Политбайка. Простить рядового Панина
Однажды российский актер Алексей Панин сидел ночью в темном номере алуштинского отеля и не спал, ожидая ареста. Время от времени он выглядывал в окно - там на фоне темного неба, освещенный оранжевым фонарем, стратегической ракетой смотрел в небо минарет мечети Юкъары Джами. Алексей Панин слушал, как голос азанчи с динамиков минарета призывал правоверных на ночной намаз. Актер не мог отделаться от ощущения, что в мечети собираются крымские татары и дружно молятся о его здоровье. От таких молитв Панину было не по себе. Чтобы стало по себе, Панин наливал себе очередную стопку водки - но помогало плохо, нервы были ни к черту, и горлышко бутылки выстукивало звонкую дробь о край стакана.
После очередной стопки тьма в углу номера сгустилась, и из нее соткался силуэт челвека в офицерской форме ВВС РККА. Человек шагнул к столу, выступая из тьмы, и стал виден. На гимнастерке тускло поблескивала медаль "Золотая звезда". Густая черная шевелюра зачесана назад. Между бровей - жесткая вертикальная складка. Прямой нос, крупный рот, волевой подбородок и внимательный взгляд…
Летчик пододвинул к себе стул и, прежде чем сесть, представился:
- Гвардии майор Амет-Хан Султан.
Алексей Панин судорожно отхлебнул водки прямо из горла.
- Так, говоришь, вдоль трассы на Перевальное на деревьях крымских татар вешать надо? - спокойно поинтересовался Амет-Хан.
- Я прошу прощения. Вам все неправильно сказали, я не имел в виду татарский народ. - заплетающимся языком пролепетал Панин. - Я так же говорю про москвичей и русских, которые жрут и срут у себя в Москве. Просто ваш… человек, который был в этой ситуации, он - татарин - повел себя крайне не интеллигентно. Я ему сказал в состоянии аффекта, что, типа, татары. Но к татарам это не имеет отношения. Это имеет отношение к хамскому поведению. Это был просто некультурный человек, была конфликтная ситуация, я прошу прощения, я не хотел обидеть татарский народ...
- Крымскотатарский. - так же спокойно поправил собеседника Амет-Хан. - Ты еще говорил, что Сталин нас не добил…
Панин хлебнул еще водки, потом, спохватившись, протянул остатки летчику, но, не встретив понимания, неверной рукой поставил бутылку на стол и затараторил:
- Послушайте меня, был русский народ, который воевал в войне, но был Власов, который перешел на сторону Гитлера. Также есть украинцы, татары - это никак не связано с татарским народом. Это относится конкретно к людям, которые ведут себя непорядочно…
- Да ты мне про Власова не рассказывай, - грустно проговорил Амет-Хан Султан. - У меня самого родной брат в немецкой комендатуре служил - и что теперь? О себе подумай. О душе своей. Что делать собираешься?
- Я? А если прощения попросить? - жалобно взглянул артист. - Можно?
- Можно. - кивнул Амет-Хан. - Просить прощения - полезно для здоровья.
- Только я завтра в Керчи выступаю. А потом в Евпатории…
- Вот в Керчи и попросишь прощения. А потом в Евпатории. И везде, где будешь выступать - будешь просить прощения. Ты же всех обидел, так?
- А меня простят? - вдруг озаботился Панин.
- Нет. - покачал головой Амет-Хан. - Но дело не в прощении. Дело в раскаянии. В чистосердечном раскаянии. Понимаешь? Оно душу облегчает.
Панин вдруг встал и нетвердой походкой прошел к холодильнику.
- Ты куда? - слегка удивился ночной гость.
Панин достал из холодильника новую бутылку водки и показал летчику:
- У меня чистосердечное раскаяние обычно после второй бутылки начинается… А после третьей - проходит. Поэтому… ик... я третью пить не буду…
Скрутив бутылке голову, Панин надолго приник к горлышку жадными губами. А когда оторвался и оглянулся, ожидая почему-то одобрения Амет-Хана, в комнате никого уже не было. Лишь за окном стратегической ракетой смотрел в небо минарет мечети Юкъары Джами, где крымские татары молились за здоровье российского актера…