Блог | Скрипка и немного скверно

Таких звонков у каждого волонтёра сотни. Таких голосов множество. Имён этих не помнят, лица забывают. Истории, рассказанные ими, тонут в океане подобных историй. Горе каждой такой истории – тонкое соло расстроенного инструмента среди мощи оркестра в полном составе, с ударной, медной и струнными группами, не исключая орган и челесту. Обычный звук нашего необычного времени. Война идёт по стране, сметая всё, что сочтёт нужным смести – а решает она всегда спонтанно, а цель её – все.

- Здравствуйте, это фонд благотворительной помощи? – прозвучало в телефонной трубе.

Знаете, я ненавижу само словосочетание "благотворительная помощь". Когда я слышу это – я представляю богадельню и старушек в синеньких платочках, которым дамы высшего света раздают пряники раз в году, на Рождество, – пряники, закупленные на вырученные деньги во время благотворительного аукциона.

Когда я слышу про "благотворительную помощь" - я представляю детишек из приюта, которым поп церковно-приходской школы размеренно начитывает наставления, и, помимо прочего ударяя линейкой по ручкам, велит произносить хвалу благодетелю.

Благо творить – вот что значит благотворительная помощь, и столько сладости в этих словах, и столько патоки, и столько горечи от этих рождественских пряников…

… короче, тошно.

- Здравствуйте, это фонд благотворительной помощи? – прозвучало в телефонной трубе.

- Я бы не торопилась так его называть. – мрачно ответила я.

- Ой, простите, я ошиблась? – испугались в трубе.

Я вздохнула:

- Расскажите, какая у вас проблема.

Проблема оказалась обычной. Заурядной, скажем прямо, была проблема. Одинокая женщина с двухлетним малышом в Зоне АТО. Не переселенка, не находится на линии огня. Есть жильё. Почти нет пенсии.

Просит помочь одеть ребёнка на осень-зиму. Список скромный:

- колготки

- носочки

- свитерки

- комбинезон

Просит помочь с продуктами. Список скромный.

Просит помочь с ремонтом квартиры. Квартиру надо увидеть, прежде чем делать выводы.

Всё надо увидеть!

Получив подобный звонок, надо ехать и проверять. Это понятно. Как проверять, если мы то в Киеве, то на фронте, и даже пролетая по Луганской области, где живёт эта маленькая семья, мы вряд ли найдём время заехать к ним – тут бы успеть заехать на все запланированные военные точки. Мы военные волонтёры. Мы гражданскими людьми почти не занимаемся. Ну, разве что они, гражданские, попадают под обстрелы – тогда конечно, но здесь заурядный вопрос. Вопрос для местной администрации. И, вспомнив о местной администрации, я спросила у Наташи, была ли она в Северо-Донецке, в приёмной губернатора?

- А губернатор может мне помочь?

- Ну, не лично, конечно, – объяснила я. – Но сейчас там у вас новый губернатор. Он сам волонтёр в прошлом. И он быстрее услышит о ваших проблемах. Думаю, у него есть замы по кругу ваших вопросов.

И Наташа послушно поехала в Северо-Донецк. Ребёнка оставить не на кого, и Наташа поехала с ребёнком. Стояла жара, в маршрутке с малышом было сложно, и Наташа заняла денег на такси. В приёмной Туки её встретила "милая девочка, такая приветливая, нестрогая". И эта милая девочка, помощник губернатора, объяснила Наташе, что "Георгий не может принять всех желающих, вы не представляете, сколько у него работы". Должна заметить, это был день приёма по личным вопросам.

- Да куда там нам пробиться. – говорила потом Наташа. – Там такие серьёзные мужчины сидели в очереди. И каждый с портфелем. А тут мы с Мишенькой…

Итак, Наташу не приняли.

Когда она попыталась записаться на приём к одному из замов – всего лишь записаться! – ей снова отказали. Но в качестве альтернативы предложили написать электронное письмо, в котором бы Наташа изложила суть своего вопроса.

Компьютера у Наташи не было, но она об этом говорить не стала.

- Да я найду, кто напишет. У сестры вот есть компьютер, она бы и написала. – спокойно говорила Наташа.

Она вообще выглядела совершенно спокойной и приветливой девочкой. Никаких криков: "Мне должно помочь государство!", никаких требований.

Только просьбы. Носочки, колготки, комбинезон. Пенсии не хватает, а тут зима. У нас квартира почти не отапливается, Мишенька в прошлую зиму очень болел. И немножко продуктов, если можно. Нам бы до пенсии продержаться, потом мы купим.

Конечно, мы встретились. Конечно, я нашла время в своём графике. Я уже не имела права не найти это время.

- Девочки, смотрите внимательно. – сказала я своему, скептически настроенному экипажу.

Скептицизм строился на единственном вопросе – и почему бы этой Наташе не найти работу? Ребёнка в садик, сама на работу – уже вопрос частично решён.

Автобус подъехал к стандартной многоэтажке Лисичанска по стандартно-непроездным дорогам. Мы пробирались через ямы, похожие то ли на воронки дней освобождения Лисичанска, то ли просто на давно неремонтированное асфальтовое покрытие. Во дворе сидели три бабки, три Мойры. Это была удача. Если тебе необходимо навести справки о ком-то из жильцов дома – обязательно найди старух, сидящих во дворе на лавке, и смело спрашивай – далее только успевай конспектировать.

Три Мойры как раз ворчливо обсуждали повышение платы за коммунальные услуги, включая оплату дворника (которого нет и не было никогда в этом дворе), ремонт дорог (дороги мы увидели и прочувствовали своими задницами) – но промолчав о Порошенко. И то слава Богу. Мойры, они такие – они по умолчанию считают, что дороги латать им должен лично Порошенко и, не видя его в обозримом пространстве двора, обычно горько сетуют.

Мы активно поучавствовали в разговоре, и Мойры приоткрыли дверцу ворчливой приветливости в сморщенных сердцах своих.

- А вы к кому? – вдруг подозрительно спросила Клото, щуря подслеповатые глаза.

- А мы к Наташе Ч. – ответила я.

- А чего это? В гости, чоль? – вскинулась Лахесис.

- Нет, просто познакомиться. – успокоила я и в свою очередь спросила в лоб: - Наташа хорошая девочка?

- Наташа хорошая девочка. – ответила как припечатала самая старшая, Атропо.

И две младших богини судьбы повторили вослед за ней, твёрдо и жёстко, мол, за свои слова отвечаем, попробуй обидь, мы здесь, если что:

- Наташа хорошая девочка.

- И Миша хороший мальчик. – резюмировала Атропо.

И нам стало всё ясно, можно уже было не проверять. Тут дело вот в чём – Мойры на лавке под подъездом – они же лакмус. Эти вещие старухи водятся в любом дворе любой многоэтажки, и мало таких, кто угодит их сморщенным сердцам и строгим душам. Если вотрёшься ты в доверие к ним – они расскажут тебе всё об обитателях. Вплоть до третьего колена расскажут, а если хорошо копнуть, то и дальше. Они перечислят тебе все грехи Имярека, а если лень им будет перечислять – так язвительно они смогут ухмыльнуться, что сам ты сделаешь все выводы, если, конечно, ты не дурак, и умеешь читать в морщинистых лицах этого божественного трио. Расстроенные виолончели Мойр на лавочке многоквартирного дома споют тебе такую песнь судьбы – что Имярек предстанет перед тобой как на ладони. И много надо сделать Имяреку, чтобы о нём сказали Мойры как припечатали:

- Наташа хорошая девочка.

Наташа выскочила из подъезда к нам навстречу, и сразу стало ясно всё. Очки с толстенными стёклами, мигающие глаза – Наташа была почти слепой, и зрение продолжало падать, мы потом узнали. Мы прошли в квартиру, и тут нам стало ясно уже практически всё.

Бедность. Бедность, с которой здесь яростно и гордо боролись, чтобы не перешла стандартная Бедность в беспросветную Нищету, из которой уже нет выхода.

В квартире было чисто. И только женщина поймёт, как постоянно и стабильно надо убирать эту раздолбанную квартиру, с ободранными обоями и подтекающим потолком – чтоб оставалась квартира чистой. Здесь всё было подчинено ребёнку, и даже на полу кухни лежали тёплые одеяла.

Мы извинились и попросили показать нам холодильник. Наташа тоже застеснялась. Нам всем было неудобно, но мы должны были увидеть картину.

Картину мы увидели. Холодильник был скорее наполовину пуст, чем наполовину полон. Какие-то банки варенья стояли в холодильнике и всё.

- Холодильник не наш. Его скоро заберут. – улыбаясь, пояснила Наташа.

Она вообще часто улыбалась. Она просила помощи, но не казалась униженной и не преувеличивала масштабы. Да что там было преувеличивать, мы уже всё сами видели.

И мы начали писать список нужд.

- Медикаменты? – спросили мы.

- да, Мишенька всё время кашляет. Врач выписала Бронхо-стоп. Но это очень дорого. Нам хотя бы Пектусин. Пектусин тоже хорошо помогает. – сказала Наташа.

- Манная крупа нужна? – спросили мы, подняв головы от списка.

- Нет, манная крупа ещё есть. – сказала Наташа, бросилась к шкафу, достала банку.

Литровая банка на четверть была заполнена манкой.

Я вздохнула.

- Понятно. – сказали мы, захлопнули блокноты и, велев ждать нас через два часа, уехали.

Мы не занимаемся помощью гражданским. Мы военные волонтёры. Но здесь разбираться в приоритетах было некогда. Здесь надо было спасать. Для таких случаев экстренного спасения у нас есть карточка "Для переселенцев". На карточке было две тысячи. И мы закупили продуктов, которых бы хватило на месяц этой маленькой семье.

Мы купили немного овощей и фруктов, немного мяса и сосисок, чуть-чуть молочного и йогуртов для малыша (мы помнили, что холодильник скоро заберут). Мы закупили много крупы и макаронов, подсолнечного масла и картошки с морковью.

Мы покупали яростно и сурово. Нам было стыдно творить это грёбаное благо – мы понимали, как оно Наташе, просить и принимать помощь. Мы уважали мужество этой крохотной полуслепой женщины, с которым она сражалась с Бедностью и Нищетой.

- О, у вас такая большая семья? – попытались пофлиртовать с нами на кассе местные мачо.

- Не у нас. – ответили мы.

- А у кого? – улыбались нам мужички.

- У вас. – сказала Санди. – У вас тут люди с голоду умирают.

Мужички ёкнули и умолкли.

- Благотворительность, что ли? – шептались они у нас за спиной. – Слышь, у тебя есть мелочь? Надо б дать, чоль…

Мы далее неслись в аптеку.

Понятно, что мы купили Бронхо-стоп, но мы купили и Пертусин.

Приехав, мы подсчитали и сделали выводы.

Продуктовый набор и бытовая химия для этой семьи (не па-багатому, а только чтобы выжить) стоил нам полторы тысячи гривен. Набор аптечный – ещё полтысячи.

Если Наташе где-то достать холодильник и как-то утеплить квартиру – Миша перестанет так болеть.

Если Наташе найти хоть какую-то работу, на тысячу-две в месяц – они прорвутся.

Пока что не прорываются - вся пенсия Наташи равняется 900 гривнам. Девятьсот гривен прописью - вот бюджет этой семьи.

… В квартире была бабушка, вызванная Мойрами. Бабушка жила недалеко и разрывалась между внуками от двух своих дочерей.

Полгода назад семья похоронила дедушку. Он умер от онкологии. Семья рассказывала, что за деда боролись как могли. Заняли денег, оплачивали химию. пытались вытащить. Здесь вообще не боялись борьбы, мы поняли.

Двухлетний Миша уже проснулся. Увидев нас, он начал плакать. Миша захлёбывался в рыданиях, Наташа извинялась:

- Это он такой с прошлого года. Когда мы прятались в подвале, а вокруг же всё гремело – так он и испугался. Чуть что, заходится в крике.

Наташа говорила, и хриплой треснувшей скрипкой звучал её голос в общем оркестре проблем, вопросов и людей, с которыми сводит нас и не сводит судьба на дорогах войны.

- К врачу бы Мишу надо. И в садик. – посоветовали мы.

- Надо. – согласилась Наташа и грустно улыбнулась.

- Вы так помогли, так помогли… - сказала бабушка, успокаивая Мишу. – Но что потом? Вы так и будете нам помогать?

- Мы не сможем. – сказала я.

Я набрала номер Георгия Туки. Видит Бог, я не хотела этого делать. Но всё, что я хотела – это как-то записать Наташу на приём к одному из замов, отвечающих за данный вопрос.

Записать.

Неужели это так невозможно?

Я набрала телефонный номер Георгия Туки – моего старого товарища по волонтёрству, оппозиционера среди провластных волонтёров, "ум, честь и совесть волонтёрского движения", как называла я его. Мне ответила по телефону девочка, которая не представилась. Она сказала, что является помощником Георгия Туки. Когда я тщательно попросила её представиться, девочка пискнула – Аня. Мы поговорили. Оказалось, что мы даже где-то знакомились, и даже пересекались. Я объяснила, что хлопочу за мать-одиночку, инвалида, и что всё, что я хочу (пока что) – чтобы Наташа попала на приём. Как это сделать? Как это сделать, если Наташа УЖЕ приезжала на приём и её не приняли. И даже не записали. Не к Туке, нет. К заму. К какому-то заму, отвечающему за малообеспеченные слои населения.

Милая Аня пообещала поговорить с замом (!), и если зам будет непротив (!!!) – Наташу запишут на приём. Милая Аня, помощник губернатора Туки, была настолько милой, что даже пообещала позвонить мне до пятницы и сказать о времени приёма – если, конечно, зам будет непротив.

Нужно ли говорить, что мне так никто и не позвонил? Нужно ли говорить, что мы с Наташей испробовали все способы записи на приём по личным вопросам в резиденцию губернатора Луганской области? Нужно ли говорить, что мы уже не можем, и не вправе бросить Наташу и её двухлетнего Мишу?

… выходя из подъезда, кивая Мойрам на лавке, я подумала – а ведь всё, что нужно этим людям, чтобы сейчас выжить – полторы тысячи гривен на продукты и полтысячи на медикаменты. И даже меньше, потому что медикаментов мы закупили впрок. А ведь есть люди, для которых полторы-две тысячи в месяц – это совсем не деньги. И эти люди, возможно, смогли бы взять шефство над маленькой семьёй Наташи? Всего лишь помощь. Немного. Там и нужно не так уж много – просто поддержать их в яростной борьбе с бедностью. Просто выжить.

Конечно, ещё там нужен холодильник.

И отопительные приборы на зиму.

И ремонт квартире.

И приодеть малыша и саму Наташу.

И найти ей работу.

Со всем остальным этот маленький храбрец справится.

Понятно, что таких Наташ тысячи. Понятно. Но и нас ведь немало – нас, кто может выделить немного денег на затыкание дыр в бюджете этой семьи. Кто-то – поможет другой семье… Я знаю, что моя просьба наивна, но я всё же прошу. Я жду вас – тех, кто может подставить плечо Наташе и Мише. Или другим подобным семьям. Разово или постоянно.

Мой номер телефона 066 291-31-93

Реквизиты Ф.О.Н.Д.а (в том числе и карточка для мирных жителей) здесь

https://www.facebook.com/fondDM/posts/1615417812050324

И ещё я продолжаю ждать ответ от помощницы Георгия Туки.

Георгия Туки – губернатора Луганской области, бывшего волонтёра.

Слышишь, Георгий – нельзя.

Нельзя так отгораживаться от людей. Как бы ты ни был мега-занят. Но приём по личным вопросам должен быть.

Но твой коллектив должен работать. Работать! – а не отмахиваться вениками от просителей.

А не спрашивать согласия зама на приём по личным вопросам.

И маленькая девочка-мама, полуслепая инвалид, прущая к тебе своего малыша по жаре, потому что его просто тупо не на кого оставить – не должна получать поворот от ваших высоких кабинетов.

Считай мой пост просьбой на запись на приём. Приём по личным – но таким общим для нас всех – вопросам.

Прим

Прошу донести до Георгия Туки мою просьбу.

Просьбу? - Нет, моё требование.

--------------------------------------------------------------