Блог | Оцепеневшая страна

На протяжении почти целого десятилетия Россия жила, руководствуясь тем, что принято было именовать путинским консенсусом. Политологи начали утверждать, что в стране произошел "размен": власть позволила народу заниматься своими частными делами, развивать бизнес, нормально зарабатывать, накапливать собственность, свободно путешествовать по миру, но в качестве компенсации de facto потребовала ни в какой форме не вмешиваться в политику и не оспаривать ее "право" на распоряжение основными богатствами страны так, как она посчитает нужным. Этот "консенсус" привел к демонтажу многих политических институтов, к отказу от соблюдения ряда статей Конституции, отмене массы политических свобод, но в то же время он оказался довольно устойчивым, пережив даже экономический кризис 2008–2009 годов. "Надлом" произошел позже — зимой 2011 года, когда часть народа, до этого добровольно отказавшаяся от участия в политике, неожиданно решила вернуть себе отнятые права.

Власть, казалось, испугалась происходящего — и сначала пошла на некую "либерализацию", а потом ответила антизападной истерией, агрессией против Украины, оккупацией Крыма и масштабным "вставанием с колен". На этот раз политологи вновь устремились на поиски консенсуса и сочли, что в новых условиях население готово смириться с некоторым падением уровня жизни в случае, если власти обеспечат резкое повышение "роли России в мире", особое уважение ее со стороны западных стран и возвращение квазисоветского "сверхдержавного" статуса. Невероятная поддержка Путина после присоединения Крыма была названа точкой формирования "нового путинского (крымского) консенсуса" — и эксперты принялись обсуждать его основные черты. Между тем сегодня становится ясно, что больших успехов нет: Россия остается страной-изгоем; санкции не отменяются; мы впервые за 32 года можем не принять участие (и причем в первый раз не по своей воле) в Олимпийских играх; да и Украина вовсе не стала ни частью России, ни ее униженным вассалом.

Читайте: Краткая история становления путинизма

Отсутствие заметных достижений в области как экономики, так и внешней политики после весны 2014 года заставляет задуматься о том, следует ли искать в российской действительности элементы консенсуса. В чем он может, в конце концов, заключаться? Готовы ли граждане не обращать внимания на информацию о выявлении очередного Ролдугина лишь потому, что Крым — наш? Согласны ли они терпеть 15-процентную инфляцию и обесценение рубля в обмен на гордое "посылание" Запада и укрепление российского суверенитета? Не ездить на турецкие или египетские курорты из-за обострившийся войны с терроризмом, которую якобы предпочтительнее вести не внутри страны, а за ее пределами? Пока все эти ограничения не вызывают резкой реакции у населения, но назвать их продуктом осмысленного выбора или элементом "нового консенсуса" я не могу — хотя я (и не только я) считал прежний порядок устойчивым, потому что он демотивировал коллективные действия и делал народ неспособным к осмысленному и организованному сопротивлению.

Сегодня все более реалистичной представляется мне иная трактовка как того, что происходило прежде, так и того, что может ждать нас в будущем.

Я исходил бы из того, что никакого "второго путинского консенсуса" никогда не было. Консенсус предполагает договоренности, а у Путина сложно заметить склонность к таковым. Все первое десятилетие своего правления президент/премьер-министр создавал условия для консолидации власти и "зачистки" политического пространства, что к началу 2010-х годов и было достигнуто. С каждым годом воспоминания о правах у народа все более выветривались: перестали выбирать губернаторов; практически исчезли оправдательные приговоры в судах; бизнес в огромной степени оказался подчинен "силовикам" и чиновникам; митинги и собрания оказались, как и партии, de facto запрещены, и т. д. Конечно, кое-какие реминисценции о несогласных оставались — можно вспомнить, как обсуждалась в обществе судьба Ходорковского. Периодически поднимались "волны" коррупционных скандалов и преступлений, связанных с властью чиновников, мало кого оставлявшие равнодушными. Однако этот естественный интерес к нарушению прав или злоупотреблению властью постепенно угасал — и, собственно, последние несколько лет показывают, что он практически исчез; соответственно, народ перестал быть стороной любого торга с властью или участником какого бы то ни было консенсуса.

Происходящее в последние годы в России сложно представить себе в любой современной стране. Мы помним события на Болотной площади, вылившиеся в якобы имевшие место неповиновение полиции и нанесение материального ущерба городскому хозяйству. По итогам — когда двое полицейских были госпитализированы менее чем на неделю, а ущерб был нанесен только уличному асфальту — 23 человека были приговорены к тюремным срокам общей продолжительностью 65 лет (для сравнения: в ходе недавних беспорядков в Марселе, которые обошлись городу и его жителям в Є2,6 млн, а четверо стражей порядка были ранены, сроки в один-два года получили три человека). И что? Кого в России беспокоит сейчас судьба Удальцова? Я не говорю про безвинно осужденного и подвергающегося ныне издевательствам со стороны тюремщиков Мохнаткина, не представляющего угрозы для государства и пострадавшего исключительно за свою "несовременную" верность конституционным нормам и идеалам.

Россияне при этом проходят мимо вопиющих злоупотреблений власти — от похороненного "дела Магнитского" до разоблачений бизнеса генпрокурора, представленного Навальным. Давно забыта как кадыровская Чечня, так и действия силовиков на Северном Кавказе, из-за которых значительная часть местного населения помещена в неофициальный статус "подозреваемых" и ограничена в правах (вполне логично ожидать, что скоро такие случаи появятся и в Москве, ведь не зря принимают законы о возможности вынесения "предупреждений", из-за которых граждане без суда могут стать невыездными, например). Российская конституция не предполагает поражения в правах из-за наличия у гражданина вида на жительство в другой стране, зарубежной недвижимости или счетов, но на деле таковое имеет место быть, а контроль за "соответствующими вопросами" постоянно ужесточается. В стране появились миллионы невыездных, которые не могут пересечь границу из-за финансовых обязательств или из-за работы в силовых ведомствах, даже не имея в последнем случае доступа к государственной тайне. Все это, повторю, не имеет никакого отношения ни к Крыму, ни к "вставанию с колен", ни к чему-нибудь еще, что может рассматриваться как элемент "общественного договора" поздней части бесконечного путинского правления.

Читайте: Как шпионят русские. Правила передвижения в зоне войны

Все происходящее сегодня выглядит скорее не как участие народа в некоем "новом соглашении" с властью, а как его полное оцепенение, в условиях которого эта власть по сути делает все, что ей заблагорассудится. Консенсуса нет — есть произвол тех, кто чувствует себя абсолютно безнаказанным; и есть непротивление тех, кто понимает весь масштаб непреодолимости действий российской верхушки. Это то состояние, к которому Путин стремился, на мой взгляд, с первого дня своего воцарения в Кремле и которого он наконец достиг. Может ли такое состояние быть устойчивым? Да. Но может ли оно быть вечным? Вряд ли.

Оцепеневшей страной легко управлять, но ее поведение сложно прогнозировать. Отнимая права, власть в конечном счете оказывается в положении, когда их вроде бы можно вернуть в случае кризиса — и в том и есть возможность торга, — но любые уступки тут же начинают трактоваться как капитуляция. Сколько потребовалось усилий, чтобы погасить эффект неосмотрительно проведенной Медведевым либерализации законодательства о партиях? Сложная борьба в данной сфере заняла больше года, да и сейчас эта тема не полностью закрыта. Можно ли в случае чего пойти на поводу у недовольных и освободить не одного политзаключенного или не пару заложников, а тысячи человек, приговоренных к реальным срокам по выдуманным обвинениям? Не думаю. Насилие над бессловесным обществом не только создает внутри него невидимое верхушке напряжение, но и лишает власть реальной возможности отступления и торга в том случае, если таковые потребуются. Похоже при этом, что отечественную политическую элиту это совершенно не заботит: она последовательно уничтожает даже самые гротескные формы "обратной связи". Ни разу в последние годы не сокращался срок полномочий Государственной думы; но, что особенно достойно внимания, она никогда не распускалась за несколько месяцев до новых выборов. Кремль осознанно или непредумышленно изображает себя диктатором — и страна не подает даже признаков обеспокоенности.

Ситуация, которая сложилась в России перед новым избирательным циклом, не выглядит такой спокойной и предсказуемой, какой была в 2010-м, или даже — несмотря на снижение уровня поддержки Путина — в 2013 году. За последнее время власти удалось "убрать" из прежнего консенсуса одно из его условий. Уровень жизни населения больше не растет — при этом никто не знает, каким он может оказаться, если санкции останутся в силе еще долгие годы, нефть замрет на нынешних ценовых уровнях, а финансовые резервы исчерпаются. Зато власть не только не делает ничего, чтобы по мере сил восстановить благосостояние, — она покусилась и на неполитические свободы, которыми пользовалось население в более благополучные времена (возможность заниматься бизнесом, ездить за рубеж, относительно беспрепятственно пользоваться объективной информацией). Политические "разделительные линии" при этом практически полностью сместились к понятиям "свой — чужой", "друг — враг", "патриот — предатель", а также к иным группам, между которыми по определению не может быть компромиссов. В итоге той "отдушины", которая оставалась у населения прежде, больше нет, и это серьезно снижает шансы режима на выживание.

Еще одним важным моментом выступает и личностный фактор. В условиях "путинского консенсуса", несмотря на эпитет "путинский", акцент все же делался на слове "консенсус". Именно поэтому система спокойно пережила формальную смену власти в 2008 году — и осталась бы столь же устойчивой, реши Путин окончательно отойти от дел в 2012-м. Сейчас ясно, что новая конфигурация вообще не предполагает ухода президента в какой бы то ни было перспективе: Россия оказывается в состоянии Казахстана или Узбекистана, с той только разницей, что вопрос о новом лидере может не стоять еще пару десятилетий. Поэтому и шанс на спасение системы посредством смены ее персонального воплощения сегодня также отсутствует.

"Если говорить откровенно, — отмечал Андропов на Июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС, — мы еще до сих пор не знаем в должной мере общество, в котором живем и трудимся" (Андропов, Юрий. Избранные речи и статьи, Москва: Политиздат, 1984, с. 418). До краха Советского Союза оставалось восемь лет — как сейчас до завершения последнего легитимного срока пребывания президента Путина у власти. Как и тогда, мы живем сегодня в оцепеневшей стране, внутренние напряженности в которой не хотим понимать. Чем это закончится, покажет только время.