Казимир Лиске: опубликовано последнее интервью актера

Музыкант, актер и режиссер театра "Практика" Казимир Лиске получил смертельные травмы, выпав с 5-ого этажа квартиры на юге Москвы утром 24 апреля. Актер из сериала "Интерны" упал из окна детской комнаты своей квартиры, где жил с женой Полиной и маленьким сыном. Предсмертной записки он не оставил.

Свое  последнее интервью гражданин США Казимир Лиске дал изданию "Сила Культуры". В нем он говорил о театре, жизни в России и русской душе. 

Как дома относятся к тому, что ты занимаешься театром в России?

Казимир: У меня родители архитекторы, поэтому точки соприкосновения с искусством они имеют. Они всегда меня поддерживали, по крайней мере, в общении со мной, но я всегда чувствовал, что для них есть какая-то дикость в этом. Как будто это не совсем здоровое решение, но парень хочет…  Они ходят в театр, но театр, в который ходят они, сильно отличается от того, чем занимаюсь я. Театр в Америке имеет другую функцию. Это как будто здесь я знаю, что стул – это для того чтобы садиться, а там стул – это чтобы бегать. Поэтому для них странно, что здесь я на нем сижу. А для моих друзей, которые работают в кино, в театре в Америке, это круто: условия, в которых я работаю, то, что я путешествую по миру и знакомлюсь с большими режиссерами, что меня что-то связывает вообще с МХТ имени Чехова. Московский театральный мир очень маленький, но он сводит тебя с людьми даже в Америке, до которых не через Россию трудно было бы дойти. Я работал, например, с Михаилом Барышниковым в Америке только потому, что был связан с МХТ и Константином Райкиным.

Читайте: Падение российского актера Василия Степанова из окна: появилось видео с места инцидента

Не знаю, оправданно это или нет, но это мне многое позволяет среди друзей, сразу поднимает меня, кажется, в их глазах.

Актерская профессия в Америке - это престижно?

К.: Нет. Недавно я читал статью о том, почему в Америке все меньше становится актеров из "рабочего класса" - людей, которые пришли в эту профессию не из элитного общества, а из простой семьи. В России я наблюдаю, что театр может повлиять на людей не только мира культуры. Люди обсуждают театр. В Америке это все остается в основном в высоких кругах, поэтому нет такого стремления у среднестатистического американца или американки стать театральным актером. В России есть некоторая доступность, которая привлекает молодых в театр. Даже просто в силу того, что билеты меньше стоят. И если в России есть целое отделение газеты о театре или издания, посвященные театру, то в Америке такой раздел, скорее всего, называется Arts & Entertainment – искусство и развлечение - звучит очень странно, как будто эти вещи вообще что-то общее имеют. Но в Америке считается, что они существуют по одним и тем же причинам. И это очень серьезная ошибка.

Принято считать, что в России любят иностранцев. Ты с этим согласен?

К.: Наверное, да. В России хорошее отношение к иностранцам, но смотря в чем. Например, в эстетике, у русских куча комплексов насчет своего выбора. В музыке русские очень доверяют иностранцам, в силу этого мне позволяется очень много просто потому что я американец: петь со сцены, например, хотя я совершенно не имею на это права. А в еде, в том, что касается здоровья - русские вообще не доверяют ни европейцам, ни американцам.  

 Здесь ты довольно популярен и востребован. Как думаешь, какая актерская судьба тебя ждала бы в Америке?

К.: Я себя таким не ощущаю, но это приятно слышать. Я особо не вижу смысла в таких раздумьях, я же приехал. Хотя мне кажется, что у каждого американца есть какой-то русский фетиш. Люди по всему миру знают, что у русских есть какой-то секрет, какая-то тайна, о чем они там молчат себе, и все хотят про это узнать. Но я приехал не за этим: просто мне сказали, что есть школа, где очень хорошо работают, и что мне нужно туда. Если бы эта школа была в Японии, я бы поехал в Японию. Но я очень благодарен, конечно, что так сложилось.

Читайте: Василий Степанов: в России показали крайне депрессивное интервью актера

Есть что-то в современном российском театре, что ты хотел бы изменить? Или, наоборот, применить к театру в Америке?

К.: Процесс работы в России очень медленный из-за "закрытого" общения. Петя отвечает за это, поэтому говори с ним только по этому поводу, а вот с Машей - по другому, и они не должны общаться между собой, потому что каждый отвечает за свое дело. Поэтому здесь всегда ведет режиссерский театр: общаться может только один автор, а все остальные должны подчиниться его видению. Здесь я пытаюсь над этим работать. В Америке я хотел бы работать с людьми так, чтобы они понимали, зачем они делают то, что делают. Этот вопрос - "зачем" - как будто заложен в природе русского человека. На каждой репетиции его кто-то обязательно задаст. Это даже раздражает иногда, что все должно быть настолько оправданно смыслово, но это сила, а в Америке никто этого не спрашивает. Поэтому так и случилось, что театр и бродвейские шоу как будто бы одно и то же. Но если спрашивать: "Зачем бродвейские шоу" и "Зачем ставить Вырыпаева", например, - ответы будут разными. Поэтому я даже чувствую какую-то обязанность рассказать о том, что можно по-другому.

Читайте: Трагедия Василия Степанова: мать актера назвала виновницу его падения из окна

Актеры в России чем-то отличаются от иностранцев в поведении, отношении к людям, к профессии?

К.: Я это чувствовал немного во время учебы. Мы с Одином (Один Байрон. - Ред.) вместе учились и были старше других ребят. Из-за этого и, наверное, из-за того еще, что мы платили за учебу, мы очень ответственно относились к расписанию, к репетициям. И этого мы не разделили с нашими однокурсниками, какими бы прекрасными они ни были. Но что касается творческого мышления, то я, наверное, русский актер - русская школа, подход.

Крымов (Дмитрий Крымов. - Ред.) недавно начал работать в Йелле с американскими студентами, и он абсолютно был в них влюблен, рассказывал, какие они живые, как легко они все пробуют. И я, наверное, понимаю эту разницу. К сожалению, двигатель советской модели обучения, образования, – это все-таки страх опростоволоситься перед всеми. Это осталось с военных времен, когда чему бы ты ни учился, ты учился делать что-то руками здесь и сейчас, и либо ты умеешь это делать, либо нет. И эти жесткие критерии остались, а требования стали тоньше. Нет больше требования удивлять, есть требование выйти на сцену и быть честным, а быть честным нельзя, когда ты боишься. Молодые актеры борются с этим, но такое отношение педагогов к ученикам осталось. И это сказывается на том, как они репетируют: когда ты просишь их сделать что-то странное, русские актеры могут замяться и сказать "нет, мы так не делаем". Им неинтересно просто так, им интересно, если про это говорят, если приходит какой-то большой режиссер. Но нынешнее поколение студентов сильно отличается от меня, от моих однокурсников. Они больше ценят контакт, чем какие-то формальности. Я не говорю, что это уже что-то очень хорошее, потому что в традициях тоже есть очень важная информация. Менять их можно только тогда, когда ты уже стал мастером.

Кто-то со мной может не согласиться, но в России, например, ты заходишь в аудиторию - все встают, сразу тишина, ты начинаешь работать. В Америке вообще этого нет: нужно добиваться этого уважения, внимания. И это честнее. Если ты с ними, если по тебе видно, что они тебе интересны, тогда они будут с тобой работать.

Но я очень люблю заниматься со студентами, с ними всегда четко видна реальность, в которой ты находишься. То, как они с тобой общаются – это мир, в котором ты живешь.

Есть какие-то роли, которые ты хотел бы сыграть?

К.: Я мечтаю, конечно. В последнее время мне очень бы хотелось сыграть какого-нибудь Чацкого, например. Это было бы интересно. Очень красиво написано. Хочется легко донести такой образ.

Читайте: Умерла известная советская актриса Лариса Кронберг

 Есть кто-то среди российских писателей, поэтов, драматургов, кто наиболее тебе близок?

К.: Я очень люблю русскую классику, вообще всю. Толстой мне очень близок как-то духовно. Например, в вузе мы играли Островского, и хоть это и очень интересно, мне кажется, нужно просто быть русским, чтобы его почувствовать. У меня там было всегда ощущение, что я просто вру.

Были ли моменты, когда казалось, что "все чужие, я чужой"?

К.: Такое у меня часто происходит. Мне кажется, если ты раз это почувствовал, то это уже навсегда, потому что я то же самое чувствую в Америке. Это как родить ребенка: первый раз, когда я увидел, что Оливер, мой сын, может упасть, я испугался за него. Тогда я понял, что это переживание за него навсегда добавляется в список моих страданий.  

Что ты думаешь про "загадочную русскую душу"? Она вообще существует?

К: Конечно существует. Это то, о чем люди мечтают, на что рассчитывает, чем гордятся здесь. Где еще эта русская душа может быть, кроме как в сердце человека, который в нее верит? Это то, про что все знают: в России есть какая-то русская душа. Значит, есть. У вас какие-то сомнения на этот счет? (смеется)

Если я внутри этой русской души, то это русская душа, если я отказываюсь от нее, то это страх и комплексы. Это то же самое, если спросить, "есть ли американская мечта"?

Читайте: Умер известный актер из фильма "Мэри Поппинс, до свидания"

 А она есть?

К.: Есть, но американская мечта – это большая иллюзия, потому что много людей в Америке именно из-за того, как страна устроена, не смогут никогда ничего достичь. Но влияет ли эта американская мечта на кого-то? Конечно, очень сильно. Значит, она есть.

Она какая, русская душа?

К.: Глубокая, подлинная, настойчивая, чувствительная. В России жизнь – это такая вещь, которую нужно т р а т и т ь! Потому что, кто его знает...

Если бы пришлось выбирать между Россией и Америкой, что бы ты выбрал?

К.: Мне кажется, я бы сказал "давай решим завтра". Я уже себе ставил ультиматум 13 лет назад. Вот сейчас я закончу  домашнее задание, доем суп и завтра поеду домой. Там родственники, здесь – семья и друзья, там свежие продукты, здесь – свежий театр. Очень трудно определиться. Я вообще хотел бы, чтобы ультиматумов не было в мире, потому что зачем они нужны?

Как сообщал "Обозреватель", в России погиб актер "Интернов".