Андрей Рушковский. Сегодня гость "Обозревателя" - главный режиссер, художественный руководитель Театра на Подоле Виталий Малахов. Известный режиссер в Украине, пользующийся большим авторитетом, популярностью и так далее. Насчет театра и Подола... Я помню в одном из интервью ты говорил, что Подол был для тебя каким-то опасным районом и ты туда перебирался с определенным страхом.
Виталий Малахов. Знаешь, дело в том, что я же вырос в Броварах. И потом учился в театральном институте, в основном на Львовской площади. А старожилы, люди моего возраста, родившиеся в середине прошлого века, помнят, что где-то в 60-х годах на Подоле произошла знаменитая трагедия – если трагедию можно знаменитой назвать – когда пошла огромная масса грязи, пошла по Глубочице, там были смерти. У меня как-то это запечатлелось. Потом все анекдоты были про Подол, клопов и все прочее. И я вот доходил до Кудрявского спуска, до Художественного института, и вниз смотрел с каким-то ужасом. Ну, просто не попадал туда! И сейчас у меня в городе – несмотря, что я много лет, практически всю жизнь в нем прожил - есть места, которых я не знаю совершенно. Там, где я живу, я стараюсь хорошо ориентироваться... И это правда – только в 79-м году я впервые попал на Подол.
АР. Но Театр на Подоле – это твое создание, детище.
ВМ. Изобретение.
АР. И сколько лет уже театр ждет новое здание?
ВМ. 20-21.
АР. По мэрам – кто первым начал обещать тебе его?
ВМ. Омельченко... Вернее, нет. Это еще Косаковский был. Омельченко в то время был начальником строительной организации, которая как раз начинала строительство – они разбирали. Потом он стал мэром. Потом был Салий... Практически все мэры и начальники управления культуры обещали мне сдать театр, но не получалось.
АР. И в каком состоянии он находится сейчас?
ВМ. Как ни странно, в прошлом году очень оживилось. Благодаря заинтересованности департамента культуры и благодаря тому, что уже многим надоело слышать это, как притчу во языцех. Сейчас он проходит очередную экспертизу. Организация-подрядчик – очень хорошая. Они взялись и надеются, что там есть предварительные договоренности. В принципе, сделано 75% общестроительных работ. Остались декоративные внешние работы, внутренние, подключение к коммуникациям и оборудование. Но сейчас в связи с ростом доллара это же каждый день растет. Практически все техническое оборудование в Украине не изготавливается. Но мы уже договорились, что, может быть, пока хотя бы мне сдадут помещение, а мы – поскольку мы приспособлены к переездам, работаем в "Украине", там и сям – возможно, на первом этапе свое оборудование поставим и попробуем работать. Это решит очень многие вопросы, в том числе и финансовые. Сейчас в театр ходят достаточно хорошо, и я думаю, что мы бы могли какие-то деньги зарабатывать. Не скажу, что хозяйственным способом двигаться, но, во всяком случае, мы могли бы государство и мэрию, администрацию избавить от части дотаций, которые они нам сейчас платят.
Читайте:
Терористів Росія не здасть, в України є один шлях - перекладач Кастеллі
АР. Но помещение-то уже готово? Чтобы не оказалось, как с театральным институтом на Львовской площади.
ВМ. Нет-нет. Помещение есть, и мы следим за ним. Все время есть заинтересованные лица. Мы даже за свой счет зимой покрыли крышу для того, чтобы не протекала. Мы за этим следим, насколько можем. Но, понимаешь, тяжелая ситуация. У меня и всегда был такой взгляд на это дело... Ты знаешь, что моя жена, Ксюшина мама, умерла от онкологии. У меня, к сожалению, было в прошлом году... И мы очень подружились. Там на шестом этаже есть детская онкология. Когда я узнал, что у них – я не хочу сейчас обманывать – порядка 16 грн. в день на питание и что все медикаменты нужно доставать, то мне иногда даже стыдно говорить: ну, давайте, потратьте деньги на театр. Но, с другой стороны, я понимаю, что все равно они распределены по разным направлениям, и все равно те деньги, которые недодадут моему театру, не пойдут на питание детям, больным онкологией, или беспризорным детям. Я понимаю, что эти деньги все равно будут потрачены. Но я не переживаю по этому поводу... У меня сегодня был как раз с утра прогон – мы делаем одну программу для школ. Не так, знаешь, как приехали отбросы, а очень качественный продукт, небольшое количество актеров. Для знакомства с основами театра, с украинским театром. Весь украинский театр родился из передвижного театра. Практически после почти 12 лет такого существования они обрели помещение в Киеве. Это был передвижной театр...
АР. А сейчас театр может существовать без государства?
ВМ. Полностью, наверно, нет. Сложный вопрос. Будем говорить так: он не может существовать без содействия государства. Теоретически мы можем выполнять какие-то гранты. У государства и у каких-то фондов обязательно существуют гранты на определенный вид деятельности. Это очень распространено в Британии. Допустим, там есть такое "финансирование длинной руки", когда театральные агентства получают деньги, например, на пропаганду молодой драматургии – Royal Court. И вот Royal Court выделяет на постановку молодой драматургии какие-то деньги. И в такие проекты можно вписываться. Второй вопрос – это, конечно, если бы был принят закон о меценатстве. Это как бы непрямые деньги от государства. Но государство должно это принять законодательно...
АР. Почему он не принят?
ВМ. Как бы рассматривается вопрос: так государство же потеряет какие-то налоги! Я далек от политики, но это трагедия. Вместо того, чтобы какие-то функции облегчить – те же налоги для того, чтобы сюда пошли потоки – вам говорят: ну, мы же теряем деньги. Увеличивают налоги – теперь никто не будет их платить. И будут опять уходить... Так, как уже развился черный рынок доллара... Я не думаю, что я такой умный, но я не понимаю, почему это происходит. То же самое - законы о рекламе. Во всем мире театр существует из трех направлений, даже четырех. Первое – билеты, второе – реклама, третье – меценатство и четвертое – гранты. Они все связаны с государством, хотя это непрямые дотации
АР. Это же логично. Не надо выдумывать велосипед.
ВМ. Конечно. Но много странностей.
АР. Но может быть, прогресс какой-то будет?
ВМ. Конечно. Как говорил Жванецкий, конечно, скоро мы начнем жить лучше, потому что хуже уже некуда. Поэтому, конечно, я верю в прогресс.
АР. Теперь немножко другой театр: что для тебя Майдан?
ВМ. Ты знаешь, у меня дочь очень была увлечена этим делом. Она там организовывала питание, поскольку она имеет отношение к ресторанам. С друзьями-ресторанщиками очень долго возили туда еду. У меня... не двоякое отношение к Майдану, но... Мне кажется, очень положительно, что люди объединились. Это и первый Майдан, и этот. Что все-таки украинцы доказали, что "моя хата с краю" - это не основной украинский лозунг. До определенного времени у меня все-таки было такое опасение. Второе, что сегодня меня удивляет и радует – что Майдан не превратил людей в зверей. На сегодняшний день я с удовольствием смотрю в интернете или еще где-то, что в принципе вся украинская нация сохраняет человеческое лицо. Нет ненависти ко всему русскому, ко всем русским. Вначале возникло, что давайте обнесем забором Донецк и Луганск. Сейчас люди как бы уже понимают, что надо относиться к людям, а не к каким-то фетишам, нациям и т.д. В любом случае это некое положительное движение. Жаль, что крови проливается так много... Вот, знаешь, мы говорим о британцах: почему британцы хамы? Самая дикая нация, могут лишь американцы с ними сравниться. Потому что они абсолютно уверены, что за ними стоит весь британский флот. За ними стоит вся британская армия. Что за сержантом Райли пошлют взвод, чтобы вытянуть его. У нас, к сожалению, когда сомалийские пираты взяли наших моряков, о них забыли. Просто забыли. Мне кажется, что теряется вера в то, что государство думает о тебе. Люди на уровне Майдана между собой связаны. А государство – это некая другая структура, которая не знает, как мы живем, не знает наших проблем. Я, например, не понимаю, почему все миллионеры Украины не могут сброситься по пять миллионов и отдать их на АТО, почему налоги снимают с пенсионеров – не могу понять. Почему 45 рублей снимают у служащих, которые получают полторы тысячи? Ну, дивиденды – сказали бы, что потом вернут эти деньги. Но почему-то ни президент, ни остальные миллионеры не участвуют в этом.
АР. Как ты считаешь, нынешние изменения во власти к чему-то приведут? Наш новый президент Порошенко способен вывести страну в какую-то норму?
ВМ. Еще во времена Виктора Андреевича я не то что отчаялся, но, как это написано, стихи есть такие: не знать, не слышать и не видеть, застыть, как соль уйти в снега, позволь не возлюбить врага и брата не возненавидеть... Я очень был рад, когда Ющенко не подал руки перед Новым годом Януковичу, когда тот ему предлагал. Я посмотрел, что вот наконец мужчина, мужской поступок. А потом, когда никого не посадили, хотя говорили, что бандиты сидят в тюрьме. И когда Юлия Владимировна говорит одно, а делает другое. Он говорит одно – делает другое. А когда ты думаешь: почему же? - очень как-то логично объясняет... Сегодня эта манипуляция мною – я ее просто ощущаю. Я понимаю, что и он прав, и он прав. И говорят, почему не начинают военные действия. Да! Мне объясняют – все правильно... Я не знаю всей ситуации, и потому мне очень трудно делать выводы. То есть я надеюсь. Но не пытаюсь это анализировать...
АР. Потому что тогда может надежда пропасть?
ВМ. Просто я не могу судить о том, чего не знаю. Мне трудно судить о том, удачно ли работает этот циклофазотрон под Европой – я понятия не имею, что это такое. И мне трудно судить, почему 18-й полет НАСА потерпел поражение – я сейчас смотрю сериал очень хороший. Я уверен, что это столкновение тех сил и позиций, которые не думают обо мне, потому я не хочу о них думать.
АР. Но, наверно, этим силам было бы полезно, чтобы ты знал, что они делают. Это, как мне кажется, европейский подход. Или это отдельно?
ВМ. Я не знаю, в это надо влезать. Я глубоко уважаю людей... У меня есть много людей в Фейсбуке – Алексей Исаев, еще... Я глубоко уважаю людей, которые в это вникают, глубоко этим занимаются, делают это своей жизнью со всей страстью. Я глубоко их уважаю, но я не могу туда влезать. Потому что если я влезу, я должен бросить свою работу, я должен бросить все. Этим нельзя заниматься после работы. Нельзя делать какие-то скоропалительные выводы. И самое главное... Есть у меня любимая притча. Один менестрель ходил по кабакам, бухал все время, практически отрицал бога, был богохульником. И однажды он вышел из корчмы, шел по улице и вдруг понял, что у него останавливается сердце. Он подошел к кресту придорожному, встал на колени и вспомнил, что он не знает ни одной молитвы. Тогда он встал на руки и стал жонглировать ногами. Это лучшее, что он умел делать... Моя работа – это ставить хорошие спектакли, это то, где я не дилетант. Я не могу заниматься политикой. Я уверен, что если я делаю хорошие спектакли, то я делаю правильно. То я занимаюсь косвенно идеологией, еще чем-то, развиваю некую духовность. Но я могу только этим заниматься. Я не могу быть министром культуры или в Верховный Совет идти.
АР. Верховный Совет – понятно. Но министром-то культуры?..
ВМ. Нет, министр культуры – это чиновник. Я люблю иногда проспать.
АР. Но смотри, война с Россией внесла в культуру специфические изменения
ВМ. Я согласен. С одной стороны, это справедливо. С другой стороны, у меня идет Горький, у меня идет Акунин, у меня идет Вампилов. Сейчас я ставлю Розова – вообще военную пьесу, которая называется "Вечно живые". Ну, мы удалили из нее имена собственные – Ленинград, Москва и т.д. Но там проблемы разбираются те, которые у нас сейчас существуют. Идти – не идти, что защищать, как жить с переселенцами... Я сегодня перечитывал запрет на показ. Там есть справедливые вещи, но есть и перебор. Не показывать военных, не показывать правоохранительные органы? Ну, чуть огульно... Я думаю, что фильм "Летят журавли" будут показывать. А многие из тех сериалов, которые не будут показывать, я думаю, что их можно было не показывать по другой причине.
АР. Но все же получится какая-то отделенность. У нас же давно гастролей российских театров не было. Я припоминаю последние – чуть ли не Ленкома?
ВМ. А как ты хочешь? По-другому невозможно... Я думаю, что со временем все рассосется. Но пока они разберутся... Кто-то сказал: Крым наш, а этот сказал, что Крым не наш. И его уже рассматривают, как друга страны. Вон, Зеленский, Ада Роговцева, еще кто-то – в России на них заводят уголовные дела, потому что они получали русские деньги – гонорары – и отдавали их на АТО. Конечно, будет перехлест. Конечно, это неприятно... Но я тебе должен сказать, что у меня много очень хороших друзей – русских...
АР. Как они воспринимают ситуацию?
ВМ. По-разному. Я могу тебе с уверенностью сказать, что задолго до войны в России, в Москве существовали имперские замашки. Это правда. То есть то, что они считали, что мы без них не выживем... Так, как в семье, для того чтобы любовь не угасала, для того чтобы продолжалась многие годы, нужно прилагать усилия, нужно ее инвестировать. Так и взаимоотношения с Россией - нужно было инвестировать. Я делал фестивали в Донецке и ездил в Крым. В украинские времена в Крыму не разрешали украинскую речь! На телевидении были определенные проблемы. Не знаю, это было специально подстроено? Но то, что правительство не обращало на это внимание...
АР. Как в нынешней ситуации быть нашим актерам, многие из которых кормились за счет съемок в российских сериалах?
ВМ. Я думаю, что свято место пусто не бывает. Я думаю, что сейчас запустятся какие-то украинские сериалы.
АР. В условиях войны денег немного.
ВМ. Запустятся... Будет дешевле. Увидишь, что будут находить. За рекламу же каналы берут деньги. Значит, будут дешевле. Но оно все равно пойдет. Это во-первых, а во-вторых, я думаю, что это очень плохо, что допустили. Это сознательно было сделано, что украинские актеры... Хотя я тебе тоже скажу, что украинские актеры кормились на задних, будучи лучше во много раз тех московских актеров, которые получали в десять раз больше. Потому что это тоже было установочно. Хорошо получали... я не буду сейчас называть фамилии, но это три, четыре, пять человек. А остальные кормились за гроши и сейчас будут кормиться.
Читайте:
В Крыму приходит отрезвление, но люди боятся говорить - режиссер Сейтаблаев
АР. Значит, надо что-то придумывать и самим выбираться.
ВМ. Я думаю, что это будет происходить.
АР. Что сейчас актуально ставить? Какую драматургию?
ВМ. Я ставлю Розова. Актуально? Все духовное. Я считаю, что нельзя ставить то, что призывает к геноциду, то, что призывает к убийству. Я абсолютно уверен, что на сегодняшний день и молодежь, и старики – люди в основном уже образованные, особенно в столице, в Киеве, и они чувствуют... Я очень боюсь лжеактуальности. Потому что сейчас все вдруг начали ставить о киборгах, все вдруг начали ставить о гвардии. Это не совсем правильно. Так как я считаю, что современность пьесы не в использовании слов "кислотный", "наркотики" и "мобильные телефоны", а в каких-то других вещах. Почему сейчас в Русской драме идет "Ромео и Джульетта"? Почему у меня идет "На дне", "Прошлым летом в Чулимске"?.. Это как раз то качество, которое мне нравится в Украине – у нас не выходят, как у них там, оперы с главным героем Путиным, и актрисы не поют: я хочу тебя, Путин, или я жду тебя, пудель... Как оказалось, украинцы чуть поглубже.
АР. Наверно, уже последний вопрос: станет ли Украина европейской страной?
ВМ. Она не может не стать, потому что она находится в центре Европы. Войдет ли она в Европейский Союз?
АР. Я имею в виду стиль жизни и стиль отношений.
ВМ. Она станет нищей европейской страной!.. Конечно, будет. Тяжело. Здесь еще проще, глубинка – страшно. Как раз та территория, которая сейчас завоевана, отвоевана, там, где идет война. Потому что западный регион наверняка будет европейским, Киев, Харьков... Я тебе расскажу в конце анекдот про Горловку...
АР. Пожалуйста. Я знаю, что ты любишь вообще-то шотландские анекдоты...
ВМ. Шотландские тоже... Но пока про Горловку. Сейчас же идут встречи выпускников прошлого года, позапрошлого. В феврале они идут. И вот такая встреча выпускников – 20 лет тому назад окончили. В Горловке встречаются один бизнесмен, очень упитанный, и второй – какой-то шахтер замызганный, всклокоченный. Привет, привет, давай садись, выпьем. Бизнесмен говорит: как ты? Он говорит: как я? Я – ужас! Я лезу в шахту с ведром, два часа лезу в шахту, в эту копанку. Набираю два часа там уголь, потом два часа вылажу. Тот говорит: ну, успокойся, давай сядем, выпьем коньяку, вспомним былые годы. Он говорит: как вспомним? Я вылажу с этим углем, потом иду на базар продавать, а там все стоят, продают! Никто не покупает. А у меня дома дети. А он говорит: да мы можем хоть на минутку успокоиться? Они выпили по рюмочке, и бизнесмен говорит: слушай, а помнишь, мы когда в школе учились, я ухаживал за Клавой, а потом она вроде к тебе прильнула, да? А тот говорит: Вася, ты обалдел, я – Клава!
АР. Но все-таки шотландский анекдот мне очень хочется.
ВМ. Ты хочешь похоронный?
АР. Я объясню, почему шотландский. Ты с Шотландией давно наладил контакты – с Эдинбургским фестивалем.
ВМ. Дело в том, что английский и особенно шотландский юмор – очень специфический... Английский анекдот я знаю хороший о том, как в одной семье мальчик каждый вечер молился. Молился себе вечером перед сном и молился. А папа, вдруг проходя по коридору на втором этаже, прислушался. И мальчик говорит: господи, люби всех моих близких и родных, особенно моего дедушку... На следующий день дедушка умер. Отец начал каждый вечер проходить мимо дверей, и он услышал: люби, господи, больше всех мою бабушку. И на следующий день бабушка умерла. И отец уже начал с опаской проходить вечером возле двери сына. И как-то он проходил и слышит: особенно моего папу! Он утром проснулся, не брился, не включал никакие электрические приборы, на работу пошел без машины. Пришел домой, не включал даже аппарат, который бумагу режет, компьютер – ничего. Тихонько шел домой, вернулся. Все хорошо, сел. Жена на кухне крутится. Он говорит: ну, как дела? Она говорит: у меня хорошо, но молочник умер...
АР. На этой веселой ноте закончим. Виталий, большое спасибо за то, что ты пришел...
ВМ. И вам спасибо за то, что вы интересуетесь.
АР. ...и кафе "Калина" - за то, что приютило нас в этот час для разговора.
ВМ. Я приглашаю зрителей в Театр на Подоле. Мы работаем на Андреевском спуске 20б и в малом зале Дворца "Украина".