УкраїнськаУКР
EnglishENG
PolskiPOL
русскийРУС

Самый известный порномагнат России Сергей Прянишников: "Бунтуют там, где есть запреты"

5,2 т.
Самый известный порномагнат России Сергей Прянишников: 'Бунтуют там, где есть запреты'

Вы сами являетесь потребителем порнографической продукции?

— Естественно, ведь я покупаю эти фильмы, заключаю контракты с иност­ранными партнерами. Но мой вкус не является критерием отбора. Ос­новной принцип — разноплановость сюжетов. У нас есть высокобюджет­ные фильмы — с костюмами, с изыс­канными интерьерами; есть и мало-бюджетные типа домашнего видео. Мы даже отбираем фильмы о геях и трансвеститах, хотя мне такая продук­ция не нравится. Я, например, люблю фильмы Эндрю Блейка {известного мастера так называемого гламурного порно. — Авт.).

В некоторых фильмах ваше имя указано в числе авторов.

— Я— продюсер, поэтому могу вы­ступать только как автор идеи. То есть я могу рассказать, что интересного сделать. А как сделать — это уже зада­ча режиссера.

Вам никогда не хотелось создать порнозвезду?

— Нет ничего проще — взять де­вушку, вложить в нее денег. Но ник­то не гарантирует, что завтра она не скажет: извините, я больше снимать­ся не буду или я ухожу в другую ком­панию. И ни один суд не обяжет ее сниматься в наших фильмах. Это на Западе такие вопросы решаются в суде. В России же правовая система не действует.

Чтобы яснее обозначить тему разгово­ра, скажите, что именно, по вашему мне­нию, является порнографией?

— Насколько я знаю, у вас в Украине принят Закон о порнографии {Закон "О защите общественной морали ", в котором есть ст. 9. "Условия и порядок лицензирования деятельности по обороту продукции сексуального или эротического характера ". — Ред.). В России же совсем другая си­туация. Существует формулировка "неза­конное изготовление и распространение порнографии". Но как отличить закон­ное изготовление от незаконного? Если я, допустим, буду производить без соот­ветствующих лицензий оружие, я буду за­ниматься незаконным видом деятельнос­ти. Но если я получу разрешения и все соответствующие документы, то могу со­вершенно спокойно изготовлять оружие и продавать его в оружейных магазинах. Закона же о порнографии не существу­ет. Поэтому установить разницу между законным и незаконным не представля­ется возможным. Еще смешнее другое — определение понятия "порнография". Законодательно оно никак не установ­лено, поэтому сказать, чем же порногра­фия отличается от эротики, невозможно. Невозможно даже провести экспертизу, потому что, согласно положениям дейст­вующего УПК, эксперт должен обладать специальными знаниями. Вопрос: а ка­кими знаниями нужно обладать, чтобы отличить эротику от порнографии? Наш законодатель пошел по простому пути. В зако­не нет разграничения между порнографией и эротикой, но указа­ны действия, которые считаются запрещенными.

И что это за дейст­вия?

— Первое — секс с несовершеннолетними. Второе — насильствен­ные действия сексуального характера. И снова вопрос: что значит "насильственные" действия? А если люди играют в "садо-мазо", в ролевые игры? В кино следы от ударов можно нарисовать губной помадой. Явля­ются ли такие действия насильствен­ными? Конечно, нет. В большом кино актеры тоже стреляют, но никого же не убивают — это игра. Никто же не сажает актера за то, что он в кого-то выстрелил. Другое дело, если демонстрируется реальное насилие. Если люди не играют, а живут в кадре. Надо отличать одно от другого, документальное кино от иг­рового, в котором актеры добровольно принимают участие.

А еще какие действия запрещены?

— Третье — секс с животными, пос­кольку это подпадает под формулиров­ку "жестокое обращение с животными". Хотя во многих странах это разрешено — во Франции, Италии. А в Америке, например, запрещено. И если госу­дарство считает, что надо это запретить, значит, надо запретить. Четвертое — сек­суальные действия с покойниками. Ну, это почти во всем мире запрещено. Но опять же надо различать фикшн от нон-фикшн. Ведь некрофилов тоже играют. Вот мы сняли фильм "Менты: дело вра­чей-некрофилов". Там покойников игра­ют живые люди. И это видно. Так что мы придерживаемся общепринятых критери­ев — ведь снимаем фильмы не только для того, чтобы распространять их в России, но и чтобы экспортировать в Европу и Америку.

Считается, что главными потребите­лями порнографической продукции явля­ются мужчины, а звезды порнографичес­ких фильмов — женщины

— Это не совсем так. На сегодняшний день 40-45% потребителей нашей про­дукции — женщины. Особенно в Рос­сии, потому что здесь много мужчин, особенно на периферии, спиваются, их больше интересует водка, чем секс. Это пер­вое. Второе — звездами порнокино, в основном, являются мужчины. На­глядный пример — Рокко Сиффреди. Фильмы с его участием везде высоко ко­тируются, а женщины в них постоянно меняются. Кста­ти, картины о лесбийской любви пользуются гораздо меньшей популярностью, чем о любви традиционной. В то же время самые боль­шие проблемы на съемочной площадке возникают, как пра­вило, с мужчинами. Потому что "это" не сыграть. Но для презентации продукции, для рекламы лучше использовать женский образ. Поэтому на об­ложках красуются женщины, из них делают звезд.

Считается также, что про­изводство фильмов для взрослых — дело быстрое и не очень затрат­ное...

— По сравнению с большим кино это так. Но и некоторые сериалы снимают­ся такими же быстрыми темпами. Вмес­те с тем распространение фильмов для взрослых — проблемное занятие. Кассе­ты с сериалами можно найти в каждом киоске, а наши фильмы не каждый ки­оск соглашается реализовывать. В не­которых регионах вообще боятся брать. Например, почти год с нами не работала Самара, потому что там был мэр-коммунист. Господин Лужков нетерпимо относится к эротике. У меня есть зна­комый в Москве, владелец сети секс-шопов. Он арендовал на Кутузовском помещение, сделал ремонт, получил абсолютно все разрешительные докумен­ты. Открылись, отработали неделю — и тут приходит начальник РУВД и говорит, что надо закрыться. Иначе будут боль­шие неприятности. Еще неделю отрабо­тали. Приехал генерал из ГУВД и заявил: магазин надо закрыть по распоряжению Лужкова. Он, мол, по этой трассе каж­дый день проезжает. Вот и увидел...

Что касается взаимоотношений с пра­воохранительными органами, то у вас по этой части репутация мастера диплома­тии. Как вам удалось осуществить съемки новелл "Белые ночи" возле святая святых — исторических памятников Санкт-Петербурга?

— Это целая история. Как-то надо было снимать сцены у Медного всадни­ка. Я послал своих людей договориться, чтобы нам разрешили поработать. Они приезжают расстроенные и докладывают, что никак не получается: вот здесь пост, там еще два, рядышком Законодательное собрание, плюс ФСБэшники прогулива­ются регулярно. И тут мне пришла идея: а что если мы просто нахально приедем и будем снимать? Что мы теряем? Мы на­рядили наших актеров женихом и невес­той, взяли старый "линкольн", нацепили на него ленточек и поехали толпой часа в три ночи. Пока пили шампанское, обни­мались, вопросов никаких не возникало — молодожены к памятнику приезжают регулярно. А когда дошло до "тяжелых" сцен, я подошел к двум милиционерам и говорю: "Ребята, у нас тут свадьба, новые русские гуляют, и у них есть только одно желание: первую брачную ночь провести здесь". — "Как здесь?" — "Ну, вы по­нимаете, новые русские, что с них возь­мешь?" В общем, договорились за $300. И они стали ходить кругами, отгонять всех. И все было ничего, пока к жениху не подключились еще пятеро свидетелей. Тогда стражи порядка подошли ко мне и спрашивают: "А это что?". Я им: "Ну, это же новые русские, у них так приня­то...". Короче, это стоило еще бутылки коньяка.

А как проходили самые экстремаль­ные съемки — на вершине Ростральной колонны?

— Там кафе внизу, и у владельцев есть ключи от лестницы. Им все равно — залезай и делай наверху, что хочешь. Приехали коллеги из Германии, кото­рым я рассказал, что с колонны откры­вается хороший вид и можно поснимать. Немцы полезли наверх, а я остался в машине поспать, потому что очень ус­тал. Вдруг ко мне подбегает милиция. Открываю глаза и вижу: колонну штур­муют люди с автоматами. Я режиссеру звоню: мол, к вам сейчас гости придут. А лестница винтовая, узкая, пока с авто­матами в бронежилетах доберешься, ми­нут 20 пройдет. В общем, за это время актеры успели одеться. Я же подошел к самому главному милиционеру, и у нас состоялся примерно такой разговор:

— Здравствуйте! В чем проблема?

— Почему вы на этой колонне?

— Я на колонне? Я здесь!

— А они как туда забрались?

— Не знаю. Они что, дверь сломали?

— Нет.

— Значит, в все в порядке, раз не сло­мали!

— Ну как же, это же общественное место!

— А мы сейчас с вами где стоим? В об­щественном месте. Вы же меня никуда отсюда не гоните?

Все-таки повезли нас всех в милицию. А на съемки я пригласил оператора с петербургского телевидения. Он сидит бедный, весь трясется. Я его спрашиваю: "Чего трясешься?" — "Вы представить себе не можете, что будет, если узнают, откуда камера! Она с программы "Теле­визионная служба безопасности". Была свободная, я и взял". Вскоре, к счастью, выяснилось, что зря боялся — нас от­пустили. Правда, поснимать второй раз не удалось.

Но самое смешное было, когда мы приехали к Русскому музею. Там будка, пост, милиция. Договорились за 500 руб. Они тут же сбегали за водкой, девчонку пригласили. Сидят, радуются жизни. Мы начинаем снимать, а тут появляются еще какие-то двое: "Вы чего тут делаете?". Я говорю: "Кино снимаем. Идите к вашим товарищам, поговорите с ними". Они возвращаются: "Нет, что вы тут делае­те?" — "Да кино снимаем, мы же объ­яснили!". Они начинают рассказывать о своем начальнике, о том, что он нас видел и так далее. Минут 30 я это слу­шал, а потом говорю: "Слушайте, я ус­тал, скажите, сколько стоит ваш началь­ник?". Они отвечают: "200". "Чего 200? Долларов?" — спрашиваю. Оказывается, 200 рублей. Я дал 500 и попросил сде­лать так, чтобы их здесь не было. И ни­кого не было. Вообще.

Вы как ньюсмейкер и медийный пер­сонаж часто появляетесь в телевизионных шоу. Вас нормально воспринимают?

— Как-то меня пригласили на "Боль­шую стирку", на которой присутствовал один из героев фильма "Неуловимые мстители". А как раз накануне вышли наши "Неуловимые мстители" — совре­менная версия для взрослых. Я, решив пошутить, говорю этому актеру: "Из­вините, что не пригласили вас в наш фильм". Он так обиделся! И стал говорить, что мы вовлекли непонятно во что несовершеннолетних. Ну причем тут не­совершеннолетние?

Тем не менее скандально знаменитый сериал "Школьница" вы снимали в насто­ящей школе.

— Школьники у меня в съемках не участвовали. Мы снимали в стенах шко­лы. И никто из нас туда незаконным пу­тем не проникал и замки не взламывал.

Если вы захотите отпраздновать свадь­бу или юбилей в школе, вам совершен­но спокойно сдадут в аренду столовую. Допустим, вы там устроите мордобой. Что, из-за этого школу закроют? Самая непростительная ошибка журналис­тов заключалась в том, что они вообще коснулись этой темы в открытой прес­се. Именно они привлекают внимание несовершеннолетних к этой теме, про­буждают в них лишнее, ненужное лю­бопытство к этим картинам. Мы же не афишируем свою работу, не стараемся спровоцировать скандал и дополнитель­но привлечь аудиторию. А они нам сде­лали такую пиар-кампанию на первой полосе "Комсомолки"! Был бы разговор в закрытой прессе для взрослых — я бы понял, а то, что это выплеснулось на школьников, неправильно. Это взрос­лые проблемы. Давайте их решать между взрослыми.

Вы могли представить, что в один прекрасный день окажетесь на нарах?

— Я не питаю никаких иллюзий по по­воду нашего правосудия, особенно после одного случая. Мы подали пакет филь­мов на регистрацию в Министерство культуры. И вот что они нам написали: "В фильме "В борьбе за это" действие происходит на фоне событий Великой Октябрьской революции, крейсера "Ав­рора", образов и идеалов социализма и музыки "Интернационала", что разжи­гает классовую и иную ненависть". Мы подали в суд, потому что не понимали, как эротика может разжечь классовую ненависть. Наш российский "самый гуманный суд в мире" обязал нас при­нести видеокассеты. Мы их принесли, я спрашиваю у представителя Министерс­тва культуры: "Какую ненависть вы име­ете в виду под "классовой" или "иной"? "Иная" — какая именно, "классовая" — между какими классами и какие конкретно сцены?". На что он мне отвечает: "Я отказываюсь отвечать на этот воп­рос". И после этого суд вынес решение, что в фильме есть все, что написано в заключении Министерства культуры. Выносить такое решение без давления со стороны правительства судья, наверное, не стал бы. Допустим, я говорю, что вы должны мне миллион по договору. Вы же заявляете, что не должны ничего. А судья не смотрит договор, а говорит, что ему сторона ответчика больше нравит­ся. Такой судебный нонсенс. Если мы хотим стать правовым государством, то необходимо провести судебную рефор­му, наши судьи должны стать незави­симыми. У нас есть еще одно смешное судебное решение. Я подал в Регистра­ционную палату заявление о включении в устав компании права изготавливать и распространять порнографию. Мне отка­зали. При этом в Конституции сказано, что можно заниматься любым незапре-щенным видом деятельности. Покажите закон, который запрещает мне занимать­ся данным видом деятельности?! Я подал в суд. Это была, конечно, своего рода провокация, но суд ответил, что, не­смотря на все справедливые доводы, он их принять не может. В каком правовом государстве суд принимает все доводы и отказывает заявителю?

На Западе появилось выражение: "Порно сегодня — это рок-н-ролл вчера".

— Все бунтари, которые бунтовали тог­да, бунтуют и сейчас. Но сейчас многое разрешено, можно выходить на улицу и ругать Путина, и тебя не сочтут пси­хопатом. Пытаются бунтовать там, где есть запреты. Однако мы не пытаемся бунтовать, не стараемся изменить обще­ственное мнение. Я считаю, что взгляды людей нужно уважать. Кто-то курит, а кто-то не курит. Мы же не будем застав­лять всех либо курить, либо не курить. Если человек не хочет быть потребите­лем порнопродукции, надо сделать так, чтобы он чувствовал себя свободным и не видел ее. Если хочет, то надо сделать так, чтобы он мог ее найти. Вот и все.

Елена Слабошпицкая, «БИЗНЕС»