Блог | Взгляд современника: как и почему Маркс стал коммунистом
Причины, по которым Маркс из антикоммуниста стал коммунистом, можно разделить на случайные – личностные или "субъективные" и "объективные". Это деление условно, так как ко вторым относятся исторические реалии, но в понимании их Марксом, поэтому объективное будет также и субъективным, пишет Сергей Климовский для "Вектор ньюз".
К объективным причинам можно отнести: индустриализацию и коллективизацию в промышленности Европы и популярность с конца 1830-ых во Франции коммунисты всех направлений. Ее слабым отражением была популярность христианского коммунизма Вейтлинга среди немцев. По свидетельству Энгельса, в 1843 г. только английские коммунисты были в основном атеистами, а французские и немецкие – людьми верующими, и многие аргументы брали из христианства. Сравнение: коммунисты избавят мир от рабства Нового времени, подобно христианам, избавившим от него Римскую империю, было обычным в их пропаганде.
Энгельс всю жизнь любил указывать на сходство первых христиан с коммунистами, и был в том не одинок. Поэтому коммунизм 1840-ых тоже часто называли религией рабов и всех угнетенных, как и христианство с исламом в момент их появления. Для большевиков через 80 лет атеизм был лишь средством борьбы с церковью как конкурентом и данью атеизму Великой Французской революции, которой они подражали, невзирая, на всю ее "буржуазность". Социальный проект христиан идентичен проекту коммунистов, и они отличаются лишь декорациями идеологии уставов этих двух монастырей. Это одна из причин, по которой после роспуска СССР безбожники из компартий стали обниматься с попами из РПЦ. Суть коммунизма – это экономика централизованного распределения, восходящая к патриархальной семье первобытности, где папа решает все. Но такая система не может успешно функционировать без беспрекословного подчинения "папе" всех членов семьи. Поэтому ее политической надстройкой неизбежно становятся монархия и авторитаризм. Если сыновья от главной жены "папу" не особо слушаются, то получается олигархия, как например, при Кучме. Если свои "пять копеек" вставляют сыновья наложниц, то уже ближе к демократии, а если "папе" и всем начинают давать указания малолетние внуки, то наступает анархия, да простят меня анархисты.
Читайте: Почему Карл Маркс советовал расстреливать коммунистов из пушек
Но на "кухне" экономики распределения, несмотря на строгие указы "папы", всегда есть своя политэкономия перераспределения мяса и его субпродуктов вокруг главной жены, любимой наложницы и других почетных членов семьи. Поэтому в СССР бытовало слово "достать" в дополнение к "положенному по уставу", так как "положенное" не доходило до всех в положенном объеме и качестве. Поэтому и коммунизм в отдельно взятом Донецке сопровождают обычные для нее крики "Гуманитарку делят не так". В итоге коммунизм СССР отличался от экономики какой-нибудь типичной азиатской деспотии, или азиатского способа производства, как это назвал Маркс, всего лишь двумя аспектами. Первый, в СССР распределение предельно идеологизировали, в отличие от прежних версий азиатского способа производства. Знака почета "Ударник исламского труда" не было ни в халифате, ни в Османской империи, как и премий за него, а инакомыслящие – иудеи с христианами могли свободно заниматься хозяйственной деятельностью, в отличие от СССР. На них часто даже возлагали сбор налогов, чтобы не подрывать чистоту имиджа коммунизма по-исламски. Второй, в СССР стремились распределять абсолютно все, даже "духовные блага", – до чего в Персии или Китае не дошли, хотя попытки ввести полный коммунизм были и там, как до Маркса, так и при его жизни.
Но все проекты полного коммунизма в средневековой Европе и Азии были обречены на фиаско, которое случалось раньше или позже, пока в экономике преобладали самозанятые фермеры, ремесленники и торговцы, которых Маркс презрительно и ненаучно называл мелкой буржуазией. Их труд не требовал коллективизации и сопутствующей ей бюрократии, поэтому полного коммунизма никак не удавалось достичь. Как только очередные коммунисты начинали сгонять всех на коллективную пахоту и увеличивать налоги, чтобы больше собрать в общий котел и потом распределять из него, то экономика валилась, и никакие проповеди умеренного потребления и осуждения роскоши не могли остановить изгнание коммунистов. Единственным исключением, подтверждающим правило, было государство иезуитов в Парагвае в 1610-1768 гг.
Но ситуация кардинально изменилась с началом индустриализации и сопутствующей ей коллективизации труда в Европе. Когда выяснилось, что можно всех загнать на заводы и в колхозы, то очень удобно будет все отбирать и распределять. Поэтому большевики и страдали гигантоманией, так как несколько больших заводов и колхозов легче держать под контролем, чем десятки маленьких.
Растущая индустриализация в XIX в. создавала шикарные перспективы для реанимации любых средневековых коммунистических проектов. Это осознал Маркс. Оставалось лишь дождаться, когда буржуазия все индустриализирует, затем все заводы отобрать и дальше пролетариат будет честно все продукты распределять. Из этого расчета и без Маркса возник культ пролетариата, и для его обозначения появилось новое слово "пролетаризм". В 1842 г. Жан-Батист Ричард Радонвильер поместил его в "Словаре новых слов во французском языке" рядом с социализмом, капитализмом, анархизмом и т.д. В итоге пролетаризм стал составной частью идеологии СССР и Третьего Рейха.
Перспективность пролетаризма в 1842 г. оценил и Лоренц фон Штейн, и отразил ее в теории "социальной монархи", позже известной как теория "социального государства всеобщего благосостояния". Маркс многое заимствовал у Штейна, ставшего "отцом" австромарксизма и реформ в Японии до 1945 г. Маркс понял: кто хочет заниматься политикой должен учитывать и использовать пролетаризм. Что и сделал в "Манифесте компартии", 60% текста которого отвел ругани конкурентов, назвав их феодальными, религиозными и т.д. социалистами.
Отчасти Маркс был прав: полным коммунистом – противником любой частной собственности был именно он, а социалисты, включая Прудона, как фактического "отца" анархизма, были противниками только крупной частной собственности. Отчасти, так как социалисты, это слово Маркс в "Манифесте" использовал как бранное, не увлекались пролетаризмом, не верили в доброе государство коммунистов, которое будет справедливо и эффективно все распределять, и разделяли 200 лет недоверия либералов к государству. Для них социализм и демократия были синонимами, а коммунизм – худшей формой монархии.
Слово "социализм" придумал Пьер Леру (1797-1871). В 1834 г. он издал книгу "Индивидуализм и социализм" и назвал социализмом модель коммунистов, но у Леру она вызывала не восхищение, а ужас. Леру описывал социализм как тиранию бюрократии, где "индивид становится лишь винтиком: его жизнь четко регламентирована, у него есть официальная идеология, которой он должен верить, а за порогом его поджидает инквизиция. Человек перестает быть свободным и стихийным существом, теперь он лишь инструмент, который подчиняется − помимо своей воли или же, напротив, будучи увлечен происходящим, и механически реагирует на общественные события, подобно тени, которая повторяет движения тела".
За это Леру в Европе потом назвали первым провидцем и критиком тоталитаризма СССР, но в Российской империи, где правительство царя Александра II начало пиарить Маркса, его книги не переводили и не издавали. Леру даже не попал в энциклопедию "Брокгауза и Ефрона", несмотря на установленный ему в 1903 г. памятник во Франции, и то, что он автор слов капитализм и социализм. В СССР книги Леру тоже не издавали, – азиатский способ производства в них был слишком узнаваем. Своему социализму Леру противопоставлял индивидуализм - строй, близкий к модели Прудона, которую в ХХ в. будут называть анархо-рыночной или анархо-капитализмом. Но в 1836 г. французский общественный деятель Луи Рейбо (1799-1879) опубликовал в парижском журнале "Обозрение двух миров" (издается и сейчас) серию статей о Сен-Симоне, Фурье, Кабе и других социальных реформаторах, которых, и себя тоже, назвал социалистами. Так как журнал ставил целью обеспечить обмен информацией между Европой и Америкой, откуда и его название, и с 1831 г. набирал огромную популярность, то слово "социализм" стали употреблять в версии Рейбо. Леру с этим смирился, и стал теперь называть им индивидуализм, но любил подчеркнуть: слово социализм придумал он.
Когда в октябре 1843 г. Маркс с женой приехал в Париж, он был социалистом и советовал расстреливать коммунистов из пушек вместе с их догматической абстракцией. Маркс еще не осознал всех блестящих перспектив пролетаризма и коммунизма, как и их утопизма и дефектов, – это он, и в большей мере Энгельс, начнут понимать только с 1880-ых годов. Но пока он наслаждался свободным Парижем, где с социалистом Арнольдом Руге (1802-1880), отсидевшим 6 лет за членство в организации республиканцев "Союз молодых", он взялся издавать "Немецко-французского ежегодника" как рупор немецкой оппозиции. Но оба не знали: деньги на это дает прусская полиция, чтобы выявить талантливых оппозиционеров за границей. После выхода в феврале 1844 г. первого и единственного номера "Ежегодника" в Берлине сочли операцию законченной, закрыли финансирование, и полиция получала указание арестовать Руге, поэта Гейне, Маркса и Бернайса, как только они въедут в Германию, о чем тем стало известно.
Руге со своим большим семейством к передрягам привык, а Маркс запаниковал и стал требовать у него зарплату за прошлые месяцы, подчеркивая, что готовится стать отцом. "Ежегодник" продавался плохо – французов он не заинтересовал, из иностранцев на него подписался только Бакунин, легальный ввоз тиража в Германию был закрыт, а наладить контрабанду Маркс с Энгельсом, который тоже напечатал в нем статьи, не умели или не хотели. В этой ситуации Руге по-социалистически предложил Марксу взять часть тиража и самому продать свои гениальные статьи. Маркс по-коммунистически "забыл", что он соредактор, и требовал от "эксплуататора" Руге денег. Ситуацию разрядили буржуи из Кельна – бывшие владельцы "Рейнской газеты" прислали Марксу солидную сумму в память о прошлом сотрудничестве. Но Маркс навсегда поругался с Руге, и при любой возможности старался его оскорбить. Так возник первый личный повод для антипатии у Маркса к социалистам.
После этого безработный Маркс отправил жену с дочерью к теще в Трир, стал много читать и ходить на все политические собрания, где познакомился с Леру, Луи Бланом, Прудоном, Бакуниным и другими социалистами, с коммунистами Вейтлинга, и разыскал своего земляка Карла Грюна, которого называют вторым Марксом, но демократическим. В это время в Париже появился Энгельс, который в Лондоне познакомился с Карлом Шаппером и через него сотрудничал с революционными немецкими и французскими коммунистами-бланкистами. Маркс встретился с ним, и предложил написать новую и пролетарскую политэкономию для коммунистов, при условии, что те оплатят эту работу. Энгельс согласился, и должен был проходить как ее соавтор, – за отправную точку бралась его статья "Наброски к критике политической экономии" в "Ежегоднике". Так началась дружба и гранты Энгельса Марксу, который в благодарность повторял название его статьи. Первую свою книгу по политэкономии Маркс назвал "К критике политической экономии" (1859), вторую в 1867 г. – "Капитал. Критика политической экономии".
Так Маркс в силу житейских обстоятельств стал дрейфовать от социалистов к более популярным тогда коммунистам, что ускорилось ссорой в 1846 г. с Грюном и Прудоном, который в 1846 г. издал ту самую политэкономию, которую Маркс пообещал Энгельсу. Маркс не мог простить это социалисту Прудону, и стал называть себя коммунистом.
