Алиса Фрейндлих: «Даме, которой удалось бы увести у меня мужчину, я могу лишь позавидовать»

По пальцам можно перечесть актеров и актрис, при жизни заслуживших звание, которое не в силах присвоить ни одно правительство или художественный совет, — великих и всенародно любимых. Для безоговорочного народного признания Алисе Фрейндлих хватило бы, наверное, одной роли — Люд­милы Прокофьевны Калугиной из комедии Эльдара Рязанова «Служебный роман».

И вне экрана у актрисы личная жизнь негладко складывалась. Кстати, на самом деле брака у нее было три. Сокурсник по театральному институту, чьего имени история уже не помнит. Режиссер Игорь Владимиров, недавно умерший. Молодой актер Театра Ленсовета Юрий Соловей, который был на 15 лет ее младше... Всякий раз отношения заканчивались крахом, поскольку мужья не могли простить Алисе Бруновне ее славу, ее талант.

Сама Фрейндлих говорить с журналистами о мужьях и любовных историях наотрез отказывается. Но друг актрисы, меценат и продюсер, однажды процитировал ее слова: «Мужчина должен оставать­ся мужчиной в любой ситуации. Я не люблю, когда мне садятся на шею и свешивают лапки»...

В 1990 году Фрейндлих и Соловей развелись. С тех пор Алиса Бруновна замуж не выходила. Похо­же, к числу ее слабостей мужчины больше не относятся. Осталось только курение, избавиться от пристрастия к которому ей не помогли даже доктора. Впрочем, Алиса Фрейндлих — женщина без возраста. Так что еще все может быть...

«Древние старушки говорят: «Господи, я же вас еще со школьных лет помню!»

— Алиса Бруновна, вас в детстве дразнили?

— Еще и как! Рифмованные дразнилки сопровождали меня на протяжении всех школьных лет. Иногда я расстраивалась, иногда нет. Дело в том, что уровень произведений был разным и зависел от степени интеллигентности автора. В основном, ко­нечно, цеплялись к моим нестандартным имени и фамилии. Но со временем оказа­лось: даже хорошо, что у меня такие ред­кие паспортные данные, актрисе они очень нужны. В старину люди специально брали себе экзотические сценические псевдони­мы — они лучше запоминались, к тому же придавали своим обладателям значитель­ность.

— Сегодня о вас нет-нет да и скажут: великая! Как вы к такому эпитету относитесь?

— Честно говоря, не очень хорошо. Дол­жно пройти время, только оно отсеивает крупное зерно от всех остальных. А при жизни актера излишне развесистый ком­плимент всегда будет неправдой. Да и во­обще, популярность — вещь неоднознач­ная. Иногда ко мне подходят древние ста­рушки и говорят: «Господи, я же вас еще со школьных лет помню!». Вот тут я начинаю всерьез волноваться!

А еще была девочка, которая мне боль­ше 10 лет буквально прохода не давала. Однажды мое терпение лопнуло, и я позво­нила в милицию. Оттуда ее прямиком отправили в... клинику, оказалось, она психи­чески больна. Правда, эта поклонница бы­ла тихо помешанная, а ведь встречаются и буйные: на улице подходят, по телефону звонят — общения требуют.

— Наверное, такие проявления зри­тельской любви утомляют?

— Иногда кажется, что да. Но если бы этот хор или ансамбль вдруг в одну минуту затих, я бы, наверное, очень испугалась. Мне бы показалось, что эта тишина — симптом какого-то моего просчета, кото­рый нужно срочно обнаружить и исправить. С другой стороны, зрительские комплимен­ты зачастую вызывают чувство неловкости, потому что на них же нужно как-то отвечать.

— Что, помимо таланта, необходимо, чтобы достичь успеха в актерской про­фессии?

— Честолюбие! Только не надо путать его с тщеславием (оно означает, что ты со­вершенно незаслуженно что-то себе при­писываешь). А без честолюбия — стремле­ния к чести — трудно стать успешным акте­ром. Кроме того, как ни странно это зву­чит, для любой творческой профессии не­вероятно важна конкуренция. Она под­хлестывает, мобилизует.

— Говорят, у актеров, и особенно у актрис, не бывает друзей.

— Лично у меня не было такого опыта. Более того, лучшими моими театральными подругами были актрисы, которые сидели со мной в одной гримерной в Театре име­ни Ленсовета. И никаких проявлений зло­бы — ни стекла в гриме, ни гвоздей в сце­нической обуви, ни порванного платья. Правда, с платьем была другая история, очень смешная.

Для спектакля мне сшили два платья. Первое действие я играла в обычном, а второе — в рваном. Новая костюмерша, увидев живописные лохмотья, чуть не за­плакала от жалости: надо же, такая извест­ная актриса и в таком старье играть долж­на. В общем, взяла она мой сценический костюм домой, отстирала, выгладила, а все дырочки и прорехи тщательно зашила. Можете себе представить, что со мной бы­ло, когда я в антракте увидела это «произ­ведение искусства»!

А возвращаясь к актерской дружбе, ска­жу: никакие кошки между мной и моими подругами никогда не пробегали. Если же я с кем-то из них расставалась, то лишь по­тому, что судьба разводила.

— И вы, подобно своей Калугиной из «Служебного романа», подруг никогда не уничтожали?

— Боже упаси! (Смеется). Но тут, конеч­но, надо сделать оговорку. Подруги никогда не уводили у меня мужей и возлюбленных.

— А если бы кому-то такое удалось?

— Трудно сказать... Убивать бы точно не стала. Если бы кому-то удалось увести у меня мужчину, я могла бы этой даме толь­ко позавидовать. И, отстрадав положен­ное, приветствовать. Значит, она смогла стать для этого человека интересней и привлекательней, чем я.

«Меня не гложет совесть из-за того, что дочери уделяла в детстве мало внимания»

— С течением времени обычно по­друг становится меньше...

— К счастью, у меня есть подруги на всю жизнь. Но все-таки самая главная из них — моя дочь Варвара. Не знаю, как нам с ней удалось такие качества в себе запрограм­мировать и воспитать, но мы с ней не раз­лей вода!

— Расскажите о ней!

— У меня очень хорошая дочь! Она не стала актрисой, потому что самолюбива и критически относится к себе. С малолет­ства все третировали ребенка вопросом: будет ли она актрисой, как папа или мама? Неудивительно, что Варе надоело! Когда пришло время поступать в институт, она сказала мне: «Мама, я не собираюсь ста­новиться такой, как ты. Но если я буду дру­гой, можешь себе представить, какой по­ток обсуждения и осуждения будет нестись мне вслед!».

Дочь все-таки поступила в театральный институт — на курс отца, снялась в не­скольких картинах. А потом все бросила и ушла работать на телевидение. А когда вышла замуж, неожиданно сказала мне: «Знаешь, я решила стать хорошей женой и хорошей матерью. По-моему, это ничем не хуже актерской карьеры!». У нее прекрас­ные детишки, я уже давно бабушка.

— Принято считать, что внуков любят больше, чем детей.

— Ко мне это не относится. Я обожаю своих внуков, но просто не могу отделить их от дочери. Для меня они — единое жи­вое целое! Это клубочек, который погло­щает все отпущенные мне на нынешнем жизненном этапе эмоции и время.

— Наверное, на семью вам его всег­да категорически не хватало?

— Если вы спросите об этом мою дочь, уверена, она скажет, что в детстве мало ме­ня видела, что ей не хватало нежности и внимания. И это действительно так. Даже если я дома, то репетирую или готовлюсь к съемкам, и меня лучше не трогать... Но и внукам меня досталось не больше, я их тоже редко вижу. Мы дефицитны друг для друга, поэтому, наверное, и ценим наши отноше­ния. А вот дочь со своими детьми очень много времени проводит, они ее имеют, так сказать, в полном объеме. И в результате просто обожают, но ни черта не слушают!

Меня не гложет совесть из-за того, что я мало внимания уделяла дочери. По-моему, именно благодаря этому она выросла вос­питанным и чистым человеком. Она виде­ла, что ее родители трудились если и не 24, то 20 часов в стуки, и это было для нее самым главным жизненным примером.

— Надо так понимать, что дочерью вы довольны?

— Мне грех жаловаться. Правда, как ма­тери хочется, чтобы она реализовалась в жизни в чем-то еще, кроме дома и мате­ринства. Да и сама она уже тяготится тем, что ее жизнь такая односторонняя. Иногда спрашиваю: «Во что ты играешь?». И она отвечает: «В уютие!». Надо сказать, что это абсолютная игра для женщин всех времен и народов.

— Как вы считаете, в современном мире женщина может состояться без помощи мужчины?

— Думаю, есть женщины, сделавшие свою жизнь без мужской поддержки, но нет таких, которые не хотели бы ее иметь.

— А вы?

— Я склонна считать, что начала себя реализовывать без мужской помощи. Но когда эта помощь возникла, все стало го­раздо проще. В четыре руки и две энергии мы сделали гораздо больше, чем каждый из нас сделал бы в отдельности. В принци­пе, женщина может достичь определенных жизненных высот и без чьей-либо помощи, но для этого в ее генетическом наборе должны быть и мужские качества. Напри­мер, гениальная Марина Цветаева состоя­лась не только без мужской помощи, но и вопреки ей. Мужчины ей только мешали. И это хорошо видно по ее стихам: есть ярко выраженное мужское начало, ощутимая мужская энергия.

— Вам не близок феминизм?

— Вообще-то, я считаю, что мужчина и женщина гармонично дополняют друг дру­га на этой земле. Но в вопросе самореали­зации можете считать меня феминисткой. Меня возмущает, когда мужчины в про­фессии считают женщин существами вто­рого сорта. Я была замужем два раза, и оба брака разбились о мою занятость. Мужчины не любят творчески и финансово самостоятельных женщин. Так что в личной жизни я скорее была несчастлива, чем на­оборот... Но, с другой стороны, не понимаю, когда мужчин отрицают как класс: дескать, подумаешь, и без вас обойдемся. По-мое­му, это очень сильное преувеличение.

«Вся моя спина напоминала матрас — была в синюю полосочку...»

— Вы легко устраиваете личную жизнь?

— Напротив, очень сложно знакомлюсь и схожусь с мужчинами. Первой никогда не заговариваю, разве что на сугубо деловые темы. И на глаза стараюсь лишний раз не попадаться, избегаю встреч и разговоров. Все, что со мной в таких случаях было, про­исходило на уровне энергетического об­мена.

— Можете сказать о себе, что вам по­везло любить и быть любимой?

— Это же совершенно разные вещи, они достаточно редко совпадают! У меня были любви без взаимности, но я никогда не рассматривала их как трагедию. Дело в том, что безответная любовь тоже полез­на. Она преобразует энергию страданий в энергию плодотворную, творческую. Как говорили умные люди, «лишь тот, кто стра­дал, способен умудриться душой». Абсо­лютно счастливый человек вряд ли родит что-то в искусстве. К тому же совершенно безоблачное счастье свойственно только дуракам.

— А в партнеров, с которыми играли, влюбляться доводилось?

— Я всегда влюбляла себя в партнеров, порой даже искусственно. Нужна же какая-то точка отсчета, из которой потом на сце­не произрастет нужное чувство. А просто так, извините за выражение, голышом иг­рать очень трудно — на пустом берегу ни­чего не вырастет.

— Но что делать, если человек ниче­го, кроме раздражения, не вызывает?

— Во имя роли я старалась находить в таких людях что-то привлекательное и пыталась на этой делянке вырастить хоть ка­кую-то симпатию. А иначе невозможно иг­рать любовь. Нужен пусть чахлый, малень­кий, но росточек. И в любом человеке есть что-то, за что можно уцепиться.

— Даже если он — отъявленный него­дяй?

— Конечно. Мне, например, довелось играть леди Макбет — роль, которая никог­да бы не пришла мне в голову, потому что я страшно далека от подобных страстей. Мы с режиссером долго искали, за что бы за­цепиться в моем собственном характере, чтобы моя игра не выглядела ложью. Ре­шили, что это должна быть безумная лю­бовь к мужу, которая, по мнению леди Мак­бет, оправдывает все ее злодеяния. Вот опять мы возвращаемся к любви... Она так многолика!

— У этой пьесы плохая репутация: считается, что с теми, кто ее играет, непременно происходит что-то ужасное.

— Да как-то обошлось... А вообще, я очень суеверный человек, что не мешает мне быть верующей. Как эти два исключа­ющих друг друга момента во мне уживают­ся, понятия не имею! Наверное, для меня вера и мистика — не абсолютно парал­лельные линии, где-то они пересекаются. Вот только мы своим сознанием еще не доперли, где именно.

— И как вы с этим боретесь — чтобы не сглазить, стучите по дереву?

— И стучу, и сплевываю, и домой не возвращаюсь, потому что уже неоднократ­но убеждалась, что это приводит к неуда­чам. И в черных кошек верю. А уж если текст роли падает на пол, тут же, по ста­ринной театральной традиции, сажусь на нее. Конечно, с точки зрения религии суе­верие — грех. Но я не могу себе позволить просто так его отбросить, потому что оно — сумма знаний, опыт многих поколений людей. Хотя, может, оттого, что мы это знаем, что-то воздействует на нашу энер­гетику и мы психологически притягиваем к себе соответствующие ситуации? Трудно сказать... Что же до жертв, которые застав­ляет нас приносить актерская профессия, то можно пострадать и не играя леди Мак­бет. Однажды на сцене я так упала на лест­нице, что ребра ступенек просто впечата­лись в тело. Вся спина потом напоминала матрас — она была в синюю полосочку...

— У вас очень напряженный график работы — спектакли, съемки. Отдох­нуть не хочется?

— Думаю, если бы настал долгождан­ный период ничегонеделания, мне очень не хватало бы моей наполненной события­ми жизни.

Людмила ГРАБЕНКО, «Бульвар Гордона»

www.bulvar.com.ua