Почему сорвалась евроинтеграция
Статья готовилась к публикации сразу после Нового года. Несмотря на то, что центральное место в политическом дискурсе сейчас занимают другие темы, и проблемы евроинтеграции несколько позабыты, полагаю, что нужно напомнить о фундаментальной разнице в подходах ЕС и Украины, которая не позволила подписать Соглашение об ассоциации на саммите в Вильнюсе.
Центральное место во внешней политике Украины в 2013 продолжал занимать Европейский союз. Столь важная роль ЕС для Украины определяется не только его экономической значимостью и растущим политическим весом в мире.
Во-первых, существенным обстоятельством является место Европейского союза во внутриполитическом дискурсе и в общественном сознании. В последние два года ЕС, как никакой другой иностранный партнер, последовательно отслеживал и комментировал все значимые события в Украине. Поэтому для украинского политикума именно ЕС, де-факто, превратился в арбитра политической жизни.
Во-вторых, европейская интеграция, сближение с ЕС давно стали едва ли не единственным внешнеполитическим вопросом, по которому наблюдается согласие абсолютного большинства населения (особенно в свете перспективы безвизового режима с ЕС). И поэтому до последнего времени шаги в направлении ЕС были единственным беспроигрышным вариантом внешнеполитических действий, которые могли удовлетворить все регионы и все слои населения.
Поэтому провал поступательного движения в сторону Европейского союза и вызвал столь массовую и жесткую реакцию. Речь шла не о внешнеполитической проблеме, а об угрозе, сложившейся в последние годы структуре ценностей и отношений в социально-политической сфере. Риски провала европейской интеграции во внутренней политике были известны и ранее: фактически все они проявились еще в период парафирования Соглашения об ассоциации. Но 2013 год в большей мере обнажил риски внешнеполитические, которые связаны с европейской интеграцией Украины в целом.
В полной мере проявился диссонанс в восприятии самой цели европейской интеграции со стороны Украины и со стороны ЕС, в силу которого стороны даже в моменты активного диалога говорили фактически на разных языках. Для украинского руководства и для большей части крупного бизнеса (чья позиция остается определяющей и во внешней, и во внутренней политике) европейская интеграция оставалась поверхностным, сугубо политическим процессом. Выборочный подход к структурным реформам, отсутствие глубоких преобразований были вызваны именно этим обстоятельством. Даже, несмотря на формально декларируемую цель вступления в ЕС, Украина так и не начала настоящую перестройку по европейскому образцу, необходимую для вхождения в его структуры.
Но диссонанс оказался намного сложнее: он был вызван не просто отсутствием у украинского руководства желания провести глубокие реформы ради сближения с ЕС. Диссонанс между стратегическими целями и текущими задачами по их достижению проявил себя с обеих сторон – и в Украине, и в Европейском союзе.
Единственная практически реализованная модель европейской интеграции в современных условиях – расширение на Восток, реализованное Европейским союзом в предыдущем десятилетии.
В рамках этой парадигмы, ЕС фактически обещал членство странам-кандидатам, а те, в свою очередь, мобилизовались вокруг сверхзадачи – вступления в ЕС. Более того, почти для всех восточноевропейских стран повестка первоочередных задач внешней политики исчерпывалась вступлением в ЕС и НАТО. Граждане восточноевропейских стран соглашались на болезненные реформы, воспринимали требования ЕС к адаптации как императив, зная, что в конце пути для них практически гарантировано присоединение к самому успешному экономическому и социальному проекту современности. Евросоюз, в свою очередь оказывал заметную экономическую помощь кандидатам, чтобы смягчить последствия реформ и поддерживал в них "огонь реформ", постоянно подтверждая открытость своих рядов для новых членов.
Психологически эту модель мы переносим и на взаимоотношения ЕС и Украины. Однако в наших условиях она абсолютно неприменима. ЕС не обещает членство Украине и не оказывает помощи, сравнимой по масштабам, с помощью восточноевропейским кандидатам в 90-х (что справедливо, поскольку речь не идет о будущем члене сообщества, т.е., по сути, о внутренних инвестициях). При этом в Европейском союзе продолжали ожидать от Украины действий, аналогичных тем, которые предпринимались в восточноевропейских кандидатах в прошлом – почти безоговорочного принятия условий со стороны ЕС. Вот только для украинского руководства не было реальной мотивации поступать таким образом, что и привело к принципиальному взаимному непониманию сторон.
В какой-то мере вину можно переложить на изначально сырой проект Восточного партнерства. Но проблема оформления взаимоотношений между ЕС и Украиной все равно появилась бы даже без Восточного партнерства: ведь давно исчерпавшее себя Соглашение о партнерстве и сотрудничестве не могло дальше выступать в качестве основы взаимоотношений.
Итак, ЕС не обещал членства, но ждал, что Украина будет вести себя так же послушно, как и те страны, которым оно было обещано. Украина не собиралась проводить глубокие реформы, но ожидала помощи, сравнимой по масштабам с помощью завтрашним членам Европейского союза.
В 2013 году в ЕС прозрели, увидев дисбаланс в этом уравнении, но отсутствие какой-либо иной модели взаимоотношений не позволило предложить адекватный альтернативный сценарий. Украинская сторона этот диссонанс даже не заметила – уповая на "многовекторность", Киев продолжал воспринимать тупиковую ситуацию в диалоге с ЕС как удобные рамки для торга с западным партнером.
Ключевым вопросом взаимоотношений, выкристаллизовавшимся в кризисном для них минувшем году, стал вопрос о единстве целей европейской интеграции для ЕС и Украины. Причем этот вопрос не решен ни украинским руководством, которое в минувшем году невольно продемонстрировало Брюсселю свою ненадежность как партнера, ни Европейским союзом, который оказался не готов к существенным шагам навстречу Украине (например, к отмене визового режима).
Поэтому ключевой задачей будущих взаимоотношений Евросоюза и Украины является расстановка точек над "ї": пока обе стороны не будут одинаково видеть конечную цель сближения и не будут готовы вложить ресурсы в ее достижение, никаких успехов на этом пути не предвидится.