Литературный конкурс. Грустная сказка

Лес, пошумев утренним прохладным ветром, днем незаметно стих и стоял в безветрии словно немой. Лениво и едва приметно пошевеливались верхушки деревьев и случайным шорохам не доставало сил, чтобы спуститься вниз. Под деревьями вовсю распласталась душная тишь. Домик лесника, казалось, выглядел бодрячком среди охватившего все вокруг полусонья. Хотя и у него не очень-то это получалось. Уныние полудня заморило все вокруг. Краски утреннего веселья мельтешащей листвы пожухли, разбелились назойливой солнечной желто-горячностью.

Во дворе дома подремывал Егор Иванович Рябой, лесник по должности, но еще больше по убеждению. Он сидел на охапке сена, прислонившись спиной к липе. Дерево заботливо укрывало его раскидистыми ветвями. Когда-то он сам же и посадил дерево как памятный знак по вступлению в должность. Участок под его присмотр в лесничестве дали не ахти какой. Почти треть его протянулась вдоль реки. С пятницы по воскресенье, а иногда и до понедельника отдыхающие переполняли прибрежную полосу леса, отведенную под зону отдыха, да еще и прихватывали участки заповедного леса. Горожане приезжают расслабляться природой. ...И нападают на лес. Для лесника он как тихий и ласковый ребонок, отоспавшийся и рассеяный с просонья... А люди города не чувствуют его.

Они приезжают разгоряченные, злые на выматывающую суетность прошедшей недели. Они энергично и даже агрессивно начинают обустраиваться к отдыху и пытаются приспособить лес под привычные мерки городской жизни. На полянах вытаптываются квартиры и белые тела снуют между деревьями днями напролет, медленно погружаясь в неторопливую безмятежность природы. Но в первые часы по инерции они беспрестанно нагружают себя заботами, жуют, заготавливают дрова, растапливают... В общем, глаз да глаз нужен. И начинается присмотр с четырех утра, когда первые расторопные туристы, спешат занять облюбованные места.

Сегодня Егор Иванович изрядно устал. С утра он успел обойти мелколесье, протянувшееся вдоль берега заезженной лодочниками речки. Пришлось присмирить парочку не в меру расслабившихся компаний. А в полдень, когда турист обычно затихает, измотавшись активным отдыхом, решил и себе немного позволить отдохнуть.

Из дрёмы Егор Ивановича вернул в солнечный полдень чей-то голос.

-- Дядь, а дядь? - снова повторил кто-то.

Егор Иванович сначала нащупал в траве форменную фуражку, накинул ее на макушку, потянулся в нагрудный карман за куревом и только после этого подвел глаза на голос.

"Хипеец" - подумал видавший виды лесник глядя на странно одетого гостя.

-- Доброго здоровья!

-- Привет - буркнул Егор Иванович. Он не переваривал длинногривых парней, не соблюдающих формы одежды.

Возле кустов, недалеко от забора, стоял русоволосый парень в изрядно изношенной холщевой рубахе на выпуск и таких же штанах с бахромой... Ни дать, ни взять,- парень из деревни какого-нибуть из прошлых времен.

"Вырядился... Небось, из самодеятельности спер, где еще возьмешь такую зашмырганную одеженку... А рожа вроде не порченая, хоть волосья и не чесал с неделю... Сейчас они что на реку, что в городе, хоть и в деревню к магазину все как один в трусах ходят, а этот видать форсу перед девками нагоняет. Весь взмокнет, а холстину не сымет...

Клоун!" - Егор Иванович улыбнулся удачно найденному сравнению и, неожиданно подобрев к гостю, вслух сказал:

-- Ну, заходь...-

На удивление, парень не прыгнул через забор, а учтиво обошел довольно длинный забор и вошел через калитку. Он шел к леснику неторопясь, уверенно и так, как-будто не, лесник, был хозяином леса, а он сам. Собака на удивление разволновалась. Даже и не то, чтобы тявкнула. приличия ради, как бывает, показно послужит хозяину на какого-нибуть дневного гостя. Но она неуверенно взгвизнула, резво, в этакую-то жару, забралась под крыльцо и оттуда недоверчиво обозначалась голосом. Днем, конечно, если хозяин во дворе, переступая через нее можно было пройти к дому - могла бы и ухом не вести. А сейчас, вон, встала без дела на все четыре лапы. Да и на стороже, не лает как бы, а фыркает, ворчит... Егор Иванович с удивлением глянул в ее сторону, что было большой редкостью в их отношениях. Они жили как бы не замечая друг друга, без приговоров, без обмахиванием уж слишком хвостом. Дружно и надежно жили, делая друг для друга свою работу.

-- Ты чего?! - прикрикнул на нее Егор Иванович, с любопытством продолжая рассматривать чудного парня.

-- Дядь, я посижу тут у Вас, можно?

-- Чего ж, сиди... - ответил Егор Иванович и как-то вдруг и сразу увидел тусклые уставшие глаза гостя, -"С голодухи пришел, за харчами... и стесняется сказать."

подумал он и вслух добавил:

-- Молока попьешь?

-- Не откажусь.

"Ишь ты, "не откажусь" - молча прошевелил губами Егор Иванович, заходя в дом.

Вышел он не сразу, но и на столе у летней печи разложил пол ржаного деревенского хлеба, кусок сала, завернутый в тряпицу, две свежесорванные еще утром на завтрак головки лука, солонку с крупной солью и большую глиняную кружку молока.

-- Сголодались?...Поешь, чем....- не договорил Егор Иванович, избегая упоминать Бога, чтобы не дождаться в ответ глупых, по молодости, разъяснений и шуток.

-- В городе, небось, такого нет. Хлеб, правда, из деревни, самому печь летом некогда, а то все свое. Это тебе не мокрая колбаса...

Парень спокойно глядел на лесника, не выказывая ни особенной благодарности, ни излишнего любопытства. С достоинством и странной, не возрасту, учтивостью он помог расставить еду на столе и, приняв на себя ответную вежливость важного гостя сказал:

-- Садитесь и Вы, дядя?

-- Ничего, лопай. Я уже отобедал себе...

Егор Иванович дивился необычному пареньку. Он был мало похож на своих неустанно резвящихся сверстников, которые, заигравшись, без зла обидят и не заметят, а заметят, то еще и посмеются, что невзначай обидели.

Парень ел неспешно, кусал крупно, но в меру, жевал основательно и вообще вел себя за столом с большим удовольствием, что было направлено на хозяина так, что не чувствовать уважительной благодарности в его манере есть было невозможно. Егор Иванович чуть ли не улыбался, глядя на парня, но сдерживал по привычной скромности своей порывы чувств. Он похваливал про себя его степенные, добротные манеры и довольно наблюдал как гость неторопливо и с удовольствием ел непривычную снедь.

-- Как зовут-то тебя? - спросил Егор Иванович и присел напротив.

-- Иваном...

-- Что ж, работаешь или учишься где?

-- Работаю...

-- Кем?

-- Царевичем...

Ответ был необычным даже для видавшего молодежные вырутасы Егора Ивановича. "Эка, завернул", - подумал он.

Если кривляется, то уж очень не вязалось это со всем, что видел в нем лесник. Может быть, что-то такое искренное было в ответе Ивана, что Егор Иванович отбросил сомнения как нелепые, не вяжущиеся с этим парнем.

-- Это в каком театре? Или про между собой работу так называете?

-- В сказке работаю. Царевичем... А Серый волк, вот, сбежал...Нужно ему было...

--

Егор Иванович сочувственно и печально смотрел на парня.

"Вот оно что", - думал он - "Парень-то не в себе. Оттого он смирный такой, не похожий... Про что и говорить-то с ним?..."

-- Чего это он сбежал? - нашелся Егор Иванович и решил направить разговор на нейтральную тему.

-- Вез он меня долго... Устал. Воды попить захотел.

Только к реке вышли, а тут с гитарами... Громко очень играют. Вот он и сбежал...

-- Что ж ты теперь делать будешь? - спросил Егор Иванович и с досады от неудачного вопроса стал суетливо сметать ладонью крошки со стола.

-- Найдет он меня - парень улыбнулся неожиданно широкой и теплой улыбкой, - Он меня всегда находит. Было как-то, его охотники погнали. Я неделю его ждал, а он все равно меня нашел. Беспокойно стало в последние времена... А иначе нельзя, работать нужно...

-- Так уж и нельзя? - снова невзначай вырвалось не прошенное у Егора Ивановича.

-- Сказку делать надо. Вот не найдет вдруг меня Волк, что же в сказке дальше будет?... Не... Так нельзя.

Егор Иванович опечалился, хотя виду и не подавал. Он понимающе кивал головой и незаметно вздыхал.

-- А вот и Волк!

Парень пристально смотрел куда-то в сторону. Егор Иванович никак не мог придумать чем бы отвлечь парня от пустых мыслей. Нельзя его расстраивать... Пойдет в таком состоянии в лес - пропадет...

-- Да ты не спеши. Поешь, отдохни... Я тебе на сеновале постелю. Там тенек и свежим сенцем пахнет хорошо...

-- Спасибо Вам, дядя, за хлеб, за соль!

Парень встал из-за стола и поклонился хозяину в пояс.

-- Ты, Иван, не уходь... Я тебе как раз расскажу...- не договорив, Егор Иванович замер с открытым ртом.

Во двор, легко перепрыгнув через забор, вбежал здоровенный волчище с сердитыми бегающими глазами и свирепым оскалом. Собака, выглядывающая до этого на гостя с впол высунутой головой, молча кинулась под крыльцо и там уже от страха начала захлебывающе, но не громко, рычать. Волк, даже не глянув в сторону собаки, трусцой подбежал к парню и как-то не по-волчьи понимающе посмотрел ему в глаза:

-- Садись, царевич, путь долог! - Волк криво растягивал пасть и оттуда хрипло, путаясь в слюне, вылетали не очень внятные слова.

-- Прощайте, дядя! - парень подошел к Волку и боком уселся на его спину.

-- Что ж, заезжай, как сможешь...- проговорил растерявшийся вконец Егор Иванович.

-- Шумно тут у вас. Мешают... - царевич грустно посмотрел на Егора Ивановича, похлопал Волка и тот не спеша пошел со двора. Собака умолкла. Лес замер.

До самого вечера сидел за столом Егор Иванович напротив того места, где сидел Иван-царевич. Нет, не сомневался он, а горевал. Горевал по тяжкой доле Ивана-царевича и Серого Волка. И чем больше горевал, тем сильнее нарастал его гнев.

Потом он решительно встал, вывел из конюшни взнузданного коня, вынес из избы двустволку, сел в седло, одернул гимнастерку, поправил фуражку и с места рванул в лес прямо через забор...

Заморил штрафами и строгостями отдыхающих Егор Иванович.

Заметно их поубавилось со временем не только в лесу, но и в зоне отдыха. Придирается дотошно, за каждую мелочь - какой уж тут отдых.

Спокойнее и чище в лесу стало...

Но чувствует он, что не видать ему больше Иван-царевича.

А жаль... Знает, как мало осталось мест, где еще можно делать сказку.