тому - моя предвзятость. Я жалел маму, с ее несложившейся судьбой, да и, по молодости лет, не понимал, что в жизни взрослых людей бывают разные повороты, и судить их – весьма неблагодарное дело.
Отец женился в Одессе на достойной женщине, заведующей 6-ой поликлиникой на Пересыпи. У них родилась дочь Люба, моя сводная сестра, и оба они тихо ушли в начале 90-ых.
Писать о маме я здесь не стану. Ее жизнь достаточно полно описана в моей книге, которая существует пока исключительно в электронном варианте. Мамины жизненные правила давно стали моими. Их я старался в полном объеме передать своей дочери и на протяжении десятков лет работы в школе добросовестно передавал своим ученикам. Думаю, они за это на меня не в обиде, а их родители, скорее всего, только благодарны.
Вот некоторые из них.
"Поступай по совести, даже если при этом что-то материально теряешь. Не последний кусок хлеба доедаем…"
"Не проходи мимо нищего. Дай, что можешь. Оставь мысли, на что он потратит твои деньги: на хлеб или водку. Это его дело. А твое – подать ему, унизившемуся. И поблагодарить Бога, что это не ты на его месте".
"Не дели людей на умных и дураков. Лучше учись отличать добрых от злых, честных от бесчестных, хороших от плохих. Чтобы с первыми – иметь дело, а вторых, по возможности, избегать".
"Уходи, откуда тебя гонят, и иди, куда тебя зовут. Будь со своими и на своем месте".
"Имей хорошую память на добрые и дурные дела. Не отвечай на удар – тройным ударом, как тебя учили армейские инструктора".
"Помни, что любовь близких людей – дорога в один конец, сверху вниз, и никак иначе. Мы любим своих детей, но не должны того же ожидать от них. Это чувство они передадут своим детям, а те – своим. Так что долг наш – быть хорошими ретрансля-торами: передавать все тепло, полученное сверху, по вертикали - вниз. Так устроен мир".
А еще она, агроном, давала мне, учителю, неплохие профессиональные советы:
"Никогда не забывай, что когда ты ставишь оценку ученику - весь класс ставит оценку тебе. Твоей справедливости, объективности и профессионализму".
Когда в 1964 году я приехал в Одессу и поступил в холодильный институт, из которого спустя полтора года был с треском изгнан, то какое-то время я жил у отца и имел возможность наблюдать его в семейной жизни. Он был хорошим мужем и отцом, и это, тем более, меня не радовало. Все, что он делал, я воспринимал заведомо критически. Помню, как на Любином дне рождения кто-то из гостей стал рассказывать анекдот. Кажется, что-то о Хрущеве. И свое удивление, когда отец, не терпящим возражений тоном, холодно перебил рассказчика:
- В этом доме не говорят политических анекдотов. Их оставляют в передней вместе с калошами!
Мне показалось бестактной эта реплика, и я даже за отца немного устыдился. Должно было пройти время, чтобы я понял, что в доме, где не рассказывают анекдоты, их, естественно, не слушают, а раз так, то и не доносят. И вообще, лучше один раз твердо отказаться участвовать в ненужной и опасной игре, чем потом всю жизнь расхлебывать ее последствия. Он был человеком своего времени. Запуганным, но порядочным.
С первых дней Великой Отечественной папа ушел на фронт. Вернулся домой с тремя боевыми орденами и полутора десятками медалей. Особо уважал свою "За отвагу". О войне рассказывать не любил, когда я начинал расспрашивать, советовал поговорить с дядей Севой, своим свояком, маленьким тщедушным евреем-рентгенологом. Считал, что тот - с тремя "Отвагами" - хлебнул сполна в десантных войсках. Когда я смотрел на дядю Севу, всегда недоумевал: откуда в таком хилом теле – такой отважный дух? Вот как евреи во время войны отсиживались в солнечном Ташкенте…
Не знаю, насколько папин пример ухода из жизни достоин подражания, но все же что-то в нем есть. По крайней мере, его последний поступок не расходится с теми ценностями, которые он всегда исповедовал.
Осенью 1990 года они с Любой ездили в Москву. Люба по своим делам, а отец решил ее сопровождать, а заодно повидаться с фронтовыми товарищами: в Подмосковье жил его самый лучший друг-однополчанин. Домой возвращались поездом. Приехали в Одессу. Прошли с вещами на привокзальную троллейбусную остановку и стали невольными свидетелями шумной разборки двух молодых людей. В воздухе стоял густой, хоть топор вешай, мат; ждущие транспорта люди, а их было человек 15, и среди них несколько мужчин, усиленно отворачивали головы, увлеченно рассматривая вокруг что-то их вдруг сильно заинтересовавшее, а мой папа стоял с дочерью и двумя чемоданами, в нарядной морской форме, щедро украшенной колодками боевых наград, и такое, наверное, у него творилось в груди, так ему видно было стыдно перед Любой за этих подонков, что он не выдержал, подошел к этим парням, а они стали как раз уже хватать друг друга за грудки, сделал им замечание и попытался их разборонить. Где там! Они не обратили на него внимания, один просто оттолкнул восьмидесятилетнего старика, и папа упал. Тут подошел троллейбус, и все с облегчением рванулись на посадку. Через минуту на остановке уже никого не было. Лишь Люба пыталась помочь отцу подняться, но было поздно. Он был мертв. Виновников не нашли. Никого не наказали, да и, кажется, не искали. Так себе, легкое уличное происшествие.
Не знаю и сейчас, как относиться к папиному поступку. Наверное, я не пошел в него: сегодня мне было бы просто наплевать на любых хулиганов, не задевающих лично меня или моих близких, но я отдаю себе отчет в том, насколько выше было то, навеки ушедшее поколение.
