Россию ждут большие страдания, а вокруг будут ходить китайцы – режиссер Буковский

Андрей Рушковский. Гость "Обозревателя" - режиссер Сергей Буковский. Известный документалист и, самое главное, нынче работающий, причем активно. В настоящее время выпускающий фильм об "Океане Ельзы". Но начнем мы разговор не с искусства. У опытного режиссера мне хотелось бы спросить о современной ситуации: как вы оцениваете то, что происходит в нашей стране?

Сергей Буковский. В кинематографе?

АР. Нет, не в кинематографе, а в жизни. По сути дела, мы прожили очень бурный год, который поменял нашу жизнь сверху донизу. А для вас это тоже были перемены?

СБ. Сложный, Андрей, вопрос.

АР. А может, по-простому?

СБ. Не хочу отмалчиваться, но сейчас какое-то состояние выдоха. Был вздох...

АР. Вы имеете в виду весну?

СБ. Я даже не знаю, как определить это эмоциональное состояние. Пытаюсь в себе сформулировать... Я, например, практически не смотрю телевизор, не слушаю радио. Смотрю иногда интернет – пробежал глазами по новостям. И редко-редко что-то включаю, потому что есть усталость металла, усталость от того, что ты это воспринимаешь каждый день... Не потому, что дистанцируюсь от этого, и меня это совершенно не беспокоит, не занимает. Нет, это не так.

АР. А вам удается не смотреть проклятый телевизор?

СБ. Телевизор – удается. Очень просто. У нас есть своя видеополка, есть возможность смотреть любое кино сегодня. Это не те времена, как в ту пору, когда мы учились, когда мы не смотрели фильмы, а только читали о них. Ты читал о фильме "Восемь с половиной"? Или о "Земляничной поляне"? Да, читал. Ну и отлично. Сегодня можно все увидеть, все посмотреть. Если это ответ, Андрей, то это ответ. Главная проблема и забота - это когда закончится затянувшаяся антитеррористическая операция? Операции не могут длиться так долго. Это не операция, а состояние перманентной войны, на мой взгляд.

АР. Скорее это война.

СБ. Да, это война, которая, судя по всему, надолго. То, что мы встревожены и обеспокоены, и то, что я иногда читаю – вот Европа и Америка... Я не хочу уходить в эти дебри: кто делит Украину и с кем – это совершенно сейчас не занимает мою голову. Я когда-то делал фильм о Голодоморе – весь мир тоже знал об этом в 33-м году. Судя по дипломатической переписке. Из Харькова послы отправляли оперативные донесения в свои страны. Там все тоже было известно. Тоже все были встревожены, все обеспокоены. Чем это закончилось, мы знаем. Может быть, слишком опасная, упрощенная и прямолинейная параллель, но это так. Все равно мы находимся как-то в стороне. Хоть как бы в эпицентре мировых новостей и событий, а все равно на какой-то окраине.

ЧИТАЙТЕ: Российский эксперт объяснил, чего Кремль добивается войной против Украины

АР. Для Запада мы немножко другая планета? Или как?

СБ. Я думаю, что да.

АР. Но это печальная ситуация. Хотелось бы какого-то изменения.

СБ. Все пытаются разгадать намерения самого Путина, например. Но никто не может понять, какова сверхзадача этого персонажа, что он хочет. А потом ты просто перестаешь это разгадывать, не думаешь об этом. И жалко, и страшно, что каждый день гибнут люди.

АР. В этом же весь ужас. Каждый день!

СБ. Наши госпитали и больницы – в Западной Украине в том числе – заполнены ранеными людьми, солдатами. Очень много людей в плену. Даже среди моих знакомых есть люди, у которых дети в плену. Это как-то стало нашей реальностью.

АР. Во время съемок фильма вам приходилось на востоке бывать...

СБ. Мы были в конце лета в Краматорске, в Славянске. Уже после того, как эти города были освобождены от сепаратистов. Я пока еще не до конца понял, что я увидел. С одной стороны, это люди, которые вдруг увидели новые лозунги: "Краматорск – украинский город" и "Славянск – украинский". Они смотрели очень странно. Я увидел разрушенные окраины – как будто "вщент"... Что меня больше всего поразило... Это мы в кино привыкли видеть войну – "Спасение рядового Райана" - высадка десанта. Она так или иначе эстетизируется. Здесь это все другое – антиэстетика. Битва за комбикормовый завод или битва за завод железобетонных конструкций. Логика обороняющихся понятна: там бетон, там есть, где спрятаться. В поле стоит какой-то комбикормовый завод, а там погибают люди. Приезжает какой-то генерал, вручает потом награды оставшимся в живых солдатам. Это все вот так.

АР. Это не художественное кино. Это ближе к вам – документалистика.

СБ. В каких-то лесополосах. Это все вот так происходит. То, что я запомнил, то, что я увидел.

АР. В вашем фильме "Живые" есть одна фраза насчет того, что история делит Украину, а не объединяет. И делит по реке Збруч.

СБ. До 39-го Збруч действительно разделял на польскую и украинскую части.

АР. А сейчас такое разделение существует?

СБ. Думаю, что существует.

АР. Как решать эту проблему?

СБ. Спросите у Порошенко.

АР. Хорошо.

СБ. Я не знаю. Это никому пока еще не удалось. Не удалось Ющенко, хотя он даже при помощи Голодомора, как проекта, пытался это сделать – объединить людей на общей исторической драме прошлого. Но ничего из этого не получилось – разделил людей еще больше. Не знаю, а нужно ли?

АР. В этом-то и вопрос.

СБ. Есть очень много стран, абсолютно разных. Прямолинейная отсылка в Америку. Какие только там люди не живут. Но живут! Волнует их, объединены они или нет? У них есть Конституция, закон, и они его соблюдают. Я не вижу в этом большой беды. Понятно, что Донбасс, Донецк со Львовом никогда не объединятся. Это разные цивилизации. Но они могут жить вместе. Зачем их объединять? Стравить легче, конечно. Потому что жить с такой идеологией, что кругом враги, - это очень здорово, очень просто. Многие годы и десятилетия только враги меняются. Американцы, потом евреи, теперь украинцы, потом грузины. Надо же найти крайнего, кто виноват во всех наших бедах.

АР. А разве нам нужны крайние?

СБ. Я думаю, что нет. Надо просто всем подумать, успокоиться и жить дальше. Это все как в фильме "Айболит-66": а кто не хочет быть счастливым – я вам покажу!.. Как-то оно все решится.

АР. Вы упомянули Порошенко, который все может, все знает. Так может? Как вы считаете?

СБ. Не знаю, удастся ли ему решить какие-то глобальные проблемы страны. Но мне кажется, что он – правильный человек. На данный момент. Учитывая все то, что он делает. И эта команда, и он, и Яценюк – очень правильные люди. Пока это выглядит именно так. Что будет дальше, никто не скажет. Во всяком случае, они – образованные люди, и это уже хорошо.

АР. Вам приходилось общаться во время съемок фильмов с нашими прежними лидерами...

СБ. С Кравчуком и с Ющенко.

АР. Ваши впечатления в сравнении с нынешней ситуацией...

СБ. Я не общался с Порошенко, не общался с Яценюком, но по тому, что они говорят, это очень трезвомыслящие люди. Я не знаю всех сложностей – что там происходит внутри и в кабинетах. Мне это совершенно не интересно... Когда мы делали фильм "Украина. Точка отсчета", общались с Леонидом Макаровичем Кравчуком. Долго, три раза общались. У нас было три записи интервью. Могу сказать только одно – что он очень осторожный человек. Он взвешивает каждое слово. У него есть, конечно, определенные домашние заготовки, которые он складывает, в той или иной ситуации чуть-чуть их каждый раз обогащая. Все-таки, на мой взгляд, нам удалось вывести его на искренний разговор. Это получилось. Опытный политик, взвешенный функционер, человек старой школы... С Януковичем я не общался. К счастью. Хотя, если это так интересно "Обозревателю"...

АР. Интересно.

СБ. Я его видел на премьере Спилберга – он тоже был там. Недавно я посмотрел фотографии, была фотосессия. Но я ничего не видел, потому что был занят премьерой... Смешно. Сидит большой Янукович, а под мышкой – маленький Спилберг, который вообще не понял, куда он попал и что он тут делает. Забавно.

АР. А общение получилось у них?

СБ. Я не знаю. Я помню, что Шуфрич откручивал пуговицы Спилбергу. По-моему, открутил. То есть не отходил от него. Все почему-то хотят сфотографироваться со звездами – это какая-то болезнь наших руководителей.

АР. Это вообще человеческая болезнь.

СБ. Не знаю, мне это незнакомо... Со звездой рядом постоять – и ты становишься частью этой звездности, попадаешь в этот ореол... Как жены политиков начинают фестивали организовывать, тоже со звездами. Мне это незнакомо. Я в этом как бы вырос и, может быть, поэтому не обращаю внимания.

АР. Но то, что делают фестивали, - это слава богу.

СБ. Я думаю, что это хорошо и здорово. Какой-то момент коммуникации людей, объединение – они что-то смотрят, сидят, хотят.

АР. Еще один вопрос по поводу наших дел. Прогноз. Как мы можем выбраться из этой ситуации? Развивать демократию или нужна сильная рука?

СБ. Нужен ум. Я не понимаю, что такое национальная идея. Национальная идея – это как здравый смысл. И все. А разрабатывать какую-то несуществующую национальную идею? Не знаю, что это такое. Какая национальная идея? Честно жить, созидать и положить себя, как говорил Окуджава, на алтарь человечества. Если нужно, кому-то дать в морду. Вот и все.

АР. Нынешние отношения с Россией... Как вам то, что произошло?

СБ. Я не знаю. Я сам – русский человек. Я - этнически русский. Звучит, наверно, очень заносчиво громко, но для меня в какой-то момент эта страна перестала существовать вообще. Даже как географическое определение. У меня никакого нет желания туда поехать или позвонить своим родственникам. Это давно стало со мной происходить, но в последние моменты особенно. В последний этот год. Хотя я помню, как в студенческие годы мы все туда рвались – в Москву, в Москву, спектакли, театры, семинары. В перестроечное время там все было передовое и замечательное, и мы туда очень часто ездили. А сейчас – ни за какие коврижки. Просто не хочу. Хотя там очень много достойных людей. Россию ждут тоже большие страдания и драмы в ближайшее время. Это произойдет, это не может не произойти, потому что страна уже расколота. Во всяком случае, интеллигенция расколота на две части. Это начало большого разлома, который там будет. Но это будет во сто крат трагичнее, чем это произошло здесь... А вокруг будут ходить китайцы. Мы этого, может, не увидим, но я думаю, что так будет.

АР. Китайцы-то действуют всегда тихо и спокойно. Как в Штатах.

СБ. Империя рано или поздно падет. Так будет. Не надо быть особым прогнозистом, это очень легко прогнозируется.

АР. Нам бы устоять... Теперь, наверно, несколько слов о фильме. Расскажите о вашей нынешней работе.

СБ. Сейчас наша группа находится в монтажной комнате. Мы живем там. Я надеюсь, что до конца года мы соберем первый вариант фильма – черновой хотя бы, в сыром виде. И будем что-то делать с ним дальше. Я надеюсь, что к лету фильм выйдет в прокат. Это длительный процесс, пока все смонтируется, озвучится.

АР. Почему вы взялись за этот фильм? Он отличается от ваших прежних работ. Там была оценка исторических периодов, событий.

СБ. Я с удовольствием согласился, потому что, во-первых, я очень хорошо отношусь к этой группе. Я не являюсь ее фанатом...

АР. Но дома слушаете?

СБ. Иногда слушаю, если идет по радио. У меня есть диски. Раньше слушал чаще, сейчас - в меньшей степени... Хотя сейчас я слушаю каждый день и вижу, потому что сижу-монтирую. Каждый день мы пропускаем через уши и глаза огромное количество материала... Согласился, потому что я давно хотел наводить фокус на что-то сегодняшнее. Сам себя цитирую – это, наверно, нехорошо – но я устал наводить фокус на фотографии. Хочется что-то увидеть сегодняшнее. На мой взгляд, то, что мы снимали, будет интересно зрителю. Как они репетируют, как они взаимодействуют. Я имею в виду группу – и новый, и старый состав. Это все очень привлекательно, очень интересно. Как ведет себя сам Слава, как общается как фронтмен. Очень любопытно. Но это все будет в фильме. Я в каком-то смысле интригую – не интригую, но он, конечно, персонаж. Заводной, меняющийся, неспокойный, нервный, холеричный, разный – очень талантливый парень. Все это интересно.

АР. Реальные нынешние события как-то отражаются?

СБ. Мы вплетаем. Хронология фильма – это их гастрольный летний тур по Украине. Четыре города – Одесса, Киев, Львов, Харьков... и Днепропетровск. Пять, мы были в четырех городах. Мы вплетаем туда военные события. Немного, но там это будет присутствовать, это сюжетная линия. Потому что концертный тур проходил в контексте военных событий – падали самолеты, взрывались мины, штурмовались блокпосты. Очень дозировано, но это будет в фильме, как некий исторический контекст.

АР. Мы коснулись музыки. А ваши музыкальные пристрастия? Что вы слушаете?

СБ. Я слушаю разную музыку. Я не меломан. Да, я вырос на "Битлз", как все "океаны".

АР. А из современного?

СБ. Канчели, Пярт... и Стас Михайлов.

АР ( смеется). Но это уже серьезная шутка.

СБ. Шучу.

АР. От музыки – к кино. Нынешнее состояние украинского кино?

СБ. Как говорил первый президент Кравчук, що маємо, то маємо. Хотя это очень опасная фраза, на мой взгляд. Она неправильная. Що маємо, то маємо. А почему? Почему ничего не предпринимаем и не делаем, чтобы "мати щось краще"?

АР. И все-таки не делаем?

СБ. В данный момент денег нет, бюджет урезан. Вновь создана комиссия – и я туда тоже попал, сдуру, мне позвонили, я и согласился. Такая волонтерская работа, абсолютно неоплачиваемая. Я прочитал 54 или 55 проектов, которые пришли на зимний конкурс документалки. Я не читаю игровые сценарии, но 54 проекта для документальных фильмов – это очень много. Какие-то из них, наверно, будут поддержаны, какие-то нет. Но это мне не добавило оптимизма в жизни. Сфокусироваться можно на трех-четырех, которые можно обсуждать и выносить на дальнейший конкурс. Все остальное – очень печально. К сожалению. То, что сегодня выходит в прокат – я не хочу это ни ругать, ни хвалить, это все наши коллеги и наши друзья – но то, что я вижу, это все очень печально. Я имею в виду такие блокбастеры, как "Параджанов" или "Поводырь". Я пошел честно с мамой в кинотеатр, заплатил 70 гривен и посмотрел. Она - человек неискушенный, хоть и актриса, сказала: мне понравились эти рекламные троллики перед фильмом, которые показывают в кинотеатре. Я посмотрел кино, которое имело недавно громкую премьеру... Хотя я посмотрел недавно грузинскую картину, замечательную – "Свидание вслепую". В кинотеатре "Киев" была неделя грузинского кино. Очень хорошее кино. Если не видели, посмотрите.

АР. Это страна с ограниченными ресурсами, которая все-таки делает кино.

СБ. "Свидание вслепую" - очень грузинская картина. Они все-таки продолжают традицию и, наверно, правильно делают. Это очень камерное, очень человечное, какое-то очень доброе кино. Я посмотрел и "Племя" Слабошпицкого, которое сегодня вошло даже в какие-то топ-листы британских кинокритиков, номинируется на евро-Феликса. Он хорошо сделан, по режиссуре очень неплохо. Но я не согласен с автором, с его месседжем, если это можно назвать месседжем. Знаете, чернуха становится трендом – вот такие бизнес-проекты. Потому что европейский мир хочет видеть нас именно такими. И привык видеть именно такими... Но когда чернуха – назовем этот срез жизни чернухой – этот материал, это сырье становится фактом искусства, это одно дело. Но когда он не поднимается выше этого – не более чем, как бы чернуха чернухой погоняет, это печально, это тренд, это бизнес-проект, с моей точки зрения. Фестивальный бизнес-проект.

АР. А где бизнес-проект, с искусством не очень хорошо.

СБ. Все то, что я прочитал... Наверно, я не имею права как эксперт, как член отборочной комиссии давать свои оценки... Но это все, на мой взгляд, реинкарнация шароварного кино, только с телевизионным уклоном. С какими-то экспертами, "свiдками", интервью, интервью, интервью, такие радио- или телепередачи. Но вокруг жизнь, которая почему-то выпадает за пределы кадра – она где-то там остается: все про прошлое. Если фильм про Юрия Герасимовича Ильенко, то это даже не памятник, это монумент. Вот все такое, к сожалению.

АР. А как может сейчас существовать наша документалистика? Россия Россией, но у них телевидение всегда очень здорово поддерживало документальное кино.

СБ. У нас тоже есть каналы, которые, так или иначе, поддерживают. Но я не верю, что из УТ-1 могут сделать общественное телевидение. Оно существует на бумаге, думаю, оно там и останется, там и умрет – не верю в это. Документальное кино может существовать только для общественного телевидения. Коммерческие каналы – тоже, да, но они живут иначе, совершенно по другим правилам. Это сложное, кропотливое, непростое дело – снимать документальное кино. И если его делать хорошо и качественно, серьезные усилия нужно прилагать, и деньги в том числе. Я не вижу, как...

АР. И шанса нет?

СБ. А шанс есть только у каких-то очень одержимых людей, которых это увлекает, которые уже научились работать с какими-то фондами, грантами. Их немного, они есть, но это все акт воли отдельных людей, которые это будут делать. Это очень сложно. Я даже не понимаю, почему я сегодня работаю, если честно говорить. Потому что это все настолько не в тренде с тем, что сегодня показывают по "ящику" и называют документальным кино. Это все другое. Это все, как у нас говорят, гэдээровский трэш – то, что делается на телевидении. Кто-то считает, что это здорово. Я не знаю, кто это смотрит. Я это не смотрю... Я не знаю, что буду делать, когда закончится проект с "Океаном Ельзы", что я буду делать дальше. Ну, что-то преподавать, что-то читать студентам. Не знаю... Я очень долго носился с идеей сделать фильм о Чернобыле – принципиально другой, сценарий уже написан. Но я понял, что если дела не идут, как говорил Жванецкий, бросайте их. И совершенно он прав. Потому что не надо биться головой об стенку. Это кино, которое требует затрат и денег, и огромных внутренних ресурсов. Пусть оно останется на бумаге. Потому что если делать, то делать. Делать это красиво, хорошо, замечательно, глубоко.

АР. Но в стране с сорока миллионами, наверно, можно развивать кино?

СБ. Наверно, надо анализировать какой-то опыт. Надо собираться и думать. Традиционная, старая привычка – сравнивать себя с поляками. А там очень много производится кино. Не всë оно выдающегося качества, поверьте мне, но есть очень хорошие картины. Они сделали много правильных шагов, правильных реформ для того, чтобы кинематограф не умирал и работал. И они это делают. У нас все ждут, когда откроются двери Минкульта, нам что-то оттуда бросят, мы возьмем и что-то снимем. Но все меньше и меньше бросают. Прогнозы крайне неутешительные. Какая-то иллюзия деятельности существует – что-то люди читают, обсуждают, встречаются, но на самом деле... Я не понимаю, как можно снимать один фильм десять лет: вот ждут, а вот дали деньги – я его досниму.

АР. Это делал Герман с "Трудно быть богом".

СБ. Это он делал всегда и часто – совершенно намеренно. Это у него был такой подход к производству. Я не видел, кстати, это кино. Не хочу смотреть, боюсь.

АР. Я видел. Специфическое было впечатление.

СБ. Я очень люблю его картины.

АР. Тут немножко другое. Оставим критикам.

СБ. Оставим. Светлой его памяти.

АР. Чуть-чуть из другой оперы. Вы очень любите путешествовать?

СБ. Нет.

АР. А рыбу ловить на севере?

СБ. Рыбу ловить – да. Но все мое путешествие – в радиусе трех часов от Киева. Хотя я один раз с друзьями был в Норвегии.

АР. Вот, у меня от этого создалось впечатление...

СБ. Норвегия - это здорово. Это стоит увидеть хоть один раз в жизни. Это очень красиво, впечатляюще. Могучая, выдающаяся совершенно природа, фьорды. Но на третий день мне это стало очень скучно – мне, как очень страстному рыбаку. Я взял фотоаппарат и пошел фотографировать. Это все равно, как попадаешь в магазин "Океан": опустил – вытащил, опустил – вытащил. Что смотреть? Ты же ее всю не увезешь.

АР. Нет интриги.

СБ. Ну, мы ели, выпивали, варили, жарили эту рыбу. На третий день это уже неинтересно. Хотя она ловится и ловится, ее много и много. Мы ловили треску, скумбрию. Это, конечно, очень занимательная история. Но самая рыбалка – это тут рядом, Кременчугское водохранилище, Днепр. Я вырос на Днепре и на Десне. Дитë палаточного детства. Папа был тоже рыбак. Он сам – волгарь, с Волги, и почему-то приучил меня к рыбалке. Я вырос там, где мы ездили. Ни на какие Карибы, Канары...

АР. Тогда этого не было. Это сейчас есть возможность... Тогда мне остается поблагодарить, пожелать вам хорошего улова и творчества, работы.

СБ. Спасибо, Андрей. Это самое главное – работа. Творчество – это дело такое.

АР. У вас, так или иначе, работа связана с творчеством. И мне остается поблагодарить кафе "Калина", которое нас приютило в этот вечер.