Видео дня
Константин Григоришин: "Вы что, не знаете, кто сегодня руководит Минтопэнерго?"
Один из самых загадочных хозяев украинских заводов Константин Григоришин бывает в стране нечасто. Появляясь, он делает ряд громких заявлений и уезжает вновь. После каждого визита зеваки заводят любимый разговор на тему «Григоришин возвращается», но до какой-то серьезной активизации его деятельности пока так и не дошло. По крайней мере, пока его группа не вернула себе контроль ни над одним из утерянных в начале века предприятий. Единственный сравнительно весомый информационный повод бизнесмен создал в январе, когда продал завод «Констар». «ДС» попыталась узнать у г-на Григоришина о его ближайших планах в Украине.
— Константин Иванович, после вашего конфликта с партнерами у наблюдателей сложилось мнение, что у группы Григоришина в Украине остались только машиностроительные активы...
— На сегодняшний день мне принадлежат Запорожский трансформаторный завод и НПО им. Фрунзе. Также у меня есть крупный пакет акций в «Турбоатоме», но, к сожалению, я не влияю на его управление. Контроль над предприятием могу установить лишь в случае, если его выставят на продажу, которую все время запрещает парламент (в четверг Президент подписал очередной закон, закрепляющий предприятие в госсобственность на 2006 г. — «ДС»). Сейчас же оно полностью подвластно действующему руководству.
— Если флагманский бизнес в Украине — машиностроение, зачем вы продали «Констар»? Тем более что завод в последние годы работал очень неплохо... Кстати, правда, что его купил «Газпром»?
— Можно говорить о том, что продан 60%-ный пакет акций. Покупателем выступила украинская негосударственная структура, но о новом собственнике завода я ничего не могу сказать, так как транзакция проходила через инвестиционную компанию. «Констар» действительно показывал неплохие результаты. Но по-настоящему эффективно завод может работать на рынке турбин только в связке с компанией «Заря-Машпроект» (23 января Президент подписал закон, которым предприятие внесено в перечень не подлежащих приватизации. — «ДС»). Если нам удастся купить «Зарю», то в соответствии с условиями договора купли- продажи «Констара» мы вернем контроль над ним — есть опцион на 50% акций. Насколько я понимаю, инвесторов, купивших завод, интересуют технологии литья под давлением, которыми он располагает. Нас же эти технологии не интересуют, а турбинами можно заниматься и на НПО им. Фрунзе.
— Вы не утратили влияния и на «Днепроспецсталь». Почему за последние месяцы там сменилось несколько руководителей?
— На этот вопрос я отвечу после 15 февраля, потому что после этой даты останется один акционер. Сейчас могу сказать, что завод под контролем, и между акционерами там существует взаимопонимание — мы с «Интерпайпом» контролируем 60% акций предприятия.
— Кстати, об «Интерпайпе». Почему Виктор Пинчук продал вам Луганское энергетическое объединение?
— Мне сложно рассуждать о чужой логике ведения бизнеса. Об этом лучше спросить у него.
— А каковы ваши нынешние позиции в энергетике?
— Акции, которые были у меня в 2002 году, у меня и остались. Вопрос в том, что нужно устранить какие-то конфликты, а это зависит не только от меня, но и от другой стороны — Игоря Коломойского, Григория Суркиса и всей этой компании и от власти, которая заинтересована, чтобы конфликт продолжался или нет. Сегодня этот вопрос, наверное, более политический, чем экономический. То есть в данной ситуации переплелись интересы довольно большого количества людей, представляющих как бизнес-круги, так и власть.
— А Григорий Суркис сказал «ДС», что у него сейчас нет никаких активов в энергетике...
— По-моему, он всегда говорил, что у него нет бизнеса в энергетике. Вообще, то, чем занимается господин Суркис, это не бизнес.
— То есть его позиции по сравнению с 2003 годом не изменились?
— Насколько я знаю, часть акций энергокомпаний он продал Игорю Коломойскому.
— Вы считаете, что государство должно вмешаться в конфликт?
— Государство — это ведь не только судебная система, это и исполнительная власть, которая принимает решения. Если государству или определенным чиновникам выгодно, что у компаний практически нет руководства, значит, по всей вероятности, оно ничего не будет делать. А с другой стороны, мне бы не хотелось сейчас комментировать, каким образом государство может или должно влиять. Государству виднее.
— Намекните...
— У государства есть механизм введения чрезвычайного управления. Пусть воспользуется этим. В чем сегодня проблема моя и другой стороны конфликта? В том, что вторая сторона не понимает, что реальная стоимость компаний, по крайней мере, энергетических — именно в капитализации, а не в операционной прибыли. К сожалению, они этого не понимают. Я считаю, что вывод из компании даже миллионов долларов абсолютно невыгоден: это существенно понижает ее капитализацию. Тем более что при «выводе по-черному» очень высокие накладные расходы — нужно делиться с целым рядом представителей власти. Над капитализацией работать гораздо проще и эффективнее. Да и конечный результат в случае повышения капитализации компании будет гораздо более позитивным, нежели через несколько лет банального вывода денег на счета каких-нибудь посторонних фирм.
— Насколько далеко зашло судебное разбирательство между вами и Игорем Коломойским в Англии?
— С моей точки зрения, Игорь Коломойский инициировал этот суд для затягивания времени. В соответствии с документами купли-продажи, которые мы подписали, у меня есть право отказаться продавать акции облэнерго. И чтобы я не воспользовался этой процедурой, он подал в суд и будет тянуть 12–18 месяцев. Суд потом признает мое право, но за 12 месяцев с компаниями может многое случиться. Сложно прогнозировать финансовое положение предприятия, не оказывая влияния на его деятельность.
— Сейчас вы встречаетесь с Игорем Коломойским?
— Вам просто встретиться с Коломойским? Мне тоже. У него нет телефонов. Его офис никогда не отвечает. То есть это человек, который живет на яхтах. Я думаю, поскольку идет суд, то о каких-то переговорах говорить сложно.
— Вы заявляли о своих претензиях на «Черкассыоблэнерго». Сейчас на государственном уровне рассматривается вопрос о выводе из уставного фонда ЗАО «Укрэско» 25% акций «Черкассыоблэнерго». Вместо них предполагается внести акции Харьковского тракторного завода...
— Я не в курсе. Честно говоря, не понимаю, какое отношение к энергосбережению имеет Харьковский тракторный завод. Но, наверное, какая-то логика в таком начинании присутствует. По крайней мере, кому-то это точно на руку.
— Какой пакет акций сейчас вы контролируете в «Черкассыоблэнерго»?
— Более 25%. Государство все время усиливает контроль. К каким позитивным сдвигам в энергокомпаниях это приводит? Даже эти так называемые «конфликтные энергокомпании», за которые мы спорим с Коломойским и Суркисом, и то показывают лучшие результаты, чем те облэнерго, в которых государство имеет полный контроль. Например, «Днепрооблэнерго». За полтора года из компании вывели $80 млн, показали эти убытки. Ну и что дальше? Сегодня нет стратегии у того же Минтопэнерго. Фактически Минтопэнерго должно определять условия, выходить ли с законодательными инициативами, чтобы определять правила для возможных инвесторов. Даже государственных. А чем оно занято сейчас? Простыми кадровыми назначениями, которые тупо продаются. Как разово, так и на долгий период. Вы платите «абонплату» за то, чтобы руководить компанией. В этом есть интерес общества или государства? Я не понимаю, почему происходит именно так. Наверное, есть заинтересованность конкретных чиновников. Мы их знаем — существуют два клана, которые борются за то, кто будет руководить Минтопэнерго и всей электроэнергетикой страны. То одни дерибанят, то другие. Поэтому говорить о том, что государство хочет усилить контроль, неправильно. Не государство хочет, а два или три физических лица стремятся получать с этой компании деньги.
— Можете назвать этих людей?
— Зачем? Вы что, не знаете, кто сегодня руководит Минтопэнерго?
— Вы вели переговоры о покупке 25% государственного пакета акций в «Черкассыоблэнерго»?
— Я не веду переговоры о покупке, потому что не знаю с кем. Что значит вести переговоры? В Украине есть совершенно прозрачная процедура продажи государственных активов — через тендер. Если их выставят на продажу, буду покупать, а вести переговоры, каким образом их купить без тендера — я не собираюсь.
— Вы заинтересованы в том, чтобы этот пакет был выставлен на продажу?
— Я был бы заинтересован. Как и в любых 25% (акций. — «ДС») всякой энергетической компании. Я об этом говорил. Государство — неэффективный собственник. Чем быстрее оно продаст облэнерго и тепловую генерацию, тем лучше и для инвесторов, и для него.
— Предлагал ли вам Александр Бабаков купить его акции украинских облэнерго (так называемая «словацкая» группа)?
— Нет. Мне таких предложений не поступало.
— А с кем-нибудь из бизнесменов говорите на энергетические темы?
— Да. К примеру, периодически обсуждаю ситуацию в энергетике с Ринатом Ахметовым, поскольку у него тоже есть активы в отрасли.
— Вы располагаете какими-либо активами в банковском секторе?
— Опосредованно я контролирую более 30% акций банка «БИГ-Энергия». Прежде контролировал более 70% акций — около 40% принадлежало облэнерго. Сейчас нас не устраивает ситуация в банке — не допускают ни к аудиту, ни к ревизии. Кроме того, финучреждением владеет обл-энерго, где мы являемся акционерами, но не контролируем ситуацию — часть этих акций была продана лично господину Суркису и членам его семьи. Мы считаем, что это незаконно, поскольку по уставу облэнерго наблюдательный совет должен был проходить определенную процедуру.
— Контрольный пакет находится у Григория Суркиса?
— Я не уверен, что именно у него. Часть акций осталась в облэнерго. К сожалению, мы этой отчетности также не имеем, потому что нет доступа, но знаем, что порядка 15–20% было продано ему и членам его семьи.
— Вы будете оспаривать этот вопрос в судах?
— Этот вопрос имеет право оспаривать лишь облэнерго.
— В каких банках вы еще являетесь акционером?
— Членам моей семьи принадлежало около 12% в Украинском кредитном банке, но этот пакет был размыт.
Дмитрий Рясной, "Деловая Столица"