Зачем России информационная война против Грузии?
Судя по сообщениям российского телевидения, Грузия — недружественное нам государство и замышляет дурное. Судя по высказываниям в инопрессе Михаила Саакашвили, в Грузии о России думают примерно так же.
Это что — информационная война между двумя странами? Можно ли сравнить телевидение двух стран? Кто управляет грузинским ТВ?
За ответами мы обратились к компетентному человеку. Известный социолог Всеволод ВИЛЬЧЕК много работал на телевидении. Был первым заместителем генерального директора ОРТ, возглавлял службу социологического анализа НТВ, ТВ-6 и ТВС. О грузинском телевидении знает не понаслышке — руководит творческой частью грузинского канала «Имеди», принадлежащего еще одной знаковой фигуре российского ТВ — Бадри Патаркацишвили.
— Всеволод Михайлович, можно ли сравнивать телевидение России и Грузии?
— Как говорил один из основателей НТВ Игорь Малашенко, телевидение — функция денег. Российский рынок телевизионной рекламы составляет около двух миллиардов долларов, а грузинский — восемь миллионов. Это несопоставимые вещи. Отсюда несопоставимые возможности телевидения — и технические, и творческие. Кроме того, хотя грузины и талантливый народ, но с кадрами есть проблемы. Отсюда и уровень: грузинское телевидение гораздо провинциальнее российского. Другое дело — его тональность, общий уровень. Министр обороны России Сергей Иванов — по-моему, лучший телекритик России — как-то заявил, что телевидение занимается дебилизацией населения. Так вот, грузинское ТВ, слава богу, пока этим не занимается. Я говорю об общем уровне интеллигентности.
— Каковы критерии свободы слова по-грузински?
— Штабом грузинской революции стал первый независимый коммерческий канал «Рустави-2». Он вел к власти единое национальное движение, занимался пропагандой и был чрезвычайно тенденциозен даже в прогнозах погоды: «Сейчас в Тбилиси дождь, но к шести часам, когда начнется митинг, будет солнечно». «Рустави-2» сжег себя на глазах общества, но достиг цели — Шеварднадзе свергли. И сейчас правительство Грузии озабочено реабилитацией канала, ему нужен медийный ресурс. Поэтому «Рустави-2» разрешена критика правительства, даже дозволено «покусывать» президента. Это делается специально, чтобы восстановить доверие к каналу.
А другим каналам после розовой революции стало сложнее. Сегодня в Грузии два крупных канала — «Рустави-2» и канал Бадри Патаркацишвили, на котором я работаю, «Имеди» (по-русски «надежда»). Он более лоялен к России и не был политическим игроком во время революции. Я осуществляю творческое руководство «Имеди», не вмешиваясь в грузинскую политику. Хотя знаю о существовании табуированных фигур и тем.
— Что это за темы и кем они табуируются?
— Администрацией президента. Это же маленькая страна, Саакашвили сам может позвонить и высказать свое отношение. Главное табу — нельзя трогать президента. Он самолюбивый человек. Но свободы на грузинском ТВ все же больше, чем в России.
— В Грузии смотрят российское телевидение?
— Да, конечно. Доля российского вещания — 20 процентов. Доля НТВ в Грузии больше, чем доля государственного канала, — 10 процентов. Я не хочу сказать, что грузинское телевидение более объективно по отношению к российской действительности. Здесь, пожалуй, симметрично тенденциозны и российские каналы по отношению к Грузии, и грузинские по отношению к России.
— Существуют ли запреты в отношении России?
— Нет, никаких совершенно. Есть естественная раздвоенность сознания грузин. Они очень хорошо относятся к русским и очень плохо — к Российскому государству. Тому есть причины, о которых не говорит российское телевидение, освещая грузинские темы: это Абхазия, где происходит ползучая российская аннексия, Осетия и многие другие вопросы. Российские СМИ освещают ситуацию односторонне, не объясняя подоплеки событий. Поэтому у российского обывателя складывается впечатление, что Грузия — враг.
— А в Грузии как преподносится ситуация в России?
— Там очень болезненно реагируют на позицию России. Ведь для России военные базы и прочее — тема третьестепенная, а для грузин — главная. Но никаких установок по поводу того, как изображать происходящее в Грузии, нет. Просто есть различные позиции телеканалов. Скажем, «Рустави-2» создавалось наполовину на американские деньги. А «Имеди» более лояльное. Не могу сказать, что оно промосковское, но и не антироссийское. Разные компании по-разному себя ведут, это для них органично.
— Можно ли сказать, что эта раздвоенность сознания в отношениях двух стран порождает информационную войну?
— В грузинском эфире — нет. А в российском она происходит на уровне реплик Леонтьева и подобных ему людей, к которым и относятся соответствующим образом. Перед революцией информационные войны «развязывались» умышленно для разогрева националистических чувств людей, голосовавших за Саакашвили. Сейчас такого нет, все колеблется в зависимости от колебаний самого Саакашвили.
— А методы контроля за телевидением в Грузии сопоставимы с российскими? В России ведь у телевидения тоже один зритель.
— В Грузии телевидение вполне управляемое, а в России — совсем управляемое. Раньше грузинское телевидение было как наше ТВ при Ельцине. После демократической революции — и в этом парадокс — оно стало как российское телевидение при Путине, хотя много либеральнее: нет черных списков, ограничения на критику президента, оппозиция без изъятий получает эфир.
В России же есть кремлевские планерки, на которых гендиректоры каналов получают четкие указания, что они должны делать, а что не должны.
— А оппозиционные эфирные СМИ в Грузии есть?
— Эфирных нет. Есть более или менее объективные, не вполне свободные, занятые самоцензурой, но стремящиеся сохранить объективность. Дело в том, что Саакашвили пока еще чрезвычайно популярен — как Путин в первые годы своего правления. Он понимает, что сегодня ему ничего не страшно, но важно сохранять лицо перед Западом. Саакашвили видит себя символом революционных перемен на постсоветском пространстве. И, естественно, не может себе позволить грубо задавить оппозицию, задавить телевидение. Никого не сажают, не увольняют и не вышвыривают. Да, есть давление. Но любое правительство неустоявшейся демократии всегда болезненно реагирует на нашего брата журналиста и хочет его подмять под себя. В Грузии это есть, но не в российских масштабах.
— В Грузии телевидение сыграло ключевую роль в революции. В Украине оппозиционный Пятый канал тоже сильно поднялся. Возможен ли у нас такой коллапс, что кого-то прорвет и телевидение поведет за собой народ?
— Это исключено, к великому сожалению. Власти уже поняли, что такое телевидение. И у властей сегодня достаточно возможностей и опыта разрушения: я испытал на своей шкуре разгром НТВ, разгром ТВ-6, уничтожение ТВС. Наполовину мы сами были виноваты, но они могут все. За телевидением — тотальный контроль. Оно чисто пропагандистское. Просто пропаганда не черная, а серая — с вкраплениями правды, которые создают иллюзию объективности. Оно стало таким, каким нужно властям. Хуже, по-моему, некуда.
— Что же дальше? Ведь все каналы уже в одной упряжке…
— Вы знаете, людей меньше всего волнует, что на телевидении ситуация хуже некуда. Я изучал этот вопрос как обществовед и социолог. Простой пример: Ходорковский тратил миллионы на благотворительность. Сколько людей пришло ему сострадать? Это показатель апатии и равнодушия общества. И дальше оно будет, как в советские годы: бояться и читать между строк. Эта ситуация будет длиться неопределенно долго, пока не упадут цены на нефть. Лет через пятнадцать, возможно, наступит конец нефтяной эпохи. Тогда начнет что-нибудь происходить, правда, не было бы поздно для самой России.
На победу демократии у меня надежд нет, потому что у нас нет демоса — основы демократии. Путин выстроил авторитарную власть без модернизации. Она может, на мой взгляд социолога, смениться другой авторитарной властью, но модернизированной. И иметь целью демократический выход. А в ближайшем будущем демократия не имеет никаких шансов. Придется потерпеть. Главное — не впадать в отчаяние, а трепыхаться, как мышь в сметане.