Видео дня
На Дерибасовской открылася пивная... Убить Юлю-6
ЮЛЯ
- Господи, как же трудно…
Она стояла у окна, глядя, как внизу, у подножия Кабмина, по светящийся под вечерними огнями брусчатке проносились автомобили, маленькие и аккуратные, словно игрушечные…
Она ждала Витю Лузеныка, поэтому подарила себе коротких две минуты блаженства – вынуть затекшее за день тело из мощного кресла, пройтись по кабинету, остановиться у окна, за которым протекало и неслось то, что, собственно и называется у нормальных людей «жизнью»…
Нет, она с самого начала понимала, что будет непросто, что самое большое счастье будет и самым неподъемно – трудным, что спать придется по четыре часа в сутки (это если повезет), перевезя несколько платьев и все, что нужно для ванны, сюда, в величественное белое здание с колоннами…
Нет, она ошиблась в другом, даже не предположив, что саботаж будет мощным и безошибочно организованным, как фашистский план «Барбаросса». Что Петя Полошенко, Мартынко, Третьяк и кампания будут не просто вставлять палки в колеса – если бы, это – ерунда, этого она ожидала! – а начнут действовать безукоризненно и слаженно, жестко и расчетливо…
В другой ситуации Юля бы даже восхитилась такой организации. Но это – в другой… А сейчас перед ней уже в который раз стеной встали лица людей мятежного ночного Майдана – десятки, сотни тысяч…Исколотые пургой, красные от мороза и тревог, с такими живыми, полными Мужества, Веры и Достоинства глазами… Это же не ее, Юлину, это их огромную общую победу сейчас планомерно воруют, заранее разбивая на параграфы и финансовые потоки, спокойные упитанные люди в неброских костюмах за три тысячи долларов… И руководит ими не кто – нибудь, а Петя – тот самый, что тоже иногда тяжело поднимался по скрипучим ступеням майдановской сцены, на ходу набрасывая на бычью шею куцый помаранчивый шарфик…
Петя, Петя… Когда же ты начал планировать, как именно отберешь у своего народа выстраданный шанс на человеческую жизнь?
Ответ – беспощадный, единственно верный – пришел сразу же. Конечно же, еще тогда, в дни великого народного подвига, стоя рядом с ней и Президентом, вдыхая пьянящий воздух первой за долгие годы свободы. А может, еще раньше? Когда Полошенко с подельниками поняли, что ни Рыжий, ни Кандидат не пустят их к корыту, места заняты другими, нужно идти ва-банк, революция – так революция, хрен с ней, даст Бог, население быстро успокоится, а к обманам и «разводам» нашим людям не привыкать…
Юля взяла со стола пластиковый тюбик «Визина», капнула в покрасневшие от суточного напряжения глаза.
- Ладно, с этими – то все ясно, но Президент!.. Что они сделали с ним?! Он все реже и неохотнее снимает трубку, когда она звонит, да и говорит то чуть раздраженно, то с какой – то терпеливой безысходной усталостью… И это сейчас! Сейчас, когда разгребаются четырнадцатилетние прогнившие завалы, когда страна дышит надеждой на воскресение и счастье, когда ее, премьерские, решения должны восприниматься людьми, как их ОБЩИЕ, ЕДИНЫЕ, НАРОДНЫЕ!.. Когда так важно, чтобы они постоянно были рядом!
Конечно, эти серые кабинетные люди - тени постоянно дразнят его, нащупав больное место, в один голос нашептывают, что Юля оттирает его от власти, что о нем уже все забыли, а она наоборот – героиня на белом коне…Но он же не может им верить! Он не ребенок! Он мудрый волевой мужчина! Со слабостями, конечно, но потому – то народ и выбрал его, что он живой человек, а не криминально – финансовый монстр с холодным сердцем и пустыми глазами. Нет, она верит Президенту… И будет продолжать верить, как верил в него главный Майдан страны, выдыхающий в морозную полночь его имя, как верили тревожные города, городки и села по всей стране! И никакие Полошенки –Третьяки – Мартынки - не разорвут той непроизнесенной, но пропитавшей душу клятвы на верность народу, которой Майдан связал их!
Но что же так долго не идет Витя Лузенык?..
ПИНЧЕРУК, ПАПА
Лица охраны и обслуги не выражали, как им, лицам, и положено, ничего. И все – таки уже в прихожей Пинчерук вдруг ощутил необъяснимый приступ тревоги, что-то вроде легкого покалывания в области паха. Он всегда гордился своей интуицией – острой, как у женщины, но по – мужски рациональной…
Правда, в этот раз он был бы дорого дал, чтобы ошибиться.
Папа сидел раскорякой на низком пуфике в центре гостиной. На нем был «динамовский» спортивный костюм с автографом Жмуркиса и разные носки. Один белый, а другой - какого-то омерзительного бурякового цвета.
Это могло означать только одно. Несколько похожих на снарядные гильзы пустых бутылок в углу и то, что Папа держал на коленях похабно инкрустированную цыганскую гитару, конечно, придавало происходящему особую зрелищность, но для опытного Вити было лишь рядом дополнительных деталей, второстепенных и малозначительных, ничего не добавляющих к осознанию неумолимого факта – ПАПА РАЗВЯЗАЛ!
Правда, надежда еще оставалась, пусть и слабая. Если Папа находился на рубеже первой и второй стадий – а очень похоже было именно на это – то его теоретически можно было вырвать из мира параллельной реальности на несколько часов. Во всяком случае, прежде такое несколько раз случалось и давало невиданные результаты – спешащий вернуться в Золотой Сон Вечной Юности Папа вдруг становился необычайно четким и внятным (народ, кстати говоря, таким его не разу не видел – да и откуда?!), принимал алмазное в своей точности решение и с двойным наслаждением возвращался назад, в сладкие фантомные палисады.
Правда, гарантий не было никаких, но рискнуть стоило. Не просто стоило – было необходимо.
- Здравствуйте, папа – с почти искренней теплотой в голосе произнес Пинчерук.
Тот поднял на зятя мутные, как стопки самогона, глаза.
- А, это ты, блядь…
«Кстати, а ведь Папа вовсе не косноязычный – не к месту подумал Витя, в который раз чувствуя, что его любовь к жене по таинственным законам души распространяется и на этого жестокого клоуна, сидящего посреди комнаты в разных носках и с гитарой – Если бы во время выступлений по телевизору можно было материться в его манере – бессистемно и густо, просто для разбавления текста и душевной легкости - то его обращения были бы абсолютно понятны народу и полны конструктивного смысла. А так…Ну, представьте, что вам дали право говорить что угодно, но при этом строго – настрого запретили произносить, скажем, буквы «о» и «е»… Тут уж не до красноречия, домычать бы до конца основную мысль хоть в общих чертах…»
Уже через секунду Пинчерук понял, что отвлекаться в его положении неразумно, если не сказать - губительно – Папа факирским жестом выудил откуда – то из – за спины тонкостенный «обкомовский» стакан, полный коньяка, и выпил его долгим и тягучим, как поцелуй, глотком. Лицо его при этом не выразило ничего, кроме обычного отвращения к жизни – искреннего и глубокого. Счет пошел на минуты…
- Папа, у меня серьезная информация, нужно бы обсудить – негромко, но четко произнес Виктор, чуть наклоняясь к белесой лысине тестя.
- Да? – спросил тот, причем почему - то с недоверием в голосе и снова мастерски наполнил стакан до верхнего края – Е… хочешь?..
- Нет…Вы не поняли… - Пинчерук запоздало сообразил, что каждое слово, как ни шепчи, все – равно «пишется», могли бы помочь железные барабаны придурков - пикетчиков, но Президент, как назло, несколько дней назад уговорил эту банду голодранцев проявить милосердие, и теперь их там-тамы чуть слышно гудели вдалеке, на другом конце Кончи – Заспы. Пришлось встать и нажать кнопку на панели огромного телевизора.
- Выключи на хер… - негромко буркнул Папа, наполняя очередной стакан, но уже не до краев, а лишь на треть – технология путешествия в Золотую Долину была у него отработана до совершенства.
Витя не отреагировал на распоряжение и теперь ожидал взрыва, но мысли тестя, должно быть, приняли неожиданный оборот – он медленно влил в себя очередную дозу золотистого нектара и, поставив стакан на паркет, задумчиво снял с ноги белый носок.
«Нет, только не это!...» - мысленно взмолился Пинчерук, не сомневаясь, что Папа собрался занюхать им благородный напиток. (Похожий семейный эпизод неумолимо врезался в память, хотя прошло уже лет пять).
Но папа лишь несколько минут в глубокой задумчивости поразглядывал эмблему «Найка», похожую на бычий сперматозоид или жирную запятую, и снова надел носок, тут же потеряв к нему всякий интерес. Похоже, он одной ногой уже находился в мире, где этот ритуал был полон особого высокого смысла…
Сейчас или никогда!
Пинчарук шагнул к тестю, нагнулся низко – низко, зашептал в самое ухо, стараясь говорить рублеными, четкими, максимально понятными фразами.
- Папа, я заказал Юльку. На полном серьезе. Профессионалу. Заднего хода нет. Что делать?..
Чуть покачивающийся рыжий папин затылок вдруг окаменел. Он не шевелился, лишь пальцы левой руки сжали деку любимой гитары так, что побелели суставы…
«Слава Богу, успел…» - Витя вдруг почувствовал, как невидимая железобетонная плита соскользнула со спины, стало легко и почти радостно. Свершилось. Папа все понял. Сейчас он станет яростным и собранным, как Виталий Кличко перед боем с очередным негром - терминатором, за секунды прокрутит в мозгу ситуацию (в этом ему равных нет и не будет!) и выдаст решение – или одобрит, или наоборот, поразится идиотизму «сыночка», но спасет, сохранит, вырулит…Так было всегда, так будет и в этот раз!
Папа, не шевелясь, молчал дольше обычного. Окаменевшему Пинчеруку казалось, что время застыло и даже стрелки на его «Ролексе» замерли в полном соответствии с загадочными научными теориями.
Но вот тесть, наконец, медленно, с явным трудом поднял голову. Витя замер в ожидании, чувствуя, как напряглась и завибрировала каждая мышца…
Папа устремил мутные глаза куда – то в пустоту и, тронув струны, очень фальшиво и совершенно без эмоций, но с горестным придыханием просипел:
На Дерибасовской открылася пивная,
Там собиралася кампания блатная…
Читайте также:
«Убить Юлю». Новый бестселлер от автора «Буржуя»
«Убить Юлю»-2. Нужно немедленно все рассказать Папе…
«Ж… - не орган, а состояние души». Убить Юлю - 3
Господи, как же хорошо…Вернее, было бы хорошо, если бы не… Убить Юлю-4