Готовим язычки!

Что сделали с языковым законом Кравчук и его команда? Как принято сегодня говорить, они его "покращили".

Закон Кивалова-Колесниченко был, безусловно, выгоден всем сторонам политического процесса, поскольку позволял мобилизовать электорат на священную войну за тот или иной вариант государственной языковой политики. Собственно, это его основная функция. Но авторы не учли, что всякое действие вызывает целый комплекс последствий, из которых они "заказывали" только небольшую часть. Остальное идет довеском, да таким, что всем придется расхлебывать.

Так что же такое языковой закон вне его предвыборной политической функции? Это попытка зарегулировать вопрос применения языков.

Более двух лет назад мы уже писали о том, что родная речь для человека столь же естественное, природное и неизбежное явление, как дыхание или ходьба. Надо ли объяснять, что попытка установить нормы и правила легочного газообмена или пешего способа передвижения не приведут либо вообще ни к чему, либо ни к чему хорошему.

Так с чего вдруг Кивалов с Колесниченко решили, что к чему-то хорошему приведет попытка зарегулировать вопрос о языках?

У нас сегодня модно говорить о необходимости дерегуляции. Оно и понятно, ведь в коррумпированном государстве любая возможность регулирования - это прежде всего возможность нажиться как на законном, так и на незаконном применении регулирующей нормы. Так обстоит дело в бизнесе, так происходит и в административном секторе, и еще много где. Кто-то платит за возможность применить разрешительную норму, кто-то отстегивает за право обойти норму запретительную. В любом случае, чиновничество в накладе не остается.

Так вот, закон Кивалова-Колесниченко - это яркий пример разрешительной регуляции. Когда что-то раньше было можно или никому не нужно, а теперь вдруг стало опять же можно или даже нужно, но уже по определенной квоте, в соответствии с утвержденным перечнем и по определенной процедуре.

Но если очередная регулирующая норма в сфере бизнеса вовсе не становится политическим фактором, сколько бы ни возмущались ее жертвы, то языковой закон таким фактором был изначально, по праву рождения. Его воздействие на общество оказалось чуть более сильным и многогранным, чем ожидали его авторы и исполнители. В частности, оказалось, что а) органы местного самоуправления не имеют права устанавливать для своей громады региональный язык, но б) платить за все расходы на введение регионального языка нужно из местных бюджетов, которые у нас отнюдь не резиновые и вообще не слишком толстые.

Но самым неприятным сюрпризом для власти стали даже не протесты противников языковой реформы, а первые робкие попытки национальных меньшинств (тех же болгар в Одесской области) воспользоваться новыми правами, вместо того чтобы тихо сидеть и радоваться по поводу этих самых прав. А как этими правами воспользуешься, если механизм прописан нечетко, а в местном бюджете лишних денег нет и в ближайшие годы не предвидится?

Осознав риски, власть позволила рабочей группе под руководством Леонида Кравчука свести их к минимуму.

Что же придумали языковые реформаторы на этот раз?

Если верить "Коммерсанту-Украина", который и вбросил информацию о новом варианте закона, то можно утверждать, что это не новый вариант - это новый закон. Понятие региональных языков в нем отсутствует. Вместо него - "защита языков национальных меньшинств", которая подразумевает использование его наряду с государственным. Причем право на защиту возникает лишь в том случае, когда носителей языка - не менее 30% в регионе.

В соответствии с законом Кивалова-Колесниченко, который устанавливал 10% порог для признания языка региональным, территория применения русского языка в качестве регионального составляла сплошной массив из Черниговской, Харьковской, Луганской, Донецкой, Запорожской, Днепропетровской, Николаевской, Херсонской, Одесской областей и АР Крым. Также на русский региональный могли рассчитывать многие крупные города и несколько районов в Центральной Украине.

Когда Анна Герман заговорила о 30% вместо 10%, мы прикинули, как изменилась бы картина языковой реформы.

Русский не смог бы стать региональным в Черниговской, Сумской, Херсонской и Николаевской областях, причем последняя до 30% не дотянула каких-то 0,7%. Впрочем, отдельные районы на Николаевщине, а также областные центры все-таки могли бы рассчитывать на русский язык в качестве регионального. Таким образом, потенциально русскоязычная часть Украины, во-первых, была бы значительно уменьшена, а во-вторых, рассечена на три неравные части - Одесщину, Крым и Восточную Украину.

Помимо русскоязычных, более никто не мог бы рассчитывать на собственную область с региональным языком. Если в соответствии с законом Кивалова-Колесниченко все Закарпатье могло стать венгероязычным, а Черновицкая область - румыноязычной, то теперь ситуация несколько иная.

Так, в Закарпатье на особый статус венгерского языка могли бы претендовать Береговский и Ужгородский районы (без Ужгорода).

На Буковине Герцаевский, Глыбокский, Сторожинецкий и Новоселицкий районы говорят по-румынски и по-молдавски (поверьте, принципиальной разницы нет!), чтобы требовать своим языкам статуса региональных.

Одесщина, юго-запад которой по закону Кивалова-Колесниченко должен был стать диким коктейлем из региональных языков, ограничилась бы тремя болгарскими и одним молдавским районом.

Сильнее всего пострадали бы Крымские татары, которые в соответствии с законом Кивалова-Колесниченко имели полное право на региональный крымскотатарский в АР Крым, а с 30% порогом территория крымскотатарского языка ограничилась бы одним только Белогорским районом.

Все это могло бы быть, если бы все изменения в закон ограничились введением 30% порога. Мы бы тогда просто ограничились констатацией факта, что языковая реформа свернута для всех языковых групп в Украине, кроме русской, возможности которой были бы лишь слегка урезаны.

Но Кравчук и его команда пошли гораздо дальше. В соответствии с их проектом, требовать защиты языка национального меньшинства может только население компактных административных единиц - села, поселка, города. Район - уже не может. Область - тем более.

Реализация права на "защиту" языка усложняется до абсурда. При том, что только ленивый сегодня не говорит о необходимости перераспределения полномочий от центра к регионам, процедура предоставления "защиты" максимально централизована. Носители "тридцатипроцентного языка" обращаются в местные органы власти, те, в свою очередь, ходатайствуют перед областью, а область передает инициативу в Киев, гда Верховная Рада должна принять соответствующий закон.

Очевидно, что в большинстве случаев просьба о защите языка затормозится уже на первом или втором этапе. Особенно это касается языков реальных национальных меньшинств - тех же болгар, гагаузов, румын, венгров. Русскоязычные общины более многочисленны и влиятельны, и у них больше шансов продавить "защиту" - но лишь в том случае, если это будет признано целесообразным на уровне области и в центре.

Видимо, понимая, откуда можно ждать неприятностей, авторы нового проекта решили выработать особые, более мягкие условия для крымскотатарского языка - правда, в чем они состоят и как это согласуется с принципом равенства перед законом, пока не ясно.

Итак, что же мы получили? Если закон Кивалова-Колесниченко - это разрешительная дерегуляция, то разработанный рабочими группами проект - это уже регуляция запретительная. Если раньше для граждан Украины установили бюрократическую процедуру для реализации тут же созданных языковых прав, то теперь языковые права урезали, а бюрократическую процедуру усложнили до предела. Да еще и приправили все это очевидным неравенством языков перед законом.

Таким образом, власть сорвалась в традиционный в таких ситуациях штопор. Попытка зарегулировать малопроблемный вопрос вызвала разбалансировку политической ситуации. Для ее стабилизации языковой вопрос намерены зарегулировать еще более жестко. В результате первоначальная идея проекта оказывается утраченной, а права большинства языков национальных меньшинств оказываются более узкими, чем до принятия закона Колесниченко-Кивалова. Жесткое зарегулирование проблемы покажет свою неэффективность, и чем тогда продолжится этот штопор, можно только гадать.

Эдуард Успенский однажды сказал, что если начать наводить порядок там, где все хорошо, порядка не будет, но и хорошо тоже уже не будет. Нельзя сказать, что с языками у нас все было хорошо. Но то, что было, менее всего нуждалось в колесниченковщине. Сейчас простой анализ подсказывает, что проект, идущий на смену закону Кивалова-Колесниченко, еще хуже.

Для стимулирования развития бизнеса в нормальных странах проводят процесс дерегуляции экономики. И официальному Киеву в самый раз задуматься о том, что не стоит лезть корявыми регулирующими лапами в тонкую сферу межчеловеческого общения. Люди сами в состоянии договориться между собой. И язык для общения выбрать - тоже.