Блог | Раздражение и безмятежность
Мы часто ловим себя на повторяющихся поведенческих стереотипах. Они напоминают набившие оскомину тропинки, по которым надоедливая запрограммированность гоняет нас снова и снова. Единственный способ вернуть себе спонтанность и лёгкость — осознавать эти программы. Проживать и осознавать. Изучение этих шаблонов есть первый, но увлекательный шаг к свободе выбора своих реакций. А значит, и собственной судьбы.
Мне нравится конец лета. Солнце уже не палит так безжалостно, да и впитавшее загар тело относится к нему более-менее терпимо. Именно это время мы выбрали для сплава по Днепру. Собрали байдарку на пляже в Вышгороде, загрузили её нужными и не очень вещами и оттолкнулись от берега… Маршрут был очевиден: вниз по течению, на юг. Длительность похода решили не планировать. Неделя — так неделя, месяц — так месяц. Мои самые робкие желания стремились к Чёрному морю. Но я знал силу своих стоп-сигналов и не обольщался такой отчаянной перспективой.
Нельзя сказать, что с реки Киев выглядел для меня как-то непривычно. Те же Оболонь, Подол или Лавра. Впечатлило прохождение под мостами. Я тысячи раз пересекал их в метро и автомобиле, и вот теперь вагоны мчались где-то сверху. Знакомый звук приближающегося поезда, но передо мной не перрон с пассажирами, а зеркальная речная гладь. Громыхающие и чадящие мосты производили впечатление адских ворот, под которыми хотелось пройти как можно быстрее. Чтобы ощутить весь этот Мордор, нужно оказаться не на, а под ними.
Почти весь первый день был посвящён гребле. Во избежание ночёвки на людном пляже, мы старались пересечь столицу как можно быстрее и отойти от неё как можно дальше. И нам это удалось. В конце дня солнце наградило нас самым розовым в моей жизни закатом.
Читайте: Остановка внутреннего диалога
В таких походах самым трудным, физически и психологически, обычно является не первый, а второй день путешествия. Тело вдруг понимает, что его жутко подставили под град не особо приятных занятий: сон в палатке, монотонная гребля и палящее солнце. Поодиночке эти досадные мелочи почти не замечаются, но свалившись в кучу, начинают раздражать.
Отрезок от Киева до Украинки вообще не самое приятное место для такой крохи, как байдарка. Яхты и моторные лодки поднимают волну, встречать которую, во избежание оверкиля, нужно носом. Этот участок Днепра — как выезд из города. Многоэтажки уже позади, но движение по-прежнему городское. О том, чтобы расслабиться и с удовольствием рулить (простите, грести), не было и речи.
"Что я здесь делаю?!" задавал я себе один и тот же вопрос, с усилием толкая веслом сопротивляющуюся воду. "На фиг мне вообще всё это надо!" В центре тела раскручивалась знакомая энергия раздражения. Я хорошо знал эту просыпающуюся змею, но не мешал ей расти. Придавить раздражение усилием воли не составляло большого труда, но ситуация была уникальной. Этот зверь не часто встречался на моём пути, и мне не хотелось его спугнуть.
Несколько предвечерних часов — лучшее время для летнего отдыха на воде. Раздражение спало вместе с жарой, и я окунулся в созерцание берегов в мягком закатном свете. Но чем ближе вечер, тем настойчивее мысль о стоянке. "Здесь?" "Нет, давай дальше". И так оттягиваешь, оттягиваешь… Но есть час "Ч", до которого нужно поставить палатку, поесть и даже почистить зубы. Это вылет комаров в преддверии сумерек. Стоит замешкаться, и чистка зубов превратится в дикий танец с маханием руками и шлепками по телу.
Читайте: Фиолетовые сны
В ту ночь нас приютил маленький песчаный остров, обильно поросший осокой по краям и чистым пространством в середине. Растянув на ещё свежей простыни уставшее от гребли тело, я чувствовал, как земля впитывает избыток набранного на открытом солнце жара. Громкое кваканье одинокой лягушки переплеталось с таким же близким кряканьем. Внимание уплывало в беспокойный сон…
Летом, уже в десять утра, в палатке становится жарко, как в сауне. И чем дольше спишь, тем больше раскисаешь. Вылазишь, обливаясь потом, и до плохо соображающей головы вдруг доходит, что, вместо дзен-чаепития в приятной домашней прохладе, нужно собирать и грузить в байдарку многочисленные вещи под беспощадно палящим солнцем. И грести, грести, грести… В общем, утро третьего дня было не самым добрым.
Взяв в руки весло, я снова ощутил знакомое раздражение. Возможно, даже улыбнулся. Слегка, уголками губ. Охота продолжалась.
Во время выслеживания собственной реактивности приходится идти по узкой тропинке между двумя крайностями. С одной стороны, эмоция не должна захлёстывать вас полностью. Обычно происходит именно это. Привычный автоматизм, ничего не поделаешь. Внимание в таком случае схлопывается, осознанность стремиться к нулю. Дичь осмелела настолько, что проглотила охотника с потрохами. По крайней мере, до следующего раза.
С другой стороны, эмоцию нельзя подавлять. И даже рассматривать её слишком пристально тоже не стоит. Дичь испугается и сбежит обратно, в сумрачные лабиринты подсознания.
Наилучший вариант — смотреть на неё "краем глаза". Регистрировать присутствие, но активно не вмешиваться. Это тонкий баланс. Охотник ищет его, взращивая идеальную смесь четырех особенных качеств. Это безжалостность, ловкость, терпение и мягкость. Именно так — безжалостно, ловко, терпеливо и мягко — он поступает со своим внутренним миром. Безжалостность не имеет ничего общего с жестокостью, а свидетельствует об отсутствии жалости. Охотник осознаёт и исключает острые симптомы потакания себе. Ловкость — это искусность. Выслеживание собственных слабостей — искусство, подразумевающее и безграничное творчество, и высокую манёвренность, и чрезвычайную лёгкость. Терпение — ну, с ним всё ясно. Мягкость — противоположность жёсткости. Я знал парня с большим дефицитом мягкости. Между периодами железной самодисциплины он основательно прикладывался к бутылке.
Эти качества ещё называют четырьмя настроениями сталкинга.
Мы подходили к Украинке. Я понимал, что этот город — ближайшая возможность соскочить с этого ужасного сплава. На одном из его пляжей можно комфортно собрать байдарку. А главное, вдоль набережной проходит трасса, по которой… В общем, я уже представлял себя вечером в тёплой ванной с вспотевшим фужером апельсинового сока. Компьютер, ортопедический матрац и никаких комаров. Ммммм…
Подруга чувствовала моё пораженческое настроение. Она хотела продолжать сплав, но не провоцировала конфликт и, вообще, вела себя мудрее парня, который грёб на носу байдарки. Она чувствовала, что я не с ней. И даже не с самим собой.
Из-за поворота показались многоэтажки. Раздражение сменилось радостью, но была она какой-то…горькой. Странное напряжение сковало моё тело. В спине и плечевом поясе ощущался неестественный зуд. Что-то было не так.
Город приближался, решение нужно было принимать немедленно. Спутница настаивала на продолжении путешествия. Её доводы были логичными. Ниже Украинки начинались дикие, живописные просторы. Ради них мы и выбрались в это плавание. Сдаться сейчас было бы малодушным решением.
Я чувствовал, что почти ною. Внимание сузилось до единственного простого желания: немедленно прекратить. Прекратить эту невыносимую жару, эту изнурительную, монотонную греблю. Это разрывавшее на куски напряжение. Я готов был рычать и топать ногами прямо в байдарке.
Вдруг что-то во мне остановилось.
В гигантском помещении советского универмага стоял маленький мальчик. Кругом были пальто: серые, тяжёлые и очень жаркие. Он перемерял больше десятка, но мама никак не могла решить, какое из них ему больше подходит. Каждая новая примерка была пыткой. Он обливался потом и уже ненавидел все эти вещи. Сковывающая движения грубая ткань и удушающая жара казались невыносимыми. Хотелось сорвать их с себя, убежать, закатить истерику… Но вместо этого — только безмолвное, подавленное раздражение. Скомканный в теле гнев. Почти ярость.
Сейчас, потея в тесной байдарке, моё тело вспомнило давно забытый случай изощрённого насилия. Положив весло на колени, я безучастно смотрел куда-то вдаль. Пришёл ответ на вопрос, мучивший меня долгие годы. Каждый раз, совершая шоппинг с любимой, я испытывал очень похожее, непоседливое раздражение. Час-полтора, и мне хотелось бежать из этих чёртовых магазинов. Торговые помещения с тех далёких пор сильно изменились, но пережитый в детстве стресс напоминал о себе снова и снова.
Вопрос о побеге домой был уже не актуальным. Мы двинулись дальше, на юг. Окрашенное лёгкой грустью чувство отрешённости сопровождало меня до самого вечера.
В белёсой летней дымке медленно таяла гигантская труба Трипольской ТЭС. Внутренний диалог возвращался так же медленно. Слова были мягкими, как бы на периферии. Я хотел, но не мог выдавить из себя удивление. Я знал, что оно придёт позже. Невероятно! Энергия раздражения хранилась в моём теле больше тридцати лет! Давно забытое детское переживание управляло мной снова и снова. Это ошеломляющее открытие ещё предстояло осознать.
Я чувствовал лёгкость. Лёгкость и безмятежность.
Справа по борту медленно проплывали живописные холмы днепровского правобережья.
