Генералы угольных карьеров: регрессия совести

Вот уже три недели продолжается голодовка, объявленная пятью горняками краснодонской шахты им. Баракова. Недалеко от шахтной конторы они поставили две палатки и требуют выплатить им задолженность по регрессным выплатам – компенсацию потери здоровья в шахте. О юридической, политической и социальной сторонах этой акции протеста шахтеров поговорим чуть позже, а пока предоставим слово им самим.

«Мы свое требуем, а нас делают виноватыми»

Белкин Сергей Валентинович, 45 лет. Подземный стаж 25 лет. 20 лет – по основной профессии - горнорабочий очистного забоя (ГРОЗ). 15 лет на Баракова: «У меня потеря трудоспособности - 20%. Начислили мне 35 тысяч. Так называемые регрессные. Единовременное пособие. Отдали только 10 640 гривен. Фонд выплатил. Остальное отдавать не хотят. Ссылаются друг на друга: фонд - на объединение, объединение – на фонд. Фонд говорит: мы выплачиваем по закону – четырехкратную сумму средней зарплаты, пусть остальное выплачивает объединение. А здесь говорят: мы все перечисляем в фонд – пусть они и платят. Замкнутый круг».

Нырков Сергей Владимирович, 43 года. В шахте работает с октября 1978 года. Начинал учеником электрослесаря, потом подземным горнорабочим, с 83-го года - рабочий очистного забоя, в лаве: «В 2003 году медкомиссия определила 20% потери трудоспособности. По заболеванию. Начислено регрессных 26 718 гривен, а отдали только 10 640. У меня та же история. В суд не подавал. Я не верю в наш Краснодонский суд, в Луганский тоже. Я видел, как остальные подавали в суд, а толку нет. Это бесполезно. На что надеемся? Мы не уйдем отсюда, пока не отдадут то, что нам положено. Что это за отношение? Я что, чужое требую? У меня отец умер в 2000 году, тоже были регрессные, но так ничего и не отдали ни ему, ни семье».

Летута Николай Петрович, 27 лет в угольной отрасли, 18 лет проходки. 25% потери здоровья – антрасиликоз, профзаболевание. 18 700 гривен начислено единовременного пособия, выплатили 8800: «Я подавал в суд, суд присудил выплатить все. Но апелляционный суд отказал. В 2003 году подал кассацию в Верховный суд. И с тех пор ни слуху. Мне тогда пришло уведомление, что дело направлено в Киев. Ждите, мол. И все. Оттуда ничего. Сейчас работаю горнорабочим. Текущую зарплату платили. Когда решение суда принес в администрацию, мне сказали, что шахта может заплатить эту разницу только из прибыли. Теперь, мол, прибыли нет, поэтому не можем выплатить. А прибыль была, звездочка на копре горела, но рабочим никто ничего не говорит. Когда шахтеров посылали в Киев за Януковича, денег нашли, по 100 долларов. Каждому!»

Власенко Игорь Иванович, 40 лет. Работает в шахте с 1987 года. Травма головы - 40% потери здоровья. Вывели из шахты по третьей группе, работал в охране. Начислено регрессных 51000, получил 8800: «Судился – было решение в мою пользу. Но апелляционный тоже отказал. В Верховный суд не подавал. Вижу, что бесполезная трата времени. Семья - двое детей и жена. Жена работает, получает 350 на этой же шахте. В охране я получал 500 с небольшим. Я потерял здесь здоровье, шахта должна возместить, как в законе сказано. Но закон какой-то не для нас. Можно платить, а можно не платить. Теперь еще потеряю здесь работу. Двое детей. Дочь учится в техникуме, сыну 15 лет, заканчивает школу. Как я могу детям образование дать? Если потеряю работу – куда дальше?»

Чистолинов Василий Валентинович, 48 лет. Получил черепно-мозговую травму. По вине руководства предприятия. Инвалид 3-й группы. Когда работал на стволе, накрыло бетоном. Потерял зрение на правый глаз. 60-процентная потеря трудоспособности. С сентября 2003 года начислено по инвалидности 42 222 гривни, а выплатили только 10640: «Я тоже подавал в Краснодонский суд, даже дважды. Один раз сказали – забирайте свое заявление, ничего, мол, у вас не выгорит. Второй раз суд пытался рассмотреть, но решение не выносилось. Семья – двое детей, жена. Сын в институте, дочь в школе. Жена работает медсестрой, получает 280 грн. Сейчас в охране, в последнее время платили что-то 500 с лишним. А раньше еще меньше - 260, 340».

Нейман Анатолий Савельевич, 60 лет. 35 лет проработал в забое. По заболеванию комиссовали – потерял 20% здоровья. Начислили 32 000 гривен, а выдали на руки 16 400: «Половину не отдают. Я оформил все бумаги, подал в контору, но там ничего не добьешься. Я не объявил голодовку, но присоединился к ребятам. Потому что ничего нельзя добиться. Руководство шахты смотрит на нас, как на врагов народа. Когда мы заявили про акцию протеста, так директор сразу не допустил в шахту и начал устраивать нам экзамен по технике безопасности – дескать, вы не можете работать. Чтоб давить на нас. А что, мы нарушили правила безопасности? Никто не нарушил. И без участия профсоюза нам начали устраивать экзамен. Мы свое требуем, а нас делают виноватыми. Начальству это не нравится».

«Расстрельная» статья в прекрасном законе

Когда-то было популярно расхожее выражение «закон – что дышло, как повернешь, так и вышло». Такое употребление закона в нашем представлении связано с чиновничьей дурью, когда законы употребляют в корыстных целях.

Во время «дикого капитализма» эта формула уже не совсем работает. Сейчас, скорее, не «дышло», а «дубинка» – вот что такое закон сейчас. Точнее, так стало в 90-е годы, когда проявилась другая специфика закона - чисто коррупционная. Это когда закон задумывается и принимается в коммерческих интересах отдельных влиятельных групп, приближенных к власти.

На роль «дубинки» может претендовать и Закон Украины "Об общеобязательном государственном социальном страховании от несчастного случая на производстве и профессионального заболевания, которые послужили причиной потери трудоспособности", принятый 23.09.1999 г. – в период расцвета кучмовской олигархии.

Этот политический режим, как и любой другой, создавал законы для укрепления и воспроизводства самого себя. А поскольку этот режим держался не на эффективной, конкурентной экономике, а на ограблении большинства населения, то и законы писались и принимались в парламенте для цели грабежа рабочих и крестьян. Судите сами.

Статья 1 этого закона определила, что задачей страхования от несчастного случая является: «Відшкодування матеріальної та моральної шкоди застрахованим і членам їх сімей». Красиво написано, ничего не скажешь. Статья 5 закона определила в числе основных принципов страхования от несчастного случая «своєчасне та повне відшкодування шкоди страховиком». Запомним это и по-русски: своевременное и полное возмещение вреда. Еще красивее.

Статья 6 закона определила: «Об'єктом страхування від нещасного випадку є життя застрахованого, його здоров'я та працездатність». То есть жизнь и здоровье работника, признанная Конституцией высшей ценностью, этим законом охраняется специальной системой страхования.

Статья 21 говорит еще убедительнее, что в при наступлении страхового случая фонд социального страхования от несчастных случаев обязан «своєчасно та в повному обсязі відшкодовувати шкоду, заподіяну працівникові внаслідок ушкодження його здоров'я або в разі його смерті, виплачуючи йому або особам, які перебували на його утриманні».

При всей нелюбви читателя к специальной юридической терминологии, мне кажется, он, читатель, способен понять: государство в лице специального «несчастного фонда» обязано без проволочек и в полном объеме компенсировать потерю здоровья. Более того, тем же законом (статьи 21 и 28) предусмотрена компенсация и морального вреда работнику, если он заявит о таковом и обоснует свои моральные страдания.

Действие этого закона распространяется на всех работников, которые работают по договору и подлежат обязательному страхованию. К ним, конечно, принадлежат и наши шахтеры.

Так в чем проблема? Почему краснодонские шахтеры требуют выплаты единовременного пособия, которое как раз и является формой компенсации потерянного здоровья?

Оказывается, есть в законе еще одна, «расстрельная» статья, 34-я, которая убивает предыдущие «красивые» нормы. Она установила, что в случае стойкой утраты трудоспособности «несчастный фонд» выплачивает работнику «за кожний відсоток втрати потерпілим професійної працездатності, але не вище чотирикратного розміру граничної суми заробітної плати (доходу), з якої справляються внески до Фонду».

Коварство этой нормы в том, что она изменила существовавший ранее порядок компенсационной выплаты при утрате трудоспособности на производстве, установленный Законом «Об охране труда» - за каждый процент потери здоровья выплачивалась среднемесячная зарплата. И установила ограничение – четырехкратный размер некоего норматива суммы зарплаты.

Куда уплывают миллионы?

Нужно сказать совершенно определенно: такое ограничение противоречит статье 22 Конституции Украины, которая запрещает новыми законами сужать содержание и объем существующих прав и свобод. Запрещает, но не всем. Наши украинские олигархи приватизировали и Конституцию. Их цинизм не знает предела: даже инвалиды-шахтеры, харкающие черной пылью, обязаны свою компенсацию отдавать Ахметовым-Пинчукам и их подручным угольным баронам.

Вот о чем поделились со мной краснодонские шахтеры.

– Когда мы стали требовать свое, дирекция начала запугивать наши семьи. Директор посылал домой посыльных, и нашим женам говорили: «Уговорите их прекратить акцию протеста, или будет хуже и им и вам». Что это такое? Ничего не изменилось. Еще полгода назад они находили доллары, чтобы платить тем, кого они посылали в Киев поддержать Януковича. Чтобы там устроить столкновение. Значит, когда против собственного народа – у них деньги есть. Только с 5-го участка ездило два звена.

- Если нам не положено, так не начисляйте! А то начислили кому 30 тысяч, кому 50, а выплачивают 10. А кто забирает остальные? По какому праву? Это же уголовное преступление! А прокурора нет. Он не только это нарушение не хочет видеть - он «не видит» и то, что по Краснодону среди бела дня ездят без номеров бензовозы. Контрабанда. Все они кормятся на контрабанде и на том, что отнимают у голодных шахтерских детей. Разве это порядок? В прошлом году объединение выделило четыре миллиона в помощь прокуратуре и милиции – вот они и защищают их интересы, а не наши. Кругом одна коррупция. Но есть такие шахтеры, которые получили все деньги. Все знают, как можно получить. Надо нужному человеку в объединении отдать половину. Это закон.

А профсоюзы, что ПРУПовсие, что НПГУшные, нас бросили. Только профсоюз Калитвенцева нам помогает. Они проголосовали на конференции за то, чтобы исключить из колдоговора положение о том, что шахта доплачивает разницу. Так было до этого года. Нам по договору и должны заплатить. Но профсоюзу это до лампочки. Вчера рядом с нами профсоюзный начальник загрузил машину и поехали обмывать садик. Не подошел, не поговорил, не принес хотя бы воды. Живут, падлы, за наш счет!

- Нам все говорят: ничего у вас не получится, зря вы тут сидите. 15 дней к нам никто не приходил. А директор выступает пред рабочими – мол, мы тут, дураки, еще более заболеем и потратим все на лекарства. И останемся с голой сракой. Это зачем он такое говорит? А потому, что в объединении «Краснодонуголь» таких, как мы, полторы тысячи человек. Всех надо запугать. И нам не платят, чтоб остальные не присоединились.

- Нам говорили, что денег нет. Мы только в этом году узнали, что за год у объединения доход - 45 миллионов. Фонд зарплаты – 3 миллиона. Значит, чистая прибыль 42 миллиона. А нам денег нет. Мы умрем тут – пусть дети получат! Нам известно, что АРС, хозяин из Донецка, против повышения зарплаты. И 13-ю не выплатили, хоть обещали. Наше объединение купили дончаки, но никто не видел договор купли-продажи, какие там условия, какие обязательства. Может, там оговорено, что долги должны быть выплачены. Может, их и выплатили. Но не нам. Представитель по приватизации сказала, что долгов нет.

- У Васи Чистолинова неделю назад был приступ, его повезли в больницу, а лечения нет. И больничный не оплачивают. Только пять дней предприятие оплачивает. А фонд не платит. Значит, семья без денег. Как жить? А они сегодня, после вчерашней пьянки, бегают - пиво ищут, суки.

Эпилог

Пока я беседовал, Чистолинову стало плохо. Он, пошатываясь, ушел в «Жигуль», где на откинутых сидениях было два матраса, и, бледный, почти мгновенно заснул. Было три часа пополудни, когда из «комбината» потек ручей шахтеров, смывших в бане после первой смены подземную черноту. Они спокойно проходили к автобусу мимо двух палаток голодающих товарищей – каждый в свое домашнее убежище. Там у каждого свой пролетарский достаток, символом которого стал телевизор. В нем вечером, в промежутках между роликами рекламы, им покажут какие-нибудь картины о красивой жизни.

Когда мы выезжали из шахты на редакционной «Таврии» в сторону Луганска, мне почему-то вспомнилась заключительная картина из хемингуэевскго «Старика и моря». О том, как усталый, потерпевший поражение старик притащил к берегу обглоданный акулами остов «Большой рыбы» и как на берегу веселящаяся ресторанная публика с веселыми возгласами разглядывала эту «добычу»…