"Лучше бы я тоже погиб": психолог пояснила, как распознать "донбасский синдром" у близких

За последние два года в нашем обществе появилась целая прослойка людей, переживших войну. Солдат, вернувшийся с войны на Донбассе, - уже не тот, каким был до мобилизации. Его реакции на окружающих и вообще отношение к жизни сильно меняются.

И для его близких, и для всего общества это серьезный вызов. Наивно ждать от человека, который убивал и сам был готов к смерти, что сразу после демобилизации он снова станет законопослушным мирным гражданином, любящим мужем и отцом.

Нужно научиться оказывать поддержку, помогать, принимать, а иногда и прощать. А еще нужно отличать нормальные реакции здорового человека, пережившего стресс, от серьезных проблем с психикой, в том числе пресловутого "донбасского", или посттравматического, синдрома.

На эти темы "Обозреватель" побеседовал с кризисным психологом, специалистом по травмофокусированной психотерапии, участником волонтерской Психологической кризисной службы Надеждой Голембиевской.

- Что такое посттравматический синдром, который еще называют "синдромом АТО", и чем он отличается от нормальной реакции человека на весь тот ужас, на который он насмотрелся на войне?

Надежда Голембиевская. Фото с личной страницы Надежды Голембиевской в Facebook

- Это очень правильный вопрос, потому что сейчас на теме посттравматического стрессового расстройства много спекуляций. Разговоры о том, что у каждого бойца АТО есть посттравматический синдром, похожи не только на массовую истерию, но и на элемент гибридной войны: это способ загнать людей в состояние безысходности. Я на встречах и с военными, и с психологами, работающими с военными, всегда говорю: если мы все дожили до 2016 года, значит, мы устойчивы к стрессам и травматическим состояниям.

Читайте: "Для них война что в Африке, что в Украине": боец АТО высказался о равнодушии соотечественников

Боевой стресс требует от человека определенных реакций: физических, эмоциональных, психических. Когда стресс уже закончился, эти реакции все еще сохраняются, хотя самих событий уже нет. Это абсолютно нормально.

В стрессе человек сжимается, как пружина, концентрирует свои физические и психические ресурсы, все реакции обостряются. И чтобы эта пружина полностью разжалась, нужно в два раза больше времени, чем длился стресс. То есть если человек был в АТО, скажем, год, ему может понадобиться два года после демобилизации, чтобы состояние полностью нормализовалось и стало адекватным мирному времени.

- Но это же не значит, что демобилизованный солдат два года не способен вести нормальную социальную жизнь?

- Нет, конечно. Речь только о том, что в течение этого срока у него могут возникать какие-то телесные или психические симптомы, как память о пережитом.

Первое время, сразу после возвращения, самое сильное желание бойца – спрятаться в коконе, "в домике", побыть наедине с собой, со своими чувствами, со своим телом, которое, наконец, в безопасности. В это время от его близких требуется только одно: "накорми, напои, в баньке попарь и спать уложи", как в сказке. Назойливые расспросы о пережитом – самое худшее, что можно придумать.

В это время нередко бывают расстройства сна: бессонница, поверхностный сон, когда человек часто просыпается. Если через пару месяцев сон не наладится, это повод обратиться к специалисту, к психологу или неврологу. Но чаще всего организм справляется сам.

"Телесная" фаза длится обычно от месяца до двух. Потом у большинства появляется желание выйти в люди, пообщаться, вернуться к социальной жизни. Но это не значит, что человек полностью пришел в себя. У него могут случаться "флеш-бэки", как бы провалы в другую реальность, вызванные каким-то событием: резкими звуками, запахами. Человек умом понимает, что праздничный салют – это не артиллерийская канонада, а резкий хлопок пробитой шины – это не выстрел; но его тело и нервная система реагируют так, как реагировали на войне. Подчеркиваю, это не психоз, не расстройство, а абсолютно нормальное поведение.

Кроме звуков, как я уже сказала, "спусковым крючком" могут служить запахи. И не только пороха или солярки. Если бойцу пришлось выносить с поля боя останки убитых, то в мясном ряду на рынке ему лучше не появляться, чтобы не провоцировать ужасные воспоминания.

Читайте: Психиатрическая статья в военном билете: боец АТО подорвал себя гранатой

Даже яркое вечернее освещение может вызвать приступ паники, потому что бойцы привыкли к тому, что вечером и ночью нужно сидеть в темноте, чтобы не стать легкой мишенью.

- Что в таких случаях нужно делать?

- Если речь о запахах, то их нужно быстро перебить. Поэтому я советую носить с собой, например, носовой платок, смоченный духами жены, или что-то такое, что пахнет домом, какими-то приятными воспоминаниями. Знаете, как раньше на груди носили ладанку или медальон с локоном возлюбленной.

Если начался приступ паники, есть разные упражнения и техники, которые помогают не "соскользнуть" в память о прошлом, остаться "здесь и сейчас". Подбирать эти техники лучше индивидуально, но могу перечислить самые простые: сесть и сделать несколько глубоких вдохов, выдохнуть после небольшой паузы. Ущипнуть себя, сжать кулаки до побеления костяшек, постучать ногами в пол. Это то, что психологи называют "заземление". При этом нужно говорить себе: "Я дома, в безопасности, со мной все в порядке".

- Я слышала, что иногда приступ паники настолько острый, что вывести из него человека не удается очень долго…

- В 2014 году, когда военные действия только начались, таких случаев было немало. Например, я помню одного бойца, который пришел в отпуск и из-за яркого вечернего освещения в городе спрятался под кровать – как был, в военной форме и берцах. Провел там сутки. Близкие вызвали волонтеров, кризисных психологов, которые помогли человеку вернуться в "мирную" реальность.

Но за последние два года я о таком слышу все реже и реже, прежде всего благодаря информационной работе в военных частях. Психологи общаются с командирами и солдатами, раздают информационные брошюры. Основная масса военнослужащих знают о том, как снять у себя приближающийся приступ паники, "соскальзывание" в воспоминания. И до острых случаев дело просто не доходит.

- Многие солдаты, вернувшись из зоны АТО, очень болезненно переживают тот факт, что в городах "о войне никто не помнит", и их усилия как будто бы обесценены людьми, сидящими в ресторанах, танцующими в клубах. Это тоже часть процесса адаптации?

- Да, как и острое реагирование на социальную несправедливость, например, на то, что бойца АТО высадили из маршрутки, хотя у него с собой было удостоверение. Конечно, так не должно быть, это проблема, которую надо решать, но вряд ли с помощью рукоприкладства, например.

Читайте: "Дети стали нашим спасением": история бойца АТО и его жены, переживших ужасы плена

Общаясь с демобилизованными, я напоминаю им, что они воевали именно за то, чтобы была возможна мирная жизнь. И социальные проблемы, с которыми они сталкиваются "на гражданке", - часть нашей реальности, она не идеальна, но прогресс есть, общество движется в нужную сторону.

Лучше всего решать эти проблемы не в одиночку, не "биться головой в стену", а идти за помощью и пониманием к побратимам, к волонтерам, в Союз ветеранов. Они подстрахуют, помогут, у таких организаций есть опыт, как решать подобные вопросы.

- Вы сказали, что в какой-то момент, через пару месяцев после демобилизации, у бойца возникает желание "выйти в люди" и начать общаться. Значит ли это, что он уже готов делиться воспоминаниями и его можно расспрашивать о том, что он пережил?

- Нет, не значит. Просто человеку, после того как он восстановился телесно – выспался, отмылся, побыл один, "в коконе" -- нужно "разгрузиться" эмоционально. Кому-то для этих целей подходит спорт: побил боксерскую грушу, и стало легче. Кому-то нужно общаться. В общении могут всплывать обрывки воспоминаний, но человек еще не готов обдумывать, формулировать, обсуждать. Это промежуточная, психо-эмоциональная фаза послестрессового состояния.

В это время близкие по-прежнему должны удерживаться от расспросов: "Что там было, как все было". Самые правильные вопросы на этой стадии такие: "Как ты себя чувствовал, когда это случилось? Как тебе там было?"

И только если близкие вели себя тактично и таким образом сумели сохранить доверие человека, пережившего стресс, то на следующей стадии, скажем, через полгода после демобилизации или позже, у него может возникнуть желание поделиться – с семьей, или с психологом, или с близкими друзьями. Начнется период переосмысления травматического опыта. Если человек готов связно рассказывать обо всем пережитом, если его рассказы умеренно эмоциональны и не длятся часами, а имеют начало и конец, значит, наступила самая продуктивная фаза – осознание опыта, ответы на вопросы "Зачем я там был?", "Что все это значило для меня?" и, как следствие, -- стремительный личностный рост. Люди, которые прошли эту фазу, нередко становятся волонтерами, чтобы поделиться своим опытом с теми, кому он необходим (например, опытом пребывания в плену и преодоления последствий тяжелой психологической травмы).

- Надежда, вы сейчас говорите как психолог, но беда в том, что чаще всего жены и близкие демобилизованных бойцов остаются один на один с проблемами, и им нужны простые ответы на вопросы – что делать, а чего не делать, чтобы помочь мужу или любимому и при этом самой не сойти с ума.

- В первые пару месяцев – не приставать с расспросами вообще, позволить мужчине спать, сколько он хочет, хоть трое суток. Не грузить семейными и бытовыми проблемами. Не требовать, чтобы шел немедленно чинить крышу или копать картошку. В конце концов, до сих пор эти проблемы как-то решались. Дырка в крыше подождет еще несколько месяцев, главное – мир в семье. Кто-то из демобилизованных бойцов, возможно, готов копать картошку или выйти на работу и зарабатывать деньги уже через пару недель после возвращения, потому что его психика восстанавливается быстрее. А кто-то – нет.

Читайте: В воинской части на Запорожье солдат застрелил сослуживца

Если состояние не улучшается – я имею в виду проблемы со сном, или отсутствие желания "выйти в люди" даже через несколько месяцев, или подавленность, депрессивное состояние, зацикленность на чувстве вины, например, перед погибшими побратимами – нужно обратиться к специалисту, поискать поддержку у волонтеров или побратимов, не оставаться с проблемой наедине.

Мой опыт показывает, что труднее всего женщинам смириться с тем потоком критики, который обрушивается на их голову. Мужчине, пережившему травматический опыт, кажется, что для него прошло полжизни, он сильно изменился, а его жена или любимая оставалась в своей обыденной реальности, ведет себя, как и раньше, и его это раздражает. Вообще раздражать может что угодно – негативные переживания ищут выход, нужно на ком-то "сорваться", а жена ближе всех.

В таком случае я советую женщине не спорить, а согласиться: "Хорошо, я плохая, твоя критика справедлива", -- и обратиться к психологу. Он поможет найти правильную стратегию поведения в конкретном случае. Работая с психологом (неважно – волонтером или коммерческим, в группе или индивидуально), женщине будет легче помочь и себе, и мужу.

- Не секрет, что после демобилизации многие бойцы начинают заливать свои переживания спиртным. Что может сделать семья, чтобы не дошло до алкоголизма?

- Я бы не сказала, что это характерно для наших бойцов. Скорее, к этому склонны боевики-наемники, которые воюют ради денег, а не для защиты родины. Другое дело, что для многих украинских мужчин алкогольные возлияния – это нормальный стиль жизни. Если тракторист без бутылки в поле не выходил последние 20 лет, то и в зоне АТО, и после демобилизации он, естественно, продолжит в том же духе. Но надо понимать, что даже если в семье всегда приветствовалось бытовое пьянство, оно только усугубляет проблемы человека, пережившего боевой стресс. Так что надо бы воздерживаться.

Тем более нужно бить тревогу, если человек раньше не был склонен к возлияниям, а теперь стал злоупотреблять алкоголем. Близкие должны это решительно, но по-доброму пресекать. И опять-таки, обратиться за помощью. Скажем, если в группе побратимов все пьют, то лучше туда мужа не пускать, а найти какую-то другую группу, где привыкли решать проблемы более конструктивно, где готовы помочь, поддержать. В конце концов, есть наркологи. Главное – не замыкаться, не оставаться с проблемой один на один.

Надежда Голембиевская ведет тренинг для военных

- До сих пор мы говорили о "нормальных", распространенных реакциях на пережитый боевой стресс. А чем все-таки отличается ПТСР от нормальной реакции?

- Продолжительностью и остротой. Если человек застрял в этом состоянии и неадекватно на все реагирует, то можно предположить посттравматическое стрессовое расстройство. По мировой статистике, посттравматическими стрессовыми расстройствами страдает примерно 4% людей, переживших тяжелый стресс. ПТСР – это психиатрический диагноз, и в цивилизованных странах (например, в Польше, где я была по обмену опытом) человеку ставят такой диагноз только после 2-3 недель пребывания в стационаре, под наблюдением целой группы специалистов. У нас, по старой совковой привычке, любят диагнозами "разбрасываться" направо и налево.

Самые очевидные признаки ПТСР или, по крайней мере, серьезности состояния – это попытки причинить вред себе или окружающим. Классический (и ужасный) пример посттравматического расстройства – история американского сержанта спецназа, ветерана Вьетнамской войны, который случайно убил своего сына. Мальчик просто щелкнул деталью металлического конструктора или завел игрушечную машинку у отца за спиной. Тело солдата отреагировало молниеносно – он развернулся и убил воображаемого "врага" голыми руками. Он был просто очень хорошо тренированный солдат.

Читайте: Это любовь: боец АТО сделал своей возлюбленной предложение на вершине горы. Опубликованы фото

К счастью, ничего подобного в Украине не случалось. Но чтобы избежать случайного "включения" боевых реакций, лучше соблюдать простые правила: прежде всего, не делать ничего неожиданного, что может напугать человека, пережившего боевой стресс. Если собираетесь впустить в комнату маленького ребенка, планируете двигать мебель, включить телевизор и т.п., заранее предупредите мужчину, который может во всем этом увидеть угрозу. Исключите фактор неожиданности.

При ПТСР нередки случаи рукоприкладства, агрессивного поведения, суицидальных мыслей. Естественно, все это требует помощи специалистов (психотерапевта, психиатра) и, возможно, медикаментозного лечения. Мне приходилось работать с военными, которые потеряли многих сослуживцев и винят себя в их гибели. Умом понимают, что ничего не могли изменить, но чувство вины оказалось настолько болезненным, что человек твердит себе: "Я должен был погибнуть вместе с ними, лучше бы я тоже погиб". Если услышали такое от близкого человека, значит, ему срочно необходима помощь специалиста.