Франц Зедельмайер: ЮКОСу будет легче, чем мне, добиться денег от России
Чему акционеры ЮКОСа могут поучиться у предпринимателя из Баварии Франца Зедельмайера, который сумел спустя десятки лет судебных тяжб вернуть отобранное у него в России имущество, рассказал DW сам Зедельмайер.
"Какие-то судебные иски еще рассматриваются, но причитающиеся нам деньги мы уже получили", - удовлетворенно говорит Франц Зедельмайер (Franz Sedelmayer). Предприниматель из Баварии сумел сделать то, во что мало кто верил: будучи лишь частным лицом, добиться от России компенсации за изъятое у него имущество. В 1994 году российские власти отняли у Зедельмайера компанию и только что отремонтированный офис, который он арендовал на 25 лет.
Предприниматель оценил свои потери в 2,3 миллиона долларов. Суды в Европе признали его право на компенсацию, но Россия платить отказалась. Однако Зедельмайер, возглавляющий фирму, которая помогает компаниям вернуть свои активы через международные суды, в итоге сумел с помощью арестов российского имущества в Европе (прежде всего здания торгпредства в Кельне) получить практически втрое больше, чем изначально требовал от России: 6,8 миллиона долларов, с учетом набежавших процентов по судебным решениям.
DW: Вы добились успеха, но для этого потребовалось 20 лет. Не кажется ли вам эта ситуация немного абсурдной?
Франц Зедельмайер: С моей точки зрения, нет. Есть вещи, которые необходимо доводить до конца. А вот с российской точки зрения все это выглядит просто смешно. За время судебных разбирательств со мной Россия уже потратила более 20 миллионов евро на адвокатов, чтобы не выполнять мои требования. Хотя у нас есть подозрения, что и тут сыграла свою роль коррупция и часть денег ушла обратно в Кремль.
- У вас были хорошие отношения с Владимиром Путиным, когда Анатолий Собчак был мэром Санкт-Петербурга. Путин не мог или не захотел вам помочь?
- Он с самого начала сказал мне, что помочь не сможет. Но он попытался найти нормальное решение. Я просил его выяснить, кто руководит конфискацией. Это был Павел Бородин (бывший управделами администрации президента Ельцина. - Ред.). Когда Собчак в 1996 году проиграл выборы, у кого Путин получил в Москве свою первую работу? У Бородина.
- Каким образом сумма требований выросла с 2,3 до 6,8 миллиона долларов?
- Это очень простая история. У нас было всего около 140 судебных процессов. Ни в одном из них Россия не соглашалась оплачивать расходы на суды, ссылаясь на свой иммунитет. Но после каждого решения суда в нашу пользу сумма требований росла из-за процентов - от 10 до 18 процентов в год.
- Но в итоге Россия потеряла гораздо больше, чем могла бы, сразу согласившись компенсировать ваши убытки. Зачем, как вы думаете, Москве нужны были такие очевидно контрпродуктивные действия?
- Они и сегодня не хотят платить. Мы добились принудительного исполнения решений судов через продажу российской госсобственности на аукционах. Для Москвы это большой позор. Россия и сегодня утверждает, что никому денег не должна - ни Зедельмайеру, ни швейцарской фирме Noga, ни ЮКОСу. Россия может отстаивать такую позицию, но в итоге она обязательно проигрывает. И первое, что теряет, - это доверие к ней как к правовому государству и надежному месту для инвесторов.
- Чему у вас могут научиться акционеры ЮКОСа, и сумеют ли они добиться выплаты причитающихся им по суду 50 миллиардов долларов?
- Им придется ждать 20 лет, но в одном могу вас заверить: ЮКОС свои деньги получит. Если Россия не заплатит, акционеры через суд добьются блокировки всех денежных трансферов между государственными структурами России. Если это произойдет, у России возникнут проблемы с финансированием бюджета. Сложности наши и фирмы Noga, с которой мы примерно в одно время подали иски против России, заключались в том, что тогда еще попросту не было прецедентов: не было понятно, какие активы другого государства можно принудительно забрать через суд. Мой успех полностью изменил картину. Суды определились, на какую собственность распространяется иммунитет государства, а на какую - нет. Акционерам ЮКОСа будет легче.
- Но ваш успех достигнут ценой таких долгих усилий, что может не только вдохновить, но и отпугнуть других...
- Лед тронулся. После нас пришли другие. За последние 5-6 лет было отнято достаточно собственности, в том числе в Крыму, и иски уже имеются. Россия оказывается в очень скверном положении.
- Между Германией и Россией есть соглашение о защите инвестиций. Оно в вашем случае не сработало? Вам как-то помогли власти ФРГ?
- Нет, Берлин прежде всего защищал Россию. В отличие от других правительств - американского, британского или израильского, - германское ничего не делает для защиты частных кредиторов. Но в какой-то момент, с 2006 года, правительство ФРГ поняло, что ему лучше просто не вмешиваться.
- Не каждый сумел бы бороться целых 20 лет. Как вы справились?
- Я убежден, что не обязан все терпеть, особенно если со мной несправедливо поступает страна, в экономику которой я вложил миллионы, создал 140 рабочих мест, а потом у меня силой все отобрали. Для баварца право частной собственности - это святое.
- Сколько времени у вас уходило на это?
- Конечно, я успевал заниматься и другими делами, но в среднем - от 15 до 30 часов в неделю.
- Работа на полставки, так сказать.
- Точно, работа на полставки. Но я многому научился (смеется). И наш случай все чаще цитируется в международной научной прессе как прецедент в вопросах иммунитета и защиты инвестиций. Мы даже не один, а дюжину прецедентов создали.
- Можете ли вы свободно ездить в Россию?
- Я точно знаю: ни мне, ни моим ближайшим родственникам ездить в Россию нельзя. Но ведь жил же я до 25 лет без России. Помню, что сразу после того, как у меня отняли мою собственность, ко мне пришел замначальника управления ФСБ по Санкт-Петербургу и спросил, какие у меня планы. Я ответил, что, если мне выплатят компенсацию, я останусь.
"Да куда ты уедешь? Мы же тебе нужны", - сказал он мне. И в этих его словах - всё: в России продажные политики до сих пор мыслят, в принципе, только в категориях денег. Но это ошибка - надо думать с прицелом на будущее, с оглядкой на своих детей, на свои свободы и право собственности. Говорю это не потому, что я немец. У меня жена из Санкт-Петербурга и двое детей, которые говорят по-русски. У меня родственники в России, я люблю эту страну и этих людей.