Академик Касьян: Застаю жену с другом. Е%и ее дальше...

Многие знают: живет в Кобеляках Полтавской области феноменальный врач — Николай Касьян. Этот по-народному — костоправ от Бога, а по-научному — выдающийся специалист в области мануальной терапии излечивает остеохондроз, межпозвоночные грыжи и многие другие болячки. Его имя занесено в Книгу рекордов Гиннесса — только в течение 1990 года он вправил позвоночные диски 41251 больному, а всего через его чудодейственные руки прошло около двух миллионов человек со всего мира! Знаменитостей, исцеленных им, не перечесть: София Ротару, Иосиф Кобзон, Александра Пахмутова, Алексей Баталов, Полад Бюль-Бюль-оглы, Вячеслав Тихонов, Николай Басков, Геннадий Хазанов, Валентина Толкунова, Павел Попович, Георгий Гречко, Валентина Терешкова... Официальная советская медицина долгие годы не признавала его дар, всячески третировала, считая аферистом и шарлатаном, но именно в Советском Союзе он получил звания «Заслуженный врач Украины» и «Народный врач СССР». Уже почти был готов в Кобеляках Центр мануальной терапии, но Союз развалился, и стройка заглохла. Только благодаря средствам, которые выделил известный украинский политик Виктор Медведчук, появилось это красивое и очень нужное тысячам людей здание. Имя Николая Касьяна стоит в одном ряду с такими величинами медицины, как Николай Амосов, Александр Шалимов, Святослав Федоров, Гавриил Илизаров... Он воистину великий украинец. Ему много лет подряд предлагают работу за границей, сулят колоссальные деньги, но Николай Андреевич даже слышать об этом не хочет и повторяет свою знаменитую веселую фразу: «Париж с Пекином нам до сраки! Столица наша — Кобеляки!». Потому что здесь он родился, любит всем сердцем эту землю, воспевает ее в своих стихах (есть у него и такой дар) и делает все, что в его силах, чтобы больных, страдающих было как можно меньше. ...Я добрался до Кобеляк, когда Центр мануальной терапии уже закрылся на обед. Телефоны не отвечали. Наконец дозвонился до Касьяна. «Что вы хотите? — спросил он измученным голосом. — Я очень устал...». Я понял, что разбудил его, прервал отдых, ведь он принимает больных с ночи, сотни человек в день, почти без выходных. А при его возрасте (73 года) и хворях, которые он мужественно переносит, обеденный отдых просто необходим. Извиняясь, говорю, кто я, откуда. Слышу в трубке: «Сейчас одеваюсь и иду к вам»...

Видео дня

«КОГДА Я УЗНАЛ, ЧТО ЗАКРЫЛИ ПРОГРАММУ ГОРДОНА НА ПЕРВОМ НАЦИОНАЛЬНОМ, КОЕ-КОМУ ЗАХОТЕЛОСЬ ДАТЬ В МОРДУ»

— Николай Андреевич, как вы себя чувствуете? Говорят, лежали в больнице...

— Полтора месяца прошло, как выписался. Меня навещал Павел Попович с генералами: вручили мне медаль космонавтов.

— Какой у вас диагноз?

— Миленький мой! У меня и сердце, и печень, и живот, и глаз — в общем, все! Хожу с палочкой.

— Что у вас с глазом?

— Я им на сто процентов не вижу — лопнули сосуды. В одном киевском институте посмотрели (забыл, как называется, пам’ять у мене нi в сраку) и сказали: «Ничего не можем сделать, только ампутировать». А на хера мне ампутация? Так все-таки глаз есть. Тем более что он почти не болит, дает о себе знать, только если голова раскалывается.

Николай Андреевич со своей второй женой Андрианой. «Андриана — дуже хороша. Трудяга. Всегда рядом со мной, всегда меня поддерживала...»

Фото Александра ЛАЗАРЕНКО

— А сердце когда начало беспокоить?

— Давненько уже. Я четыре раза лежал в кардиологии.

— Нашли причину болезни?

— Я ж дурной в работе. Не дурной, а вообще — дурачуга. Потому что все время — работа, работа, работа! Раньше принимал больных с двух ночи, сейчас — с полчетвертого. И даже в таком никчемном состоянии принимаю не меньше чем 250 человек в день. Я без людей не могу вообще жить. Понимаете? А потом мне становится плохо, и я выпиваю сердечные (показывает на кучу лекарств на столе).

— Это вы зря...

— Та нiчого. Умру — хер с ним! Плохо мне. Пожил уже, хватит! Так устаю...

— Есть у Ивана Драча гениальное стихотворение: «Сокиру вмiю гострити, жiнку вмiю любити, хатi вмiю лад дати, а щось мене пече». Що пече вас?

— Мене найбiльше пече наша Незалежнiсть. Я тоже вам прочитаю стихи поэта Александра Йосипка, которые мне очень нравятся:

Наш гумор — то тепло в морози, А сльози — мрiй всiх домовина. А що таке є смiх крiзь сльози? Це — незалежна Україна...

Смотрю сейчас на несправедливость, на весь этот бардак, и так мне становится обидно. Куда мы движемся? За что идет борьба? Надо, чтобы правда была, а ее нет. И что хуже всего: сами ее своими ногами топчем. Извиняюсь за то, что скажу, но я Верховной Раде не верю! Пусть депутаты все, что угодно, говорят — не верю! Что они сделали для людей? Ничего!

Наш народный депутат Петренко — брехун до невозможности! Я таких не бачив нiколи. Был вторым секретарем райкома, а потом наплевал на партию, пошел вперед! Вы знаете, что у нас сняли памятник Ленину? Ночью. И никто не видел. А голова вождя, между прочим, весит 500 килограммов. Я не хочу, чтобы было так. Сколько у нас убили журналистов?

— Много.

— Отож. Ищут убийц, б... их матери, и ни х... не могут найти. Как здорово ищут! Хорошая власть, правда? Зачем она тогда нужна такая? Кто у нас на третьем месте среди великих украинцев? Бандера! Он — наш герой? А Тарас Шевченко, памятники которому стоят по всему миру, — на четвертом месте. Как такое может быть? Меня это так заело!

Говорят, что при Советском Союзе здравоохранение было херовое. Брехня! При Союзе везде были участковые больницы, а сейчас половина из них закрыта. А какая зарплата у медиков, учителей? Сколько можно об этом говорить? Моя внучка ходит в школу. И должна сдать 50 гривен на ее ремонт. Да еще надо деньги выкладывать каждый месяц, чтобы платить зарплату сторожу. В Союзе такое было?

Этот бардак и вашей работы коснулся. Когда я узнал, что закрыли программу Гордона на Первом национальном, мне так захотелось кое-кому дать в морду! Больше ничего не скажу. Я тут с двумя нашими начальниками из-за Димы поссорился и послал одного, что называется, на х... Пусть Гордон не боится этих проституток.

«СЛЕДОВАТЕЛЬ РАЙОННОЙ ПРОКУРАТУРЫ МНЕ ПРИГРОЗИЛ: «Я ТЕБЯ В ТЮРЬМЕ СГНОЮ»

— Надо ли все это так близко принимать к сердцу?

— Миленький, я буду это принимать близко к сердцу, потому что вспоминаю, как меня с говном мешали. Сколько я пережил! Наша натура: если кто-то — хороший, что-то умеет делать лучше других, значит, надо его забить, уничтожить. О Господи, сколько нападок было на меня! В 76-м году «Известия» напечатали статью «Парадокс»: поносили меня и моего батька, который тоже был костоправом. Как, мол, это так: какие-то неграмотные люди вылечивают больных, а медицина бессильна!

Стали нас травить. Вспоминаю старшего следователя районной прокуратуры Чмыря. Такая была гадина, извиняюсь, что так говорю! Невинного делал виноватым, а виновного — мошенника, казнокрада — оправдывал. Он завел на меня дело, требовал, чтобы я отказался вiд свого батька. «Если ты не напишешь такую бумагу, — пригрозил, — и не пообещаешь, что больше не будешь заниматься лечением, я тебя посажу и сгною в тюрьме!». А Бог есть, понимаете! Через две недели Чмырь дуба врезал и сам уже сколько лет гниет в земле. А я стольких людей успел исцелить!

Все эти бывшие критики говорят мне: «Николай Андреевич, дорогой, пойми нас, мы вынуждены были так делать, потому что нам приказывал здравотдел». А ты, б... мозги имел? Неужели, если прикажут, будешь и против Бога выступать?

— Прощаете им?

— Хай живуть, хай дивляться на людей, мать їх!.. Теперь они привозят ко мне родных, знакомых, со слезами на глазах умоляют, чтобы я их вылечил. У нас падлюк очень много.

— Какие у вас взаимоотношения с Богом?

— Чтоб вы знали: я всегда, когда начинаю прием больных, молюсь: «Боже, помоги и исцели во славу Твою!». Видите: на стенах — иконы Иисуса Христа, Божьей Матери, Николая Чудотворца. Это обязательно. Когда ложусь спать, тоже молюсь. Молитвы коротенькие.

Сейчас строю в Кобеляках капличку, выделил на это средства. Идея была такая, чтобы она объединяла Украинскую Православную Церковь, Украинскую Греко-Католическую Церковь и Русскую Православную Церковь. Но священнику от РПЦ это не понравилось: он хотел, чтобы капличка была только для них, а для других не надо.

— Идея объединения конфессий была ваша?

— Моя, только моя. Видите, куда у меня идут деньги (показывает благодарности за спонсорскую помощь)? Школа-интернат Кобеляк попросила 100 гривен для проведения Международного дня защиты детей, я выделил им две тысячи. Меня очень мучит то, что у нас столько больных. Газеты пишут: такой-то ребенок в тяжелом состоянии, нужна дорогостоящая операция, люди добрые, пожалуйста, помогите. В 30 случаях я уже помог. А где же наша держава? Почему депутатов с их зарплатами это мало волнует?

— Зная, что вы еще и поэт, спрошу вас стихами: «Чи приходили поляки у славетнi Кобеляки?».

— Приїздять люди усiлякi, но мне безразлично, какой национальности больной. Помогаю всем. Из Малайзии, из Португалии, из Америки... Кстати, я был в Америке, в Филадельфии и никогда не забуду, какая там демократия. Иду днем, народу вокруг полно! Смотрю: на лавочке голые е...тся. При всех! И никто не обращает внимания! Идут себе кто куда. Вот это демократия.

— И совсем никто — ничего?

— Никто — ничего. Скажу и про ваш Киев. Иду я с сыном по улице. Днем это было, народ вокруг. Вижу — три девки — лет 10-12, соплячки — дымят, как паровозы. Я подошел: «Девчата, как вам не стыдно». Одна из них говорит: «Заткнись, старый дурень!». А народ вокруг хохочет, радуется, что я получил такой ответ. Вместо того чтобы поддержать меня, любуются на своих деток.

Зайдите в наше кафе: там сидят сопляки, пьют водку и пиво. Школа виновата? Нет, батьки, что деткам деньги дают: мол, пусть хоть они поживут. Показывали по телевизору: отец купил 11-летнему сыну мотоцикл, и тот на нем разбился насмерть. Это что, хорошо? А я ему такой бы мотоцикл купил, что он ссяв бы кров’ю. Пусть работает, пусть, трясця його матерi, зарабатывает!

«МОЖЕТ, МОИ ШУТКИ И ГРУБЫЕ, НО ОНИ ВЕСЕЛЯТ ПАЦИЕНТОВ»

— Вы ведь тоже и пили, и курили. Случалось ли, чтобы Касьян когда-нибудь был сильно пьян?

— Такого, чтобы на руках несли и я ничего не помнил, не было никогда, но чарку пропустить любил — снимал напряжение от работы. Ко мне приезжали великие люди, я их лечил, потом мы становились друзьми. Выезжали на лоно природы, выпивали хорошенько. Я, пьяненький, садился за руль, но больше чем 70 километров, не гонял. Приезжал домой, машину ставил в гараж и моментально отключался.

А курил сумасшедше! Мне двух пачек «Беломора» на день не хватало. Но вот уже 10 лет, как не пью и не курю. Когда стало плохо с сердцем, поехал показаться к другу-врачу. Он посмотрел меня: «Надо это дело немного сократить». И тогда я сказал: «Сережа, все! П...дец! Больше пить не буду и курить тоже».

В 2007 году, после того, как Виктор Ющенко вручил мне орден Князя Ярослава Мудрого, он попросил принести для меня шампанского. Но я не стал пить. Я напомнил ему, что он дважды приезжал в Кобеляки, обещал помочь со строительством Центра мануальной терапии, но так ничего и не сделал. Помогли Виктор Медведчук и его жена Оксана Марченко. Кстати, Леонид Кучма тоже наградил меня орденом Ярослава Мудрого, так что у меня их теперь два — IV и V степени.

— Как вы отмечаете дни рождения, юбилеи?

— Однажды жинка мне сказала: «Давай отметим твой день рождения». — «Давай!». Заказали ресторан на два часа дня. Человек 30 было, не меньше. Сидим, выпиваем понемножку. Первый секретарь райкома, хороший дядько, говорит: «Николай Андреевич, почитай свои стихи». И я читаю. Все довольны, просто невозможно!

Вижу: на столе появляется пиво, праздник затягивается. А я не люблю долгие застолья, мне это надоедает. Один писатель из Днепропетровска подает голос: «А вы, Николай Андреевич, можете так: раз — и стихотворение готово?». — «Это очень просто», — говорю. И с ходу им выдаю: «Сiдайте! Наливайте! Пiднiмайте! Випивайте! Пиво дуйте i п...дуйте!». Все рассмеялись и разошлись как миленькие. Весь город знал, как я закрыл эту пьяночку.

— У вас на лечении побывали почти все космонавты, даже американские астронавты в Кобеляки приезжали. Откуда такое доверие к вам?

— Объясняю. Когда космонавт во время полета переходит из состояния невесомости в состояние весомости, часто бывает сползание позвонка. Поэтому у меня было много космонавтов, очень много! Я об этом говорю впервые. И это — удар по здравоохранению. Мы будем врагами.

— Оттого, что медицина не может справиться, а вы — запросто? Почему бы другим врачам не применять ваши методы?

— Пускай лечат как хотят. А я знаю, что делаю.

— У вас стиль такой: во время лечения шутить, даже весело материться?

— Это моя так называемая психотерапия. Может быть, мои грубые шутки кому-то покажутся неуместными, но они веселят моих пациентов, вселяют в них надежду на исцеление от тяжелого недуга, а это уже много.

С детьми сложнее. К ребенку надо подойти так, чтобы не активизировать его болячку. Я веду прием детей, не надевая белого халата, потому что они его боятся. Обязательно угощаю конфетами, отвлекаю от боли шуточками.

Привезли ко мне мальчика из Днепродзержинска, лет пяти-шести. «Як звуть тебе?» — спрашиваю с улыбкой. «Дмитрик», — отвечает, наклоняя голову влево. Я прощупываю пальцами его шейку и нахожу подвывих четвертого шейного позвонка. Знаю, что ему больно, снова спрашиваю: «А скажи, Дмитрику, ти жонатий?». — «Нi, — улыбается он. — Я ще маленький». — «I не треба, — говорю. — Ось я, дурний, оженився, а тепер мучуся». И в этот момент неожиданно для Дмитрика ставлю позвонок на его место. Он слегка скривился. А потом засмеялся и стал с удивлением вертеть головой влево и вправо. Через две недели привозят его снова на проверку. Спрашиваю: «Ну як, Дмитрику, ти женився чи нi?». — «Нi, — отвечает с гордостью. — Ви думаєте, що i я такий дурний, як ви?»...

«БАТЬКО МОЙ БЫЛ ПРАВИЛЬНЫЙ. И БИЛ МЕНЯ ПРАВИЛЬНО. СПАСИБО ЕМУ!»

— Николай Андреевич, откуда у вас уникальный дар костоправа?

— У меня этим занимались и прадед, и дед, и отец, причем все они были неграмотные. В царское время им разрешали работать при больницах, благодарили за то, что они спасали людей, а при советской власти отца за это восемь раз судили. Никакой благодарности от коммунистов он не дождался.

— Значит, способность исцелять передалась с генами?

— Да. У отца на чердаке хранилось много скелетов. Никто туда не лазил, кроме него и меня. Заберемся туда, и он, показывая на разные кости, начинал экзамен: «Что это такое? А это?». Знал медицину лучше любого медика, разве что латыни не понимал. А я ему говорил латинские названия, и он возмущался: «И этому тебя учат в институте (я в 60-м окончил Харьковский медицинский. — Н. К.)? Долбо...б! Скажи, как положено, по-народному».

Потом, когда уже работал в Тернопольской области, в Казахстане, он все твердил: «Занимайся костоправством!». — «Батьку, — отвечаю — я специалист, главврач». Но однажды (я тогда был главным санитаром в Верхнеднепровске) мне впервые пришлось применить на практике то, чему он меня научил.

Первым секретарем райкома был тогда Стрельцов, сильнейший дядько, коммунист. Он требовал от всех руководителей, чтобы они раненько ездили по фермам и смотрели, в каких условиях работают люди. В одну из таких поездок он взял меня, главврача и председателя райисполкома. Побывали мы в одном колхозе. И тут председатель подвернул ногу. Главврач начал поправлять, ничего не получается. Говорит: «Сейчас поедем в больницу, сделаем рентген, и будет видно, что надо делать». Я пощупал ногу и говорю пострадавшему: «Вы не будете обижаться, если я вас сейчас ударю?». — «Нет». Я втянул пальчики, ударил и сразу расслабил сухожилия на ноге.

Всегда говорю: «Надо хорошо знать анатомию и патаномию, чувствовать больного». Рентген я вообще не признаю. Зачем облучать? Если не найду руками, а скажу: «Надо сделать рентген», значит, я х...вый врач. А мы, к вашему сведению, даже если и делаем рентген, читать снимки не умеем.

Вот сегодня привезли ко мне мужчину на костылях: подвернул ногу. Смотрели его в Полтаве, сказали: «Надо делать операцию». Но жинка у него хорошая, настояла: «Все-таки поедем к Касьяну». Я посмотрел его, поставил все на место и сказал: «А теперь идите домой». Сделал, и все! А как — это уже мое дело. Другие все равно не поймут. Но я хочу, чтобы мой сын научился лечить так, как я.

— Как отец вас воспитывал?

— П...дячив мене добре! У нас были овцы, корова. И надо было каждый день, кроме субботы и воскресенья, идти на гору за пять километров косить траву, а потом на тачке везти ее домой. Помню, в два часа ночи отец будит: «Вставай, пора». А мне спать хочется: «Батьку, не можу». Поворачиваюсь на другой бок. «Я два раза повторять не буду», — и как хлопнет меня, сонного! Так и приучил подниматься до зари.

Я, миленький, окончил 10 классов и ни разу не был в кино. Батько приучал к работе: «Мыкола, займайся хазяйством», бил меня добре. В этом и заслуга его. Спасибо ему!

— Поговорим о женщинах. Хотелось бы вам иметь их больше, чем у вас было?

— Нi. Перша жiнка була в мене з нашого села, але плохувата. Красива була, дуже красива!.. Я тогда числился начальником санитарной службы спецвойск Казахстана. Зарплата выше, чем у министра. В моем распоряжении были самолеты. Она работой себя не утруждала, могла сесть в самолет и полететь на концерт куда угодно, а я постоянно мотался по командировкам. Однажды приезжаю и застаю ее в кровати с моим другом. Простил. Второй раз возвращаюсь, а с ней голый электрик лежит.

— И что вы сделали?

— Ничего. Он (и женатый, и дети есть) каялся: «Николай Андреевич, ты меня лучше убей!». Говорю: «На х... ты мне нужен? Правильно сделал, что ее... Если нравится, е... ее дальше».

— Как сложилась у нее судьба?

— Она четыре раза выходила замуж. Умерла. А друга моя жiнка — Андрiана — дуже хороша! Трудяга! Всегда рядом со мной, ни разу не сказала: «Да брось ты свою мануальную терапию!». Наоборот, поддерживала: «Выше голову, не падай духом и борись! Помогай больным, не отказывай им, потому что ты их спаситель, а они — твой щит». И это правда. Они за меня горло кому угодно перегрызут.

Була трохи товстенька — їсти любила. Зрiже з кавуна вершок i ложкою черпає, хлiбом закусює. Я їй кажу: «Мамочка, брось, не їж багато». А вона: «Нє, нє». I тодi я одного чудового дня зiбрав її речi i сказав: «Якщо не схуднеш, їдь куди хочеш». Злякалась.

«ЩОБ НЕ БОЛIЛО, ТРЕБА МЕНШЕ ЖРАТИ, А БIЛЬШЕ СРАТИ»

— Она не обидится, что вы про это рассказали?

— Може. Дивiться: я насмотрелся на толстых — на тех, у кого 150, 180, — и этого не люблю. Когда вижу таких, начинаю ругаться. «Что ты жрешь, как свинья? У тебя ничего не прощупывается!». Сейчас вот принял пациентку, у которой — 175! Я понимаю, что болит. А щоб не болiло, менше треба жрати, а бiльше срати. Говорю ей об этом, а она не понимает: «А чим я буду срати, якщо не буду жрати?». Посмеялись...

У нас отчего дети с церебральным параличом рождаются? Какая причина? Очень простая. В Китае, например, таких заболеваний мало. Там, если женщина забеременела, она мужчину к себе уже не подпускает. У животных — если корова забеременела, бугай к ней не подойдет. А у нас до самых родов е...ся, аж скрипит! А плод зацепить при этом очень легко. Хочется — потерпите, б... вашей матери, потом наверстаете!

— При этом еще пьют и курят...

— О, Господи, невозможно! У меня есть одна такая, худая, как бляха. Я ее убеждаю бросить курить, а она: «Не могу. Это моя вторая жизнь». А еще была тут 82-летняя, курила анашу. Люлька у нее такая длинная. Сядет, дымит и качается из стороны в сторону. Я ее тоже укоряю, а она: «Не надо ничего говорить... Мне все равно жить осталось немного, я получаю удовольствие от того, что курю». И что ты ей скажешь?

Меня спрашивают: я счастливый? Конечно! Потому что никто не видел больше бабских задниц, чем я. Есть такие хорошенькие, посмотришь — ох ты, Боже! А есть такие поганые!

— И какие у вас мысли, когда видите хорошенькие?

— Мысли всякие, но я человек твердый.

— Были такие, что вам хотели отдаться?

— Свободно! Даже вот сейчас. Есть у нас скрынька, куда бросают письма, деньги (я этого не прошу, но бросают). И вот обнаруживаю: какая-то блядь кинула туда 25 гривен, записочку и пачку презервативов. На другой день перед приемом показываю это добро пациенткам: «Знаєте, що? Тому, хто цю херню зробив, кажу: воно менi не нужно. Я вже їх не натягну».

— Как мужчине сохранить потенцию?

— Це питання мене вже не займає. Це ранiше було: як подивлюся... А потiм кажу собi: нi, не хочу. Не дай Бог влипну. То таке дiло... Я встречался со многими бабами, но до греха не доходило. Хотя уверен: ни одна замужняя не отказала бы мне. Ни одна! И считаю: 99,9 процента из них — ку-ку...

— Но заманчивые предложения, наверное, до сих пор поступают?

— Как-то позвонил мне президент Ингушетии Руслан Аушев — он несколько раз обращался с просьбой помочь вылечить его земляков — и говорит: «Слушай, Николай Андреевич! Приезжай ко мне в Ингушетию жить и работать. Я тебе пять жен обеспечу». — «С одной еле-еле справляюсь», — смеюсь. «Так я помогу тебе!».

А вот свежий эпизод из моей практики. Провожу прием. Вдруг в кабинет заходит молодуха с огромным букетом георгинов и в присутствии сестры и больных кидается ко мне с поцелуями: «Дорогой мой Николай Андреевич! Вы, наверное, уже и забыли меня. Я так благодарна вам, потому что после вас забеременела и родила сына». Все, конечно, притихли, а медсестра ахнула: «Ну и докатились вы, Николай Андреевич!». — «Вы меня неправильно поняли, — стала оправдываться молодуха. — Не от Николая Андреевича я забеременела, а после его лечения».

«ВСIМ КАЗАВ, ЩО Я МУДИЛО. ПРИЙШОВ В ЦК. ЦК НЕ УТВЕРДИЛО...»

— Как поживают ваши дочери? У вас ведь их три.

— И радуют меня, и огорчают. Татьяна, которая окончила Московскую ветеринарную академию, умолила меня, чтобы я устроил ее работать в Киеве. Помог ей. И знаете, что она сделала? Пошла к Председателю Президиума Верховного Совета Украины Валентине Семеновне Шевченко. Дочь знала, что я ее лечил и был с ней в хороших отношениях, ну и попросила квартиру. Шевченко, естественно, очень благодарная мне, квартиру выделила в самом центре.

Вскоре разговариваю с Валентиной Семеновной. Она мне говорит: «Я выполнила вашу просьбу». — «Какую?». Я ведь не в курсе! И она мне рассказала. «Вас, Валентина Семеновна, — возмутился я, — надо убить за такие дела! Я знаю двух человек, которые работают уже 30 лет и до сих пор не имеют квартиры. А вы кому дали?». Мы с ней немножко поссорились — не могу с такими вещами мириться.

— А другие дочери как?

— Самая меньшая — в мать. Всех, простите за откровенность, таскает на себя. Она у меня месяц поработала, и я ее выгнал. Сколько с ней перетерпел! А что я могу сделать?

— Может, еще образумится?

— Дай Бог. Я для нее квартиру в Кобеляках сделал. Что исключительно интересно, за нее все время переживает моя жена. Я прошу ее: «Мамка, не надо». Такой я, видите, х...вый парень. Так и говорю себе: «Х...вый ты парень, Мыкола».

Всiм казав, що я мудило.

Прийшов в ЦК. ЦК не утвердило.

— Эх, зря вы, Николай Андреевич, не захотели поработать за рубежом. Изучили бы тамошнюю демократию, она ведь для нас — образец...

— Мне хватит того, что я видел в Филадельфии, свои Кобеляки не променяю ни на что. Это моя родина — раз! Мой народ — два! Это мое, понимаете? А если я стану жить в Америке, какое у меня будет право говорить, что это мое? Буржуйская земля мне не нужна!

— Так материальные же выгоды какие!

— Невже щастя в тому, щоб побiльше мати, а?

— Для многих счастье только в этом...

— Ото и х...во! Мне дали большую пенсию, вы знаете? У меня пенсия сначала была 44 гривны. Я написал открытое письмо в Верховную Раду, в другие инстанции — увеличили до 1300. А вот с 1 января 2008 года мне насчитали аж 5650 гривен и 34 копейки!

— Это много?

— Для депутата это, наверное, плохая пенсия, а мне хватает — вот так! Все посчитали. Мой стаж работы — 43 года, 5 месяцев и 20 дней!

— Если случится неизбежное, что будет после вас?

— Какое неизбежное?

— Умирать рано или поздно всем придется...

— Найдется такой же дурачуга в работе, как и я. И — е... їх матерi! Пробачте за матюки!