Пискун: «Порошенко лично мне угрожал»

«В Конституции нужно записать: Пискун – пожизненный Генпрокурор», - одна из излюбленных хохм украинского политикума всплывает всякий раз, когда Святослав Михайлович в суде доказывает свое право хозяйничать на Резницкой. Причем сам Пискун шутит по данному поводу едва ли не больше остальных. Осознает: реальная возможность реинкарнации в любимом кресле зависит не столько от вердикта Фемиды, сколько от политической целесообразности. Так, летом 2007-го, после скандальных событий в ГПУ, он по привычке уже подал в суд очередную жалобу. Но как подал, так и отозвал – Янукович настоял. Хотя сегодня Святослав Михайлович это, конечно, опровергает. Признается: желанием рулить прокуратурой при Президенте Ющенко не горит, но полностью вероятности такой не исключает. Тем более, не исключает ее и Ющенко, которому огрехи своего правления, в том числе связанные с разборками в ГПУ, сейчас крайне выгодно свалить на Балогу.

Пискун осторожен: восстановление свое не педалирует. Покуда страна переживет выборы, срок прокурорских полномочий Медведько истечет, суды Святослава Михайловича закончатся, а там – «будем посмотреть». В любом случае, сегодня он является носителем уникальных знаний – о всех аспектах дела об отравлении, об истинной роли в деле Колесникова, Шокина и Порошенко, о многом другом, что, в любую минуту, может быть использовано в интересах политической целесообразности. Круг, таким образом, замыкается.

«Автору моего снятия светит восемь лет – основания для импичмента очевидны»

Каков ваш нынешний статус: полулегитимный Генпрокурор, несостоявшийся Генпрокурор, без пяти минут Генпрокурор?

С должности меня сняли незаконно – суды подтвердили.

Снять с должности, значит лишить полномочий. Конституция разделяет эти два понятия: должность и полномочия. Люди, лишившие прокурора полномочий, совершили преступление. Из-за этого пострадали не столько даже личные мои интересы, сколько интересы государства.

То есть?

Не раскрыто дело об отравлении, убийство Гонгадзе… Примеров много можно привести. Инициаторы снятия надеялись: у Пискуна как у человека претензий не возникнет – устанет судиться, но претензий не могло не возникнуть у закона! Лишение полномочий Генерального прокурора, как должностного лица, это – минимум две статьи уголовного наказания, предусматривающие до восьми лет лишения свободы.

Те, кто это сделал, должны задуматься: рано или поздно, а ждать осталось уже недолго, Святослав Михайлович напишет в ГПУ соответствующее заявление. И по данному факту будет возбуждено уголовное дело.

Уголовное дело против Президента? Указ-то он подписывал.

Заявление напишу по факту, а против кого следователь возбудит дело – решать ему.

Следуя вашей логике, решения, принятые Медведько, – сплошь незаконные?

Законные. Он назначен легитимно, страна, все это время, без прокурора не была. Хуже бы я работал, чем Александр Иванович, лучше – неизвестно. Есть факт – лишение меня полномочий, причинившее стране реальный ущерб.

Все-таки указ подписывал Президент. Вы говорите про две статьи и восемь лет. Значит, процедуру импичмента нужно начинать.

Юридическое основание для импичмента неоспоримо.

А политическое?

Это политикам определять. С точки зрения юриспруденции – вопросов никаких. Нарушение норм Конституции очевидно.

Сам указ готовил юрдепартамент СП, там ведь не дураки сидят. Пукшина дураком точно не назовешь.

Не рассчитывали, что я так долго буду бороться. Надеялись: махну рукой, ведь у меня в конце концов депутатский мандат. Но нет, я упрямый! Хотя, возможно, уже не столько должность интересует, сколько – правда.

А должность?

Признаться, должность мне уже не важна. Хотя бы потому, что Генеральный прокурор сегодня – Медведько. Человек работает, пытаться занять его пост неэтично. Я не стану поступать так, как не хотел бы, чтобы поступили по отношению ко мне.

Кстати, с Александром Ивановичем вы это обсуждали?

Конечно. Он на моей стороне – понимает незаконность увольнения. Более того, судебный иск мы вместе подавали: когда меня в должности восстановили, Медведько тем же указом Президента незаконно от нее отстранили.

Его позиция легко объяснима: желания уйти поскорее на пенсию Медведько не скрывает.

Хотя бы один Генеральный прокурор в Украине должен отработать весь пятилетний срок! И Александр Иванович его отработает, поверьте, ему остался год и несколько месяцев.

Другой вопрос - когда термин полномочий Медведько закончится, нельзя будет назначить нового Генерального прокурора, не уволив перед тем меня в установленном законом порядке.

…Еще нюанс. Аргументируя невозможность моего восстановления в должности, кое-кто говорит: срок полномочий прокурора Пискуна уже истек. Не согласен.

Конечно, должность и полномочия связаны, но первое понятие шире второго. Поясню на примере Президента. Центризбирком объявляет об избрании главы государства – он вступает в должность. Когда у него появляются полномочия?

После инаугурации.

Правильно. До инаугурации нового гаранта полномочия Президента страны выполняет его предшественник. Тем не менее, в промежуток времени между объявлением результатов второго тура и принятием присяги новоизбранный глава государства тоже считается Президентом – должность-то у него есть.

Аналогично с Генеральным прокурором. Назначают его депутаты, но полномочия появляются только после подписания Президентом соответствующего указа. Срок полномочий – пять лет.

Ваша судебная реабилитация обезопасила Медведько от посягательств Банковой.

Совершенно верно. Пусть знают: если с Медведько что-то произойдет – получат прокурора Пискуна, который для команды, трижды его снимавшей, отнюдь не сахар.

«Независимого Генпрокурора в Украине нет, это – миф»

Помню, как после событий в ГПУ в 2007-м очередную жалобу, поданную в суд, вы вынуждены были отозвать под давлением Януковича.

Не было давления, просьб – тоже. Собравшись узким партийным кругом, мы приняли соответствующее политическое решение. Понимали: Президент указа не издаст, значит, Медведько в ГПУ не зайдет, я тоже не зайду. Появится, таким образом, люфт – место для авантюры.

Сегодня ситуация фактически повторилась. Почему суд отказал мне в возобновлении в должности? Думаете, сложно было этого добиться? Нет, не сложно, но я специально не стал настаивать – ведь на Резницкой есть Александр Иванович…

Попавший в серьезную зависимость от Секретариата Президента.

Тяжело судить… В свое время я делал все для того, чтобы такой зависимости не было. За что и пострадал. Хотя, объективно, политическая система в стране такова, что на Генерального прокурора могут серьезно влиять и парламент, и президент, и даже премьер экономическими какими-то рычагами. Так что независимого Генерального прокурора в Украине сегодня нет. Считайте, это – миф.

Вы заявляли: работать в ГПУ при Президенте Ющенко не хотите и не будете. Можно ли это расценивать как намек на готовность зайти на Резницкую при новом главе государства?

В принципе, не исключаю того, что могу поработать Генеральным прокурором еще при Викторе Андреевиче.

?! В определенный момент каждый человек осознает: нарушениям закона должен быть положен конец. Возможно, Ющенко скажет завтра: Пискун своего добился, выполним решение суда – восстановим его в должности. Вопрос в другом: захочу ли я возвращаться в команду?

Команду Президента. Что по этому поводу думает Янукович? Партийное руководство вашу борьбу поддерживает?

Он хорошо знает мою ситуацию – в 2007-м мы обсуждали ее часами. Часами! Поэтому сегодня такой необходимости уже не возникает. Помните, тогда в одном из интервью он прямо сказал: Генеральный прокурор отстранен незаконно.

То-то на следующий день после событий в ГПУ я вас не на Липской – под кабинетом главы ПР обнаружила, а на Михайловской – в офисе Рината Ахметова.

Ну, может, я чаю попить к нему заходил?! Кстати, Ринат Леонидович вообще никогда не задавал вопросов типа: «а что у тебя с должностью, будешь ли прокурором?». Он в это предпочитает не вмешиваться. Должности людей, к которым он хорошо, чисто по-человечески относится, как мне кажется, его вообще не интересуют.

Говорите, из-за вашего ухода с Резницкой нераскрытой осталась масса преступлений, в том числе резонансных.

Да.

Так, может, сейчас не принципиальность свою нужно отстаивать – реального возобновления добиваться, чтоб на страну поработать? Вот хотя б дело об отравлении.

Я готов взяться за любое дело. Любое до конца довести. Да и команда, со мной начинавшая, еще сохранилась – не всех из ГПУ «зачистили». Но для раскрытия того же дела об отравлении нужна еще и политическая воля.

Чья?

Президента, парламента - поставить прокурором человека, который действительно установит истину.

Почему воли не было в 2005-м? Сейчас уже всплывают свидетельства фальсификации не только допросов главы государства, ключевых свидетелей, даже его анализов?

Сложно сказать. Ющенко знал: делом мы занимаемся серьезно…

Вспомните по возможности ключевую беседу на сей счет. Вот приходите к нему: «Господин Президент, работаем так-то, раскроем тогда-то».

Виктор Андреевич часто поддавался влиянию людей из ближайшего окружения, вешавших ему лапшу на уши. «Не верьте Пискуну», - твердили они…

Кто твердил?

Фамилии и так известны. «Не верьте Пискуну – он не хочет сажать бандитов в тюрьмы. Почему до сих пор никто не сидит?», - повторяли они. И Виктор Андреевич задумывался: действительно, кто такой Пискун, из какой команды он пришел?

У помаранчевых вообще довольно странное было представление о руководителях правоохранительных органов. Считалось, они не должны быть профессионалами своего дела – политиками. Возьмем Наливайченко в СБУ, Киреева в ГНАУ, Луценко в МВД.

Руководить силовыми структурами пришли люди, не понимавшие природу процессуальной деятельности. Законы, возможно, они выучили, но в праве важен процесс, а о нем они не имели ни малейшего представления. Не понимали, к примеру, зачем Президента допрашивать именно в присутствии понятных….

Каково мне, отработавшему в органах прокуратуры 21 год, было с ними?

Я о вашем диалоге с Президентом спрашивала.

В деле было около семи–восьми рабочих версий. В том числе о вмешательстве иностранных спецслужб, о «разборках» внутри оппозиции, о сознательном отравлении – с целью перераспределения сфер влияния, захвата власти соратниками по борьбе.

Некоторые версии отпали, остальные скрупулезно отрабатывались. Если бы он меня тогда не снял… Завершили бы сейчас дело об отравлении – не знаю, но, думаю, оно бы уже точно было в суде.

Самонадеянно.

Помните, я пообещал раскрыть дело Гонгадзе через два месяца? Ровно через два месяца три человека сели в тюрьму! Так что я не просто болтаю!

Сами сказали: должна быть политическая воля. Либо целесообразность: приурочить раскрытие к выборам.

Прокурора политика интересовать не должна. У меня по этому делу работали три следственно-оперативные группы, отчитывавшиеся о выполненном ежедневно. Кто и как сегодня в ГПУ этим занимается, я не знаю.

Что вообще происходит в ведомстве? Слыхал: недавно один следователь выстрелил своему начальнику в рот за то, что тот не отдал ему какие-то деньги. Прямо на территории ГПУ это произошло!

История нашумевшая – месяца три назад о ней много писали. Фамилии, обстоятельства – все известно, так где же дело, почему следователь этот в тюрьме не сидит?

О каком раскрытии отравления говорим, если в ГПУ такие вещи происходят?!

Вы не согласны с ходом следствия, с массовыми допросами людей, не имеющих к отравлению вообще никакого отношения?

Со следствием я согласен во всем, кроме одного – отсутствия результата. Их работа – на корзину и красивые отчеты.

Он, вообще-то, будет - результат?

Сомневаюсь, что в этом уголовном деле сохранены все доказательства, собранные еще при моем прокурорстве. В деле об отравлении я знаю каждый документ, каждый! И хочу сейчас посредством СМИ всех предупредить: если когда-нибудь, вернувшись в прокуратуру, я не найду в деле хоть одного документа, самого малозначимого, кто-то из следователей сядет. Уничтожение доказательств – серьезное преступление. Пусть каждый, кто собирается вынуть из дела документы, об этом помнит!

«Я подозревал Колесникова до последнего»

На развитие вашей политической карьеры самое непосредственное влияние оказало другая резонансная история – дело Колесникова.

Оно было политическим и заказным. Сначала я не знал этого, не почувствовал…

Да ладно – «не почувствовал»!

Уследить за всем невозможно. При мне Следственное управление ГПУ вело пять тысяч убийств в год, две тысячи хозяйственных дел… Не мог же я вникать в каждое!

Это – не рядовое.

Подобных дел в 2005-м было много: по Януковичу, Шуфричу, Медведчуку, Кушнареву…

По Игорю Ахметову?

Разговоры были, материалов я не видел.

Очная ставка с Порошенко у вас уже состоялась?

Послушайте, я давал показания и дважды подписался о неразглашении – не могу это обсуждать.

Просто сложно поверить, что вы ни сном, ни духом ничего тогда не подозревали.

Возможно, на первоначальном этапе я поверил в то, что могло что-то быть. Предполагал…

Наличие состава преступления у Колесникова?

Да. Я ведь не знаком был с Борисом Викторовичем. Откуда мне знать: было – не было? Вероятность существует всегда. У каждого человека может что-то быть. Чтобы убедиться, надо проверить.

Первое, что я сказал, узнав о подготовке к возбуждению дела: согласно закону о местных советах, мы должны поставить в известность вышестоящие органы. То есть Верховную Раду. Во-вторых, получить согласие на снятие Колесникова от самого облсовета. В-третьих, собрать достаточно материала, чтобы идти с ним в суд.

Шокин официально, на совещании в ГПУ у меня в кабинете – в присутствии всех замов Генпрокурора, доложил: милицией установлен целый ряд преступлений, якобы совершенных Колесниковым, и у него на руках имеются соответствующие материалы, поступившие из МВД на его имя, в результате проведенной им проверки все факты подтвердились.

Не беспокойтесь, мол, Святослав Михайлович, формальности выполним, материала хватает: шесть эпизодов, оторванные ноги, трупы…, не мешайте нам, пожалуйста, расследовать дело. «Хорошо, работайте», - ответил я. Чтоб не получилось так, будто я вмешиваюсь в ход расследования.

Вам прямо намекнули на такую вероятность?

Конечно! Дело, мол, настолько серьезное – как бы вы нам, Святослав Михайлович, не помешали; как бы не оказалось: Генеральный прокурор встал на сторону обвиняемого…

Они с таким энтузиазмом взялись за Колесникова! Так рьяно убеждали в очевидности состава преступления! Что мне было думать? Конечно, предположил: дыма без огня не бывает. А вы бы подозрений не имели?

И сколько времени для прозрения понадобилось?

Вернувшись из США, я готовился выступить в Раде – Колесников тогда уже был арестован. Шокин принес мне справку для подготовки доклада. Ничего, кроме общих фраз, в справке этой не было. Ничего! Тогда-то я впервые осознал: что-то не в порядке, в деле что-то не так.

Вы регулярно общались с Президентом. Хотя бы по тому же «делу об отравлении». Неужели Виктор Андреевич не задавал вопросов относительно громкой разборки?

Задавал, конечно. Я ответил: расследованием занимается Следственное управление ГПУ, они меня уверяют, что состав преступления у Колесникова есть, сам я в расследование не вмешиваюсь.

Я неспроста связала развитие вашей политической карьеры с делом Колесникова. В ноябре 2005-го вы заявили: «обвинения против него частично сфальсифицированы Луценко и Шокиным». Заявили, уже имея уверенность о включении в предвыборный список ПР!

В список меня включили накануне съезда. А съезд состоялся в первых числах марта 2006-го.

Лукавите, не накануне – гораздо раньше.

Не скрою: относительно списк, были колебания. Предложение поступило не только от ПР…

От кого еще? НСНУ, да?

Не важно. Но речь шла о проходной части. Я долго думал: куда же пойти. За пару дней до съезда ПР состоялся разговор с Януковичем. «Зачем тебе депутатство? Ты судиться будешь – восстановиться попытаешься?» - спросил он. «Виктор Федорович, - говорю, - у меня полно врагов. Многие из тех, кого я пытался привлекать к уголовной ответственности, постараются сейчас со мной расквитаться. Я остался абсолютно незащищенным, вот и хочу попроситься к вам в список, о защите прошу». «Прокурорство – не сахар, - согласился Лидер, - все должно быть по-справедливости». Так я стал депутатом.

Но, предварительные-то наметки имелись?

Имелись. Я знал, что в ПР ко мне нормально относятся. Более того, в начале 2006-го, в феврале, кажется, Янукович сказал в интервью: «Пискун – честный человек». Для меня этого было достаточно – никаких колебаний относительно выбора политической силы не осталось.

А когда я делал заявление, которое вы процитировали, о депутатстве от ПР речь вообще не шла.

Ну, сейчас-то вы что угодно можете говорить.

Буду честен: мой приходи в ПР никак не связан с делом Колесникова. Абсолютно не связан! Что, кстати, саму ПР, возможно, не с лучшей стороны характеризует.

(после паузы). Я отдаю себе отчет в том, что говорю, понимаю, как эти слова могут быть восприняты… Но я совершенно спокоен, ведь в Регионах» всегда знали: дело Колесникова сфабриковано, установление истинны – вопрос времени. Более того, сфабриковано за моей спиной, специально для того, чтобы меня подставить.

Забавно получается: главу Донецкого облсовета оранжевые придумали посадить для того, чтобы избавиться от неугодного Генпрокурора?

В том числе. Я это точно знаю.

Что-то не сходится: грамотно выписать указ о вашем снятии на Банковой не способны, зато такую многоходовку выдумать – раз плюнуть. Давайте, впрочем, уточним. Если в ноябре 2005-го вы говорили о «частичной фальсификации», значит, понимали, кто осуществил ее в полном объеме.

Почему я говорил о частичной фальсификации? Потому что определенные подозрения сохранялись до последнего. Подозрения, например, о том, что могли иметь место нарушения не обязательно уголовного – административного, допустим, характера; либо нечто, граничащее с совершением преступления, возможно, гражданского права. Ведь сделка по «Белому лебедю» была связана с акциями.

Подозревали Колесникова до последнего?

Да! Представить или поверить в то, что можно так нагло сфальсифицировать все – от заявления пострадавшего до материалов дела, - я не мог. А вы бы смогли? В моей практике подобное вообще впервые случилось. Вдумайтесь: по поддельным материалам сработали все – от милиции до прокуратуры!

В страшном сне присниться не могло, что глава милицейского ведомства способен с парламентской трибуны болтать что-то об оторванных ногах, не имея тому абсолютно никаких доказательств; что заместитель мой, с которым столько проработал, которому доверял, может рассказывать мне о рэкете, тоже не имея доказательств.

«Порошенко лично мне угрожал»

Оправдываясь, Луценко всегда валил все на ГПУ. Именно – на предоставленные ему Шокиным материалы. Вы тоже говорите о Шокине. Все сходится на нем. Но, очевидно, ведь: самодеятельностью заниматься он бы не стал.

Пусть точку поставит следствие – это уже не журналистского расследования предмет. Я одно могу сказать: у помаранчевой команды был настрой на передел собственности посредством возбуждения сфальсифицированных уголовных дел.

Однажды на каком-то совещании у Президента, в присутствии Генерального прокурора, министра внутренних дел, зачитывался список людей, которых нужно посадить. Среди них: братья Суркисы, Табачник, Коломойский… Я, естественно, возмутился. «Хватит, - говорю, - не вам тут решать: кого сажать, кого нет. Есть еще в конце концов суд». На меня посмотрели, как на идиота. Неудивительно, ведь я не был членом команды.

Нас, таких «отщепенцев», двое было: я и Маляренко.

Другой случай. Выступая на заседании СНБО, я сказал: один из присутствующих чиновников должен сидеть не здесь – в тюрьме: по его деятельности уже 42 дела возбуждено. Присутствующие, конечно, обалдели, а Маляренко поддержал: «Хоть раз Генпрокурора послушайте – он правду говорит».

Резюмируя. В 2006-м Колесников пообещал добиться посадки Корнича, Шокина, Москаля и Луценко. Получится, как думаете?

Осознав, что дело фабрикуется, что доказательств реальных нет, я сказал Шокину и Драгану (начальнику следствия на момент следствия. - С.К.): Колесников из камеры выйдет – вы в нее сядете. Да что там «сказал», я орал просто! И свидетели есть! (улыбается).

Шокин парирует: если вас что-то смущало, будучи Генпрокурором, вы могли прояснить ситуацию в любой момент.

Если понимаешь: скоро сядешь – не так еще запоешь.

Заподозрив неладное, я велел генералу Куцому – начальнику Главного следственного управления - лично изучить дело и доложить мне. Сделать этого он не смог – документы ему Шокин просто не давал. То они в сейфе оказывались закрыты, то экспертиза какая-то шла, то следователь в командировку уезжал, то еще что-то случалось….

В результате я снял Шокина со следствия. Но потом вынужден был восстановить – Ющенко и Порошенко заставили.

Ничего себе, заявление! О связи Порошенко и Шокина общеизвестно, но не до такой же степени!

С Петром Алексеевичем очень жесткий разговор у нас состоялся. Он приезжал ко мне…

Сам лично, будучи секретарем СНБО?

Да. Порошенко не просто просил – требовал. Говорил: верните Шокина в должность, он много работает - ведет нужные дела. Отвечаю: он вообще-то все следствие мне тут развалил. На каком, - спрашиваю, - основании? Он: «Увидишь». И я увидел - через пару дней меня вызвал Президент.

Порошенко все повторял: или ты Шокина вернешь или мы тебя самого снимем.

Угрожал, то есть?

Сто процентов!

А что Президент?

Тоже просил вернуть Шокина, причем в категоричной форме. «Я, Президент Украины, говорю, что ты должен вернуть его на следственные действия».

Вся истерика из-за того, что Шокин им требовался именно на следствии. Из прокуратуры вовсе я ведь его не выгонял – на другой участок работы перевел.

И теперь Шокин утверждает – я читал его интервью – будто не знает, кто такой Порошенко? Это же смешно!

Был, кстати, еще один момент, сыгравший для отстранения Шокина не менее важную роль. Нам срочно нужно было задержать одного подозреваемого по резонансному делу, материалы все находились в сейфе у Шокина – пока их оттуда доставали, подозреваемый успел уехать из страны.

Вы так спокойно все рассказываете. Где ж хваленое торжество справедливости?

А справедливость восторжествует, не сомневатесь! Это раньше казалось: кто ж его посадит, он – памятник. Сейчас проще: нарушил закон – иди в тюрьму. И не важно, кто ты, в каком ранге.

Помню, в 2003-м, мне один человек сказал: «Ты в Харькове заявил: в деле Гонгадзе – милицейский след. Зачем? Все равно милиция никогда не станет отвечать». Я возразил: «Такие дела срока давности не имеют. Менты будут сидеть за Гонгадзе! Посмотришь!». Мы поспорили. Через два с половиной года он отдал мне ящик коньяка.