Галлюциноген для журналиста

Галлюциноген для журналиста

С мотивационной диагностикой здесь проще простого. Некоему человеку-журналисту кажется, что он ведет серьезную войну с общегосударственными пороками. Он искренне верит, что его тексты имеют какое-то невероятное значение. И что все только и думают о его разоблачительных публикациях. В этот странный болезненный процесс лучше не вмешиваться. Лучше делать вид, что это действительно важно. Иногда помогает – человек чувствует собственную пользу, старается шевелиться. Нормальная такая мания нормального такого человека с обыкновенными такими человеческими комплексами. Недооценки или переоценки. Сколько людей – столько и маний. У кого-то они (мании) постоянно нарастают, у прочих остаются неизменными на протяжении жизни. Иногда, правда, иных субъектов заносит. Сильно заносит. Настолько, что это уже напоминает кафкианское донкихотство – человек сам рисует мельницы и сам их крушит бумажными или чернильными мечами. Лещенко С.А., пишущий для «Украинской правды», неожиданно разразился странной публикацией о недавней встрече узкого круга киевских журналистов и Алека Росса, старшего советника по инновациям офиса государственного секретаря США.

О встрече чуть ниже. Хотя, по большому счету, особо рассказывать тут нечего. Встреча была не для широкого круга, проходила в формате «офф/рекордз» и носила скорее характер поверхностного (особо подчеркну – поверхностного) обмена мнений. Само собой, я в своей долгой журналисткой практике привык стопроцентно придерживаться договоренностей – именно поэтому всегда имел отличные отношения со своими источниками (это, между прочим, к вопросу о природе профессионализма). Любой из них всегда мог быть уверен в том, что сказанное никогда не выйдет за пределы оговоренных границ. Разумеется, текст Лещенко о встрече с Россом меня не заинтересовал. Как и любой иной. В его текстах слишком много конспирологии – реальная жизнь куда проще. Еще больше там вымышленных монстров, которых человек обожает уничтожать и тут же создавать заново. Но более всего в этих текстах личностного компонента, такого себе многозначительного и очень болезненного «я». Избирательность подходов, ангажированность и прочую чрезмерную однобокость не стоит даже упоминать – человек слаб и субъективен. Любой человек. Кто-то умеет это маскировать, Лещенко – нет.

Но в данном случае он сделал два посыла, которые, если так можно выразиться, «кульминизируют» его детскую предвзятость. Первое: он детализировал беседу, прошедшую в формате «не под запись». Описал такой себе внутренний обмен мнениями. Сразу скажу, для меня, человека привыкшего к жестким правилам, это неприемлемо. Независимо от побудительных мотивов. Неприемлемо рассказывать что-либо, что изначально оговорено как «закрытая содержательная беседа».

Но если сегодня возникла подобная коллизия, то мне, прошедшему через многое в своей жизни (в том числе аресты и депортации из-за профессиональной деятельности), придется прямо сказать: классическими «стукачками» как раз являются именно журналист Л. и его близкий напарничек Н. Имею на это полное право. Оба работают в одном издании. Оба чуть что и независимо ни от каких договоренностей разбалтывают все налево и направо (возможно, чтобы лишний раз пощекотать свое тщеславии – смотрите, мы допущены в самое «не/хочу»), а после оправдывают собственное словесное недержание «идеями великого чучхеизма». Читай – наивными идеями построения светлого будущего. По сути, сейчас имеет место точно такой же «банальный стукачизм». Ни на минуту не сомневаюсь в том, что кто-либо из этих двоих – прямо или опосредованно – рассказал о каких-то финансовых разговорах во время встречи с Россом, а после попытался это скандально замять. Сначала все слил, а затем попробовал заработать себе баллов. Субъективно рассуждаю? Согласен, субъективно. Но почему бы мне – шеф/редактору крупного информационного портала, на котором я могу в любое время по любому поводу сказать свое слово, - не предположить, что ребята просто попытались устроить очередной скандальный междусобойчик, привязав меня к каким-то низко/посещаемым интернет-ресурсам? Зачем мне мелкий прут в руках, если у меня уже есть информационная дубинка? Нелогично.

Второй ошибочный посыл журналиста Л.: он совершенно бездоказательно рассуждает о причинах и источниках. Мне, конечно, нравится фраза, начинающая со слов «если это рассказал Подоляк». Особенно нравятся последующие «железобетонные выводы». Экскаваторщик Васильцев первого ноября 1958 года опубликовал в «Литературной газете» опус «Лягушка в болоте», где среди прочего имелись легендарные нынче слова: «… я не читал Пастернака. Но знаю - в литературе без лягушек лучше». Позже все это стало своего рода брендом: «не читал, но осуждаю». «Если это сказал Подоляк» и дальше зубодробительные выводы. А если не Подоляк, то что? Впрочем, пусть маленький мальчик продолжает резвиться в песочнице.

Польщен, конечно. Кое-кто полагает, что я незримо присутствую за всеми большими и малыми интригами в этой стране. Но, увы, придется разочаровать. Многие и многое мне просто неинтересно. В том числе, совершенно не интересно, что, где и по какому поводу говорит Лещенко. Его жизнь и его право.

Встреча с Россом действительно была содержательной. Не в связи с обсуждаемыми темами (все это показалось мне чрезвычайно поверхностно и дилетантски). Но встреча явно показала огромную разницу в мировосприятии. Росс серьезно рассуждает о глобальных трендах, о роли социальных коммуникаций, о роли медиа в революционных преобразованиях. Гордится своей причастностью к этому. Гордиться действительно есть чем. Нынешний президент Обама выиграл в том числе и потому, что блестяще использовал новые технологии. Другое дело, результат его работы. Выиграть выиграл, но разве блестящая победа – залог последующего эффективного управления? Впрочем, то тема отдельного разговора – американцы действительно умеют выигрывать, но куда хуже выглядят их последующие проекты «по поддержанию выигрышей». Возвращаясь к содержанию нашей встречи с Россом, укажу следующее. Советник, судя по всему, совсем не понимает (как впрочем, многие прочие западники), что наш человек пока не видит самодостаточную ценность свободы слова. Наш человек все еще вороват, коррупционен (независимо от места, которое он занимает), социально пассивен и всегда ждет, что ему отдадут «долги». Росс – это латиница, которая предполагает активные решения. Наши – это кириллица, которая предполагает пассивное ожидание благ. Традиционная разница.

На самом деле, в непродолжительной беседе рельефно обсуждалось всего две темы. Первая: законопроект под условным названием «про суспільну мораль» с явно цензурными опциями. Хорошая тема (и я о вреде этого законопроекта обязательно чуть позже напишу). Законопроект подробно осуждался и при этом абсолютно верно ставился итоговый диагноз – это мощный инструмент цензуры. Согласен. Однозначно мы имеем дело с попыткой внедрения жесткой цензуры. Но, опять же, во время полилога с американцем упускалось из виду, что внедрение этого «инструмента» инициирует некто Унгурян, человек крайне близкий к некоему Турчинову. И что это цензура клерикального, религиозного характера, но никак не государственного (в традиционном смысле). И что такая цензура всегда опасней.

Но… Действительно, зачем говорить о деталях, в которых неизменно кроется дьявол, если можно нарисовать иную картинку. Впрочем, опять же меня лично не задевает то, кто и как презентует свои тезисы. Имеют право. Я свою точку зрения выскажу на страницах «Обозревателя». Для тех, кто не понял, еще раз повторю – не на страницах малопосещаемых «Дейли», «Версии» и прочих, но на страницах своего издания. Разве это не смешно? Действительно, шеф-редактор крупного издания будет бегать по рынку маленьких изданий, чтобы тиснуть заметочку о людях, ему совсем не интересных. Что там психиатры говорят о мании величия? «Тип самосознания или поведения личности, выражающийся в крайней степени переоценки своей важности, известности, популярности, богатства, власти, политического влияния и т.д.». Применительно к нашей истории добавлю – «переоценка информационного, журналистского влияния».

Тема обсуждения вторая - то самое движение «Стоп цензура». Поясню впредь. Меня лично любые корпоративные организации не интересуют. Цели подобных организаций коллективистские, а, следовательно, предполагающие войну против индивидуализма. Гуманитарные «корпорации» (та же «Стоп цензуре») – это стандартные пирамиды, которые упоительно хороши для тех, кто наверху и совершенно бесполезны для тех, кто в середине или внизу. Но меня лично, как я уже сказал, эти организации не интересуют. Тем более меня не интересует, как и почему они финансируются. Почему? А потому что это чужие деньги – хочет кто-то так вкладываться, пусть вкладывается. Подобное я пропускаю мимо ушей.

Однако теперь – после странных словесных излияний Лещенко - у меня все-таки есть вопросы. Во-первых, зачем волонтерскому (идейному) движению грантовские деньги? И дело не в том, хорошие, правильные это деньги или нет. Вопрос – зачем они нужны? Если для того, чтобы платить стипендии семьям погибших журналистов (в том числе и семье Гонгадзе, если придуманный им ресурс не может того делать самостоятельно в силу своей убыточности) – это одно. Если оказывать реальную материальную помощь тем журналистам, которые подвергаются преследованию – это тоже отлично. Но, как правило, подобные «стоп/цензуры» собирают деньги только для себя – никаких стипендий и никаких выплат. Конференции, семинары и прочие PR-презентации редкосного тщеславия «группы борцов». Презентуем себя любых, собираем гуманитарные деньги, еще больше презентуем, еще больше собираем – сказочный круг. Опять же – если кто-то будет вкладывать ресурс в подобную «ярмарку тщеславия», меня не волнует. Еще раз: не волнует совершенно, чем будет питаться корпоративная группа «стоп/цензура». Я вообще считаю, что этот эпизод – в том числе и во встрече с Россом – не стоит и выеденного яйца. Но теперь появился нюанс: зачем меня притягивать за уши к мелкой детективной афере? И что за «запись» выложил в сеть Лещенко?

Сразу оговорюсь, как непосредственный участник встречи, запись неполная. Какие-то фрагменты изящно удалены. Но это мелочь. Любая информационная работа, как известно, предполагает манипулирование. Свой ключевой вопрос поставлю несколько иначе. Мы договорились не вести записи. Следовательно, запись вела пригласившая сторона. И уже после всего выдала эту запись Лещенко. Зачем? И почему? Американцам мало скандалов с викиликсами, которые раскрывают для широкой публики странные (читай – совершенно секретные) разговоры в дипломатических миссиях по всему миру? Лучше спрошу так: разве я давал согласие на запись этой беседы? Или еще лучше: почему бы американскому посольству не передать редакции «Обозревателя» – по официальному запросу, разумеется – всю запись, без компиляций и прочих склеек? Хронометраж точный я знаю от и до. Тема? Тема.

Мелкий какой-то факт, не правда ли? Поговорили и забыли. Но нет. Кто-то раздувает некий скандал и тянет в этот скандал мое имя. Но я живу немного другой жизнью и другими смыслами. Мне совершенно безразлично, чем живет или о чем и кого просит Лещенко. И добавлю – «ребята, не ищете заговоры там, где вы сами все сливаете…»

Чтобы было понятно, скажу кое-что о сладкой парочке «большой украинской журналистике». Есть, как я уже сказал, железные, неписанные правила. Их придерживаются профессионалы. Первое: без записи – это без записи. А не так, что кое-кто потом берет запись и все-таки вываливает ее. Второе: не трепать языком бездоказательно, не обладая и толикой информации. Третье: не делать заведомо лживых выводов, выдавая их за правду. Но правила это для тех, кто реально понимает, что такое журналистика. Так вот, ходит по городу парочка. Один страдает манией разоблачений. Но больше напоминает такого себе «неуловимого Джо». Почему неуловимого? А потому что его никто не ловит. Незачем. Второй – везде бегает с диктофончиком, спрятанным глубоко в штанах. И пишет, пишет, пишет. Случайные разговоры, случайные слова. Чтобы потом грубо» «подставлять» людей. Первый раскрывает мнимые «заговоры». Второй – мелко/пакостно шантажирует. Что с ними делать? А ничего. Равнодушно и снисходительно наблюдать. Если хочется. Или просто проходить мимо. Пусть работают/пишут/раскрывают. Кому-то, возможно, нравиться. Большинству все равно…