Блог | Без чего не прожить (мамины уроки)

Летом 1976 года, через месяц после того, как я стал директорствовать в райцентровской школе-новостройке, у нас дома впервые появился ковер. Красочное чудо размером два на три метра, вещь весьма дефицитная, да и довольно дорогая, "тянувшая" больше месячной зарплаты директора. Райцентр открывал широкие возможности: у одной моей учительницы брат работал председателем райторга, так что появлением в доме этого красавца я был обязан исключительно блату.

Мамочка, к тому времени уже пенсионерка, сияла:

- И у нас теперь дома тоже есть ковер!

Я же небрежно поглядывал на гостей, упиваясь новой для себя ролью добытчика. Все было прекрасно. А так как отношения с торговым боссом уже как бы сложились, ничто не помешало мне ровно через месяц снова внести домой длинный тюк и, в предвкушении маминого восторга, развернуть на этот раз ковер размерами поменьше, два на полтора метра.

И хоть мамино изумление при виде новой покупки трудно передать словами, особых восторгов теперь, кажется, не было. Мама потрогала ковер рукой, задумчиво промолвила:

- Какая прелесть… – и ушла готовить обед на кухню. А вечером у нас состоялась беседа, которую я запомнил навсегда.

Я сидел в большой комнате за обеденным столом и что-то писал. Мамочка, убравшись на кухне, тихо включила телевизор, посмотрела немного, а затем повернулась ко мне:

- Извини, что я тебя отвлекаю,- сдержанно заговорила она, - но что-то на душе неспокойно, плохо мне, Витя, так плохо… Пойми меня правильно: две таких покупки в течение месяца – что-то, кажется, не то с тобой происходит… Неужели и ты - умный, начитанный, добрый - заразился этой гадкой болезнью?! Поверь мне, сынок: вещизм для интеллигентного человека – это страшно! Он ломает души и судьбы, превращает людей в склады или копилки, да что там – лучше я расскажу тебе одну старую историю, а ты уж постарайся сам сделать вывод.

-Знаешь, - протирая свои старенькие очки, задумчиво начала она, - я очень жалею, что не довелось мне поговорить с тобой об этом раньше. Все как-то не получалось, было вроде не к месту, а теперь боюсь, чтобы не оказалось поздно… Я расскажу тебе о том, как мы с твоей бабушкой эвакуировались в 1941 году, когда к Херсону подошли немцы. И не смотри на меня недоуменно, не перебивай: мне позарез сейчас нужно до тебя достучаться... Поймешь меня, сможешь сделать шаг назад – спасешься, нет – значит, жизнь моя прошла даром: не смогла я вложить свою душу в самого близкого для меня человека.

… В тот жаркий августовский день мы уезжали последним пароходом. С нами был твой старший братик Бертольд, маленький Бертик, пятилетний умница и всеобщий любимец, который через полгода тихо умрет в Фергане от воспаления легких, и твоя двоюродная сестричка Инночка. Ее родителей в первые дни войны мобилизовали на рытье окопов, и она пошла в порт провожать нас, но в последний момент мы с бабушкой посоветовались и решили ее забрать с собой и, как оказалось после, спасли этим. Всех евреев, оставшихся в городе, включая ее папу и маму, гитлеровцы уничтожили.

Так вот, накануне отъезда объявили: беженцев много, а пароход небольшой, и каждой эвакуирующейся семье позволяют брать с собой не более двух мест багажа. Если б ты знал, как это тяжело: прожить много лет на одном месте, обрасти хозяйством, домашней утварью, а потом все бросить, захватив с собой лишь два чемодана… Мы плакали ночью, отбирая самые нужные вещи, с болью разглядывали их, и вся предыдущая жизнь невольно проходила перед нашими глазами. А впереди – неизвестность: что ждет нас в чужих краях с малым ребенком? До сих пор не могу я забыть те тяжкие сборы!

Нам казалось тогда, что все нужно, что любой пустяк может сгодиться. В общем, с горем пополам, собрались и утром отправились в порт. А к полудню нам объявили, что мест нет, пароход перегружен, спасать, в первую очередь, нужно людей, и на семью теперь можно брать только одно место, представляешь? И сотни плачущих людей стали раскладывать не берегу свои вещи, горестно отбирая самое необходимое.

И знаешь, что оказалось? Что то, без чего действительно жить нельзя, - это самые простые, обыденные, с виду даже малозначимые вещи: теплая одежда и белье, посуда для еды и приготовления пищи, жалкие драгоценности, конечно, да самое заветное – альбом семейных фотографий…

И вот тогда, сынок, мне, тридцатилетней женщине, вдруг открылась истина, раз и навсегда определившая моё отношение к вещам. Да, они нужны, другой раз, даже очень… Многие вещи облегчают нам жизнь, другие – радуют глаз, третьи – делают наш быт комфортней и уютней.

Но поверь: главное, без чего прожить нельзя, это то, что можно унести с собой, уложив в один не очень тяжелый чемодан…

Я сегодня увидела, с какой гордостью ты разворачиваешь второй, привезенный в течение месяца ковер, и очень за тебя испугалась. И подумала, что ты обязательно должен узнать, как мы уезжали в эвакуацию…

***

Мне тогда было стыдно и почему-то обидно, но урок этот пригодился: помог выздороветь в самом начале болезни, имя которой – стяжательство, симптомы – неутолимая жажда обладания, последствия – все, что угодно, вплоть до тюрьмы. Плюс непременная деградация личности. Как у наших депутатов, судя по их недавнему е-декларированию.

А что бы хотелось приобрести тебе сегодня, читатель?

***

Пройдет время, и я пойму, что видение любых вещей зависит от того, как на них смотреть. Если снизу – это одно, если с господствующих высот духа – совсем другое. Есть, правда, и общее: все они, как правило, стоят значительно меньше того, чего они стоят…