Тимошенко попалась на плагиате

В апреле 2007 в Foreign Affairs вышла знаменитая статья «Containing Russia», «написанная» Тимошенко. Шума было много, но никто не обратил внимания, что, скажем, рассуждения о перспективах «Газпрома» до боли напоминают газетную статью совсем другого автора - Аркадия Островского «Russia faces the chilling prospect of a winter short of gas», появившуюся за полгода до этого… в «Файненшл Таймз».

У Тимошенко:

After more than ten years of delay, Gazprom has decided to develop a big field on the Yamal Peninsula - a barren and barely accessible region in the Arctic. But the earliest that gas from Yamal will reach the market is 2011. Meanwhile, demand for gas - from RAO Unified Energy System of Russia (UESR), Russia's electricity monopoly, as well as from expanding industrial companies and households - is growing by about 2.2 percent annually, according to a recent report by the investment bank UBS. "The risk of supply crisis is real," the report noted, if growth in demand accelerates to 2.5 percent.

The impending shortage means that Gazprom will not be able to increase gas supplies to Europe, at least in the short term -- something that European countries should be aware of and concerned about. This may explain why Gazprom abandoned itsplan to send gas from the Shtokman field, in the Barents Sea, to the U.S. market as liquefied natural gas and diverted it to Europe instead. The decision, initially interpreted as a move intended to irk Washington, may actually have been a sign of desperation: sending Shtokman gas to Europe would free up Siberian output for domestic consumption.

The problem, of course, is not a lack of gas - Russia has 16 percent of the world's total known reserves - but Gazprom's investment strategy. Over the past few years, the company has spent vigorously on everything but developing its reserves. It has built a pipeline to Turkey, taken over an oil company, invested in UESR, tried to gain footholds in European distribution markets, and become Russia's biggest media company. All this was done in the name of creating and sustaining a "national energy champion." Yet investment in Gazprom's core business was grossly inadequate.

There is another problem facing Gazprom: the actual engineering costs of developing new gas fields in Russia. In the Shtokman gas field and on the Yamal Peninsula, in particular, the engineering costs, including the cost of transporting the output to Europe, are twice as high as for new gas fields in North Africa and the Middle East. The international gas market is already beginning to recognize this, and, over the long term, it could be enormously dangerous for Russia. Indeed, Russia may actually be putting itself out of the gas business, because high engineering costs for new projects in Russia are signaling to the market that Russia and Gazprom lack the capacity to develop these fields. Western companies could come in and do the job, but given the Kremlin's recent usurpation of Shell's investments on Sakhalin Island, these companies would be remiss in their fiduciary duties if they undertook such investments.

The only way to avoid a crisis is to break Gazprom's monopoly on pipeline infrastructure and to license independent gas producers. Independent producers already account for 20 percent of domestic gas sales in Russia and are boosting their output.

(После десяти с лишним лет проволочек 'Газпром' решил начать разработку крупного месторождения на полуострове Ямал - в пустынном и труднодоступном районе на побережье Северного Ледовитого океана. Однако газ, добытый на Ямале, появится на рынке самое раннее в 2011 г. В то же время спрос на это топливо со стороны электроэнергетического монополиста РАО 'ЕЭС России', промышленных предприятий и индивидуальных потребителей, по данным недавно опубликованного доклада инвестиционного банка UBS, увеличивается примерно на 2,2% в год. Если рост спроса повысится до 2,5%, отмечается в докладе, 'опасность кризиса поставок станет вполне реальной'.

Надвигающийся дефицит предложения означает, что 'Газпром', по крайней мере в ближайшем будущем, не сможет увеличить поставки в Европу - этот факт европейским потребителям следует учесть, и отнестись к нему со всей серьезностью. Возможно, именно этим объясняется решение 'Газпрома' отказаться от планов поставок газа со Штокмановского месторождения на Баренцевом море в США в сжиженном виде, и перенацелить их на Европу. Первоначально этот шаг был воспринят как 'пощечина' Вашингтону, но на деле он возможно представляет собой жест отчаяния - снабжая Европу газом с этого месторождения, 'Газпром' сможет направить топливо, добываемое в Сибири, российским потребителям.

Проблема, конечно, вызвана не дефицитом самого сырья, - Россия контролирует 16% общемировых разведанных запасов газа - а инвестиционной стратегией 'Газпрома'. В последние годы компания тратила деньги на что угодно, кроме самой газодобычи. Она построила трубопровод, ведущий в Турцию, приобрела нефтяную корпорацию, вкладывала капиталы в РАО 'ЕЭС', попыталась захватить плацдарм на европейском распределительном рынке, и стала крупнейшим в России медиа-холдингом. Все это делалось под лозунгом превращения 'Газпрома' в 'национального энергетического чемпиона'. В то же время инвестиции в его основную деятельность оставались крайне неадекватными.

Перед 'Газпромом' стоит и другая сложная проблема, связанная с техническими расходами на освоение новых газовых месторождений в России. Для Штокмановского месторождения и полуострова Ямал эти расходы - включая стоимость транспортировки добытого топлива в Европу - вдвое превышают аналогичные показатели для новых газовых месторождений в Северной Африке и на Ближнем Востоке. Игроки на международном газовом рынке уже начинают осознавать этот факт, и в долгосрочной перспективе ситуация чревата для России чрезвычайно опасными последствиями. Она вообще может оказаться за бортом международного газового бизнеса: высокие технические расходы на эксплуатацию новых российских месторождений служат для рынка сигналом, что страна и 'Газпром' не обладают необходимым потенциалом для их освоения. Решить эту задачу могли бы западные компании, но после недавней фактической конфискации Кремлем капиталовложений Shell на острове Сахалин подобные инвестиции для них означали бы полное пренебрежение своими обязанностями перед акционерами.

Единственный способ избежать кризиса - лишить 'Газпром' монопольного контроля над трубопроводной системой России и создать благоприятные условия для независимых добывающих компаний. На долю последних уже приходится 20% потребляемого в России газа, и они наращивают объемы добычи. Однако для дальнейшего развития их деятельности необходимы рыночные стимулы).

У Аркадия Островского:

After more than 10 years of delays, Gazprom this month decided to develop a big field in the Yamal peninsula - a barren, harsh and barely accessible region in the Arctic. But the earliest this gas will reach the market is 2011.

Meanwhile demand for gas - from Unified Energy System, Russia's electricity monopoly, as well as from expanding industrial companies and households - is growing at about 2.2 per cent annually, according to a recent report by UBS. If this growth rises to 2.5 per cent, "the risk of supply crisis is real", the Russian arm of the Swiss bank says…

The shortage has international implications, too. It means Gazprom will not be able to increase gas supplies to Europe, at least in the short term - something that European countries are increasingly aware of and concerned about.

It also means that, in spite of president Vladimir Putin's promise to build a pipeline from western Siberia to China, Russia may struggle to fill it. This may explain Gazprom's decision to abandon its long-nurtured plan to send gas from Shtokman field in the Barents sea to the US market as liquefied natural gas, diverting it to Europe instead. The decision, initially interpreted as a poke at the US, may instead have been a sign of desperation: sending Shtokman gas to Europe would free up Siberian output for domestic consumption.

Analysts say the problem is not the lack of gas - Russia has 16 per cent of the world's total reserves - but rather Gazprom's investment strategy. Over the past few years the company has spent vigorously on anything but developing its reserves. It has built a pipeline to Turkey, taken over an oil company, invested in UES and tried to gain a foothold in European distribution markets. All this was in the name of creating a national energy champion. But investment in Gazprom's core activity was inadequate…

Independent producers, including oil companies, already account for 20 per cent of domestic gas sales in Russia and could rack up their output. But this would require incentives.

(После более чем 10 лет проволочек "Газпром" в ноябре решил осваивать крупное месторождение на полуострове Ямал, в бесплодном, суровом и труднодоступном районе Арктики. Но этот газ попадет на рынок не раньше 2011 года.

Между тем спрос на газ со стороны РАО "ЕЭС России", равно как со стороны расширяющихся промышленных компаний и домовладений, растет примерно на 2,2% в год, говорится в недавнем докладе UBS. Если этот рост увеличится до 2,5%, "риск кризиса поставок реален", отмечает российское отделение швейцарского банка.

У дефицита есть и международные последствия. Он означает, что "Газпром" не сможет увеличить поставки газа в Европу, как минимум, в краткосрочной перспективе. Он также означает, что, несмотря на обещание президента Владимира Путина построить трубопровод из Западной Сибири в Китай, России, возможно, будет непросто его наполнить.

Может быть, этим объясняется решение "Газпрома" отказаться от давно вынашиваемого плана отправлять газ со Штокмановского месторождения в Баренцевом море на рынок США в сжиженном виде и направить его в Европу. Решение, которое первоначально трактовали как демарш по отношению к США, возможно, было признаком отчаяния: отправка газа со "Штокмана" в Европу высвободит сибирскую добычу для внутреннего потребления.

Аналитики говорят, что проблема не в отсутствии газа – России принадлежит 16% мировых резервов, а в инвестиционной стратегии "Газпрома". В последние несколько лет он тратит средства на все, кроме развития собственных резервов. Он построил трубопровод в Турцию, поглотил нефтяную компанию, инвестировал в РАО «ЕЭС» и попытался завоевать плацдарм на европейском распределительном рынке. Все это делалось во имя создания энергетической компании национального значения. Но инвестиции в основную деятельность "Газпрома" не были адекватными.

Сейчас на долю независимых производителей, включая нефтяные компании, уже приходится до 20% газовых продаж на внутреннем рынке России, и они могут увеличить свою добычу. Но для этого нужны стимулы).

«Russia faces the chilling prospect of a winter short of gas» by Arkady Ostrovsky. “Financial Times” 2006-11-07

Впрочем, как оказалось это не единственное заимствование. Скажем рассуждения украинского экс-премьера о неустойчивости российского роста, опирающегося исключительно на высокие цены на нефть удивительным образом совпадают с тезисами статьи “Russia’s Fragile Power” совсем другого автора, опубликованной в феврале того же года – на два месяца раньше.

Просто сравните:

Russia's robust growth, moreover, is precarious, because it is based on high oil prices that seem unlikely to last and rising production that clearly cannot be sustained, owing to grossly inadequate investment. Natural resources such as oil and gas are a mixed blessing for Russia, just as they are for other countries. High energy prices and raw material exports have allowed Russia to become the world's tenth-largest economy. Energy exports finance about 30 percent of the Kremlin's budget. But that figure is based on the assumption that oil will remain at $61 per barrel, which it has already fallen below. Aside from energy, Russian industrial exports primarily consist of armaments, with advanced aircraft accounting for more than half of sales. This lack of economic diversification leaves Russia vulnerable to any downturn in world oil and commodity prices.

(Экономический бум, который переживает страна, крайне нестабилен, поскольку он зависит от высоких цен на нефть, которые вряд ли сохранятся надолго, и увеличения ее добычи, на что Россия в долгосрочной перспективе явно не способна из-за недостатка инвестиций. Как это происходит и с другими странами, природные ресурсы, такие как нефть и газ, приносят России не только пользу, но и вред. Высокие энергетические цены и сырьевой экспорт позволили ей выйти на десятое место в мире по объему ВВП. За счет экспорта энергоносителей финансируется до 30% бюджетных расходов Кремля. Однако эти расчеты основаны на том, что нефтяные цены останутся на уровне 61 доллара за баррель, а ведь они уже снизились. При этом, помимо энергоносителей, российский промышленный экспорт состоит в основном из вооружений - и здесь более половины объема продаж приходится на современные самолеты. Из-за недостаточной диверсификации экономики Россия весьма уязвима к любому снижению мировых цен на нефть и другое сырье.)

Это - Тимошенко.

Oil is a mixed blessing. Riding on record-high energy prices and raw material exports, in January 2007 Russia became the world’s tenth-largest economy. But energy exports finance about 30% of a government budget that is based on forecasts that oil remains at $61 per barrel. Russian industrial exports primarily consist of armaments, with advanced aircraft accounting for more than half of sales. That leaves Russia vulnerable.

(Нефть приносит России не только пользу, но и вред. Благодаря подъему до рекордных высот цен на энергию и экспорт сырья, в январе 2007 года Россия стала десятой по величине экономикой в мире . Но экспорт энергии финансирует около 30% государственного бюджета, который в свою очередь рассчитан в соответствии с прогнозом, что нефть удержится на уровне 61 доллара за баррель. Российский промышленный экспорт состоит в основном из вооружений - и здесь более половины объема продаж приходится на современные самолеты. Это оставляет Россию весьма уязвимой).

А это - “Russia’s Fragile Power” Joseph S. Nye, Jr., a former US assistant secretary of defense, is a professor at Harvard University and the author of The Future of Power. 2007-02-07

Даже данные «убийственной» для соседа демографической стастики, вместе со ссылкой на «еще не достигшей пика эпидемии СПИД» можно обнаружить в статье из журнала Economist за предыдущий год.

Тимошенко:

demographic catastrophe: the population has been shrinking by 700,000 annually for the past eight years despite the fact that the country's HIV/AIDS epidemic has not yet peaked. Male life expectancy is among the lowest in the world. Most demographers expect that Russia's population will shrink even more dramatically, perhaps to below 100 million people by the middle of the twenty-first century.

(демографическая катастрофа: последние восемь лет население России ежегодно сокращается на 700000 человек - и это при том, что эпидемия ВИЧ/СПИДа в стране еще не достигла апогея. По средней продолжительности жизни у мужчин она занимает одно из последних мест в мире. Большинство демографов прогнозирует еще более резкое сокращение численности населения России - возможно, к середине 21 века оно составит менее 100 миллионов человек).

«Прототип»:

Russia's demographic outlook is dire—even before it feels the full impact of AIDS…It is falling still, by around 700,000 a year. There may be fewer than 100m Russians left by 2050.

(Демографическая ситуация в России ужасна - даже в условиях, когда она еще не почувствовала в полной мере воздействия СПИДа... Численность населения продолжает сокращаться приблизительно на 700000 человек ежегодно. К 2050 году россиян может остаться менее 100 миллионов).

“A Sickness of the soul” The Economist. 2006-09-06

А еще, благодаря этому небольшому исследованию, мы можем понять, кто является главным авторитетом для писавшего текст Немыри (и Тимошенко, разумеется) в сфере дипломатии. Генри Киссинджера, автор «доктринальной» статьи конспектирует как прилежный ученик, забывая, впрочем, и в этот раз назвать его фамилию. Речь идет о 30-х годах.

Тимошенко:

Unfortunately, political leaders usually have the least idea of what to do when the scope for action is greatest. By the time they have a better idea, the moment for decisive and effective action may have passed. In the 1930s, for example, the French and British governments were too unsure of Hitler's objectives to act. But their obsession with Hitler's motives was utterly misguided. Realpolitik should have taught them that Germany's relations with its neighbors would be determined by relative power, not German intentions alone. A large and strong Germany bordered to the east by small and weak states would have been a threat no matter who ruled in Berlin. The Western powers should thus have spent less time assessing Hitler's motives and more time counterbalancing Germany's strength. Once Germany rearmed, Hitler's real intentions would be irrelevant. This was Winston Churchill's message throughout his "wilderness years." But instead of heeding Churchill, the British and the French continued to treat Hitler as a psychological problem, not a strategic danger -- until it was too late. What matters in diplomacy is power, not the state of mind of those who wield it.

(К сожалению, когда политические лидеры обладают наибольшей свободой действий, они, как правило, не имеют четкого представления о том, как именно следует поступить. К тому времени, когда такое представление у них появится, благоприятный момент для решительных и эффективных действий может быть уже упущен. К примеру, в 1930-х гг. французское и британское правительства терялись в догадках о том, какие цели преследует Гитлер, и это сковывало их инициативу. Однако сосредоточивать все внимание на мотивах фюрера было явной ошибкой. Исходя из принципов Realpolitik, Париж и Лондон должны были понять, что отношения Германии с соседними странами определяются соотношением сил, а не только намерениями самих немцев. Большая и сильная Германия - независимо от режима, существовавшего в Берлине - представляла угрозу для малых и слабых государств, граничивших с ней на востоке. Поэтому западным державам следовало бы поменьше гадать о мотивах Гитлера, и больше заботиться о создании противовеса германской мощи. Стоило процессу ремилитаризации Германии завершиться, и вопрос о подлинных намерениях Гитлера терял всякую актуальность. Именно об этом предупреждал Черчилль в годы своего политического 'небытия'. Однако Лондон и Париж не прислушались к его словам, и продолжали воспринимать Гитлера как феномен психологического порядка, а не стратегическую угрозу - пока не стало уже слишком поздно. В дипломатии главное - сам вес государства, а не умонастроения тех, кто им распоряжается).

Киссинджер (к сожалению, под рукой только русский перевод, но те, кто «не понимают по-русски» могут открыть английское издание, страницу 294;):

Государственные деятели всегда сталкиваются с дилеммой: когда поле деятельности практически не имеет границ, информация минимальна, к моменту накопления достаточного количества информации поле для решительных действий сужается до предела. В 30-е годы британские лидеры сомневались, верно ли поняты истинные цели Гитлера, а французские лидеры, в силу неуверенности в себе, не могли действовать а основании оценок, справедливость которых не в состоянии были доказать. Цена знания истинной природы Гитлера обошлась в десятки миллионов могил, протянувшихся с одного конца Европы до другого. С другой стороны, если, бы демократии Казали решительное сопротивление Гитлеру на ранних этапах его правления, истoрики спорили бы до сих пор, был ли Гитлер непонятым националистом или маньяком, помешанным на мировом господстве.

Одержимость Запада выяснением истинных мотивов Гитлера была с самого начала заблуждением. Принцип равновесия сил не должен был оставлять сомнения в том, что обширная и сильная Германия, граничащая на востоке с мелкими и слабыми государствами, является сама по себе опасной угрозой. «Realpolitik» учит, что, независимо от мотивов Гитлера, отношения Германии со своими соседями предопределяются реальным соотношением сил. Западу надо было тратить меньше времени, устанавливая истинные мотивы Гитлера, и больше времени, организуя противовес растущей мощи Германии…

Лидеры демократических стран отказались взглянуть в лицо фактам и признать, что, как только Германия достигнет заданного уровня вооружений, истинные намерения Гитлера не будут иметь значения. Быстрый рост германской военной мощи должен был опрокинуть равновесие сил, если бы он не был остановлен или чем-то уравновешен.

Именно к этому сводился одинокий призыв Черчилля. Но в 30-е годы время признания пророков еще не наступило. И потому британские лидеры широчайшего политического спектра проявили редчайшее единодушие и отвергли предупреждения Черчилля. Исходя из предположения, что не готовность к отпору, а разоружение является ключом к миру, они рассматривали Гитлера как психологическую проблему, а не как стратегическую опасность.

Г. Киссинджер Дипломатия с.262-263

Удивительно, но похоже экс-премьер без помощи Киссинджера не может даже посчитать, сколько в России…. часовых поясов.

Вот её фраза

The West should support Russia when it pushes for democracy and free markets but bolster the obstacles to its imperial ambitions. Indeed, Russian reform will be strengthened if Russia is encouraged to concentrate -- for the first time in its history -- on developing its national territory, which sprawls over 11 time zones from St. Petersburg to Vladivostok, leaving no rational cause for claustrophobia.

(Запад должен поддерживать Россию в том, что касается развития демократии и рыночной экономики, и одновременно укреплять заслоны на пути ее имперских амбиций. Российские реформы только выиграют, если страну удастся убедить - впервые в своей истории - сосредоточить внимание на 'обустройстве' собственной территории, простирающейся на 11 часовых поясов от Петербурга до Владивостока, не создав у нее при этом обоснованных причин для клаустрофобии).

Сразу же находится «аналог» у бывшего американского госсекретаря:

Now the key issue in my view in Russia is can the Russians understand that in the modern world, you don’t have to conquer your neighbors to be secure and even less to be prosperous. The present day Russia, Saint Petersburg is closer to New York that it is to Vladivostok. Vladivostok is closer to Seattle that it is to Moscow. They have eleven time zones in one country. They should not suffer from claustrophobia.

(Сейчас ключевой вопрос, на мой взгляд, состоит в том, смогут ли русские осознать, что в современном мире не нужно больше завоевывать соседей, чтобы чувствовать себя в безопасности, и еще меньше – для того, чтобы процветать. В современной России Санкт-Петербург ближе к Нью-Йорку, чем к Владивостоку. Владивосток ближе к Сиэтлу, чем кМоскве. Одиннадцать часовых поясов - в одной стране. Они не должны страдать от клаустрофобии).

Henry Kissinger, Fourteenth Annual John M. Ashbrook Memorial Dinner, 1997-09-11

Райтеров сразу могу предупредить. Это старая шутка Киссинджера. О клаустрофобии и 11 часовых поясах он говорил еще Горбачеву. Можете порыться в архивах.

Но в общем-то рецепт плагиата от Немыри уже вырисовывается. «Тырить» лучше английские тексты. И хотя бы ионгда менять предложения и отдельные слова местами чтобы запутать тех, кто исследует тексты с помощью обычных интернет-поисковиков. Успехов Вам, специалисты «копипейста» в вашей нелегкой работе!!