Вечера на хуторе близ Хоружевки

Луна ведь обыкновенно делается в Гамбурге; и прескверно делается.

Видео дня

Н. Гоголь «Записки сумасшедшего»

Не задумывались ли вы, что литература насквозь эзотерична. Можно не верить, ни в Бога, ни в черта, но если ты создаешь в воображении и вбрасываешь в реальную жизнь (и этим изменяешь ее!) Гамлета, Базарова, Дон Кихота, Атоса, Квазимодо, Буратино и Мальвину, дядю Степу, Гарри Поттера или даже Чебурашку, кто ты, как не эзотерик? Выйдите на улицу и спросите, кто самый мистический писатель, - большинство ответит: Булгаков. Он и сам говорил о себе: «Я писатель мистический». Но в школе эзотерики Булгаков был только учеником. Учителем он признавал Гоголя, и только Гоголя. В одном из своих писем, размышляя о нем, он восклицает: «Учитель, укрой меня своей чугунной шинелью».

Классика всегда современна. В отношении Гоголя это школьное утверждение звучит, как абсолютная истина. Он предвидел многое в своем творчестве-пророчестве. И то, как поссорятся Виктор Андреевич с Юлей Владимировной, и ее «страшную месть», и то, как парламент чертовски независимой Украины станет «заколдованным местом». Я не шучу и пишу без всякой натяжки. Посудите сами.

В своих «Мертвых душах», как в завещании Гоголь оставил нам характеристики всех возможных кандидатов в украинские президенты. Разве въезд Чичикова в ворота гостиницы губернского города NN, на красивой рессорной бричке, не напоминает вам въезд господина Яценюка в большую украинскую политику. Читаем Гоголя: «Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным; только два русских мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем, к сидевшему в нем. «Вишь ты, - сказал один другому, - вон какое колесо! Что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?» Не известно случится ли Арсению Петровичу ехать в Москву, но цель, с которой он путешествует сегодня по украинским местечкам, ни менее деликатна, чем та, с которой Чичиков колесил у Гоголя по губерниям. Ему нужны души живые и мертвые – электоральные.

Не менее однозначно выписана в «Мертвых душах» и фигура Манилова. «На взгляд он был человек видный; черты его лица были не лишены приятности, но в эту приятность, казалось, через чур было передано сахару. В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: «Какой приятный и добрый человек!». В следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: «Черт знаешь что такое!» - и отойдешь подальше. Если же не отойдешь, почувствуешь скуку смертельную». Так какой же это Манилов? Это Ющенко Виктор Андреевич!

И чем дальше читаешь, тем более Манилов - это Ющенко и никто другой. «Манилов долго стоял на крыльце... Он думал о том, как хорошо было бы жить с другом (Саакашвили?) на берегу какой-нибудь реки, потом через реку у него начался строиться мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, что можно оттуда видеть даже Москву (опять Москва!) и там пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах».

Не забыл Гоголь в своей бессмертной поэме и Виктора Януковича. В каком только образе народный фольклор на Майдане 2004 года не выставлял Виктора Федоровича, и арестантом и «проффесором» и еще чем-то сродни черту, но образ гоголевского Собакевича нужно признать соответствует ему в наибольшей степени. «Известно, что есть много на свете таких лиц, над отделкою которых натура недолго мудрила, не употребляла никаких мелких инструментов как-то: напильников, буравчиков и прочего, но просто рубила со своего плеча. Такой же самый крепкий и на диво стаченный образ был у Сабокевича: держал он его более вниз, чем вверх, шеей не ворочал вовсе и в силу такого не поворота редко глядел на того, с которым говорил, но всегда либо на угол печки, или на дверь. Медведь, совершенный медведь!» (А может Медведько?) Когда речь зайдет о полицмейстере, Собакевич еще и заговорит в духе Виктора Федоровича. «Мошенник! - сказал Собакевич очень хладнокровно, - продаст, обманет, еще и пообедает с вами! Я их знаю всех: это все мошенники, весь город там такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Все христопродавцы. Один там только и есть порядочный человек: прокурор (Медведько?); да и тот, если сказать правду свинья».

Повезло быть запечатленным в вечной поэме Гоголя и главному сегодняшнему полицмейстеру Юрию Витальевичу. Впрочем, не нужно быть ни Гоголем, ни эзотериком, чтобы увидеть через века в украинской политике такой народный характер, как у Луценко. Приходится лишь сожалеть, что этот образ руководит сегодня всей украинской милицией. Луценко – это, конечно же, гоголевский Ноздрев. «Ноздрев был в некотором отношении исторический человек. Ни на одном собрании, где он был, не обходилось без истории. Какая-нибудь история непременно происходила: или выведут его под руки из зала жандармы, или принуждены бывают вытолкать свои же приятели... Или нарежется в буфете таким образом, что только смеется жестоким образом, так что, наконец, самому сделается совестно».

К своим героям Гоголь относился снисходительно. По его гениальному замыслу не способные ни на что высокое, во втором томе они должны были пройти Чистилище и стать на путь праведный. Но придумать для них это Чистилище Гоголь за десять лет работы так и не смог. Ему бы отплюнуться по старой русской традиции от этих мыслей, но произошел какой-то заворот в душе, и Гоголь сначала сжег рукопись, а затем умер и сам. Умер, но и в гробу остался пересмешником и мистификатором. 31 мая 1931 года могилу великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя разрыли с целью перезахоронения на кладбище бывшего Ново-Девичьего монастыря. При разрытии могилы присутствовали представители власти и новой литературной элиты, всего тридцать человек. Удивительно, но впоследствии каждый из них будет по-разному пересказывать события этого дня. Единственная присутствующая при эксгумации женщина Мария Барановская, крупнейший специалист по московским некрополям обратит внимание на то, что Гоголь лежал в гробу с вытянутыми вдоль тела руками. Между тем как по православному обычаю руки покойника складывали на груди. Опишет Барановская и череп писателя с останками светло-каштановых прядей. Эта деталь кажется достоверной. Ошибочно принято считать, что Гоголь был темноволос. Казалось бы, нет никаких причин для возникновения каких-либо слухов и легенд. Но картина этого события значительно меняется в рассказе другого свидетеля Алексея Смирнова, директора Государственного Исторического музея. Он вспоминал, что ничего необыкновенного в положении тела Гоголя, в распечатанном гробу не было, за исключением одной, но очень неожиданной подробности – у скелета отсутствовала голова. Другой свидетель литературовед Сергей Соловьев сообщает еще более неожиданную новость: на месте разрытия была обнаружена пустая яма, в которой ни останков писателя, ни даже следов гроба найдено не было. При этом из обложенной досками ямы наверх к надгробию вели две массивных полых трубки из красной меди с диаметром внутреннего отверстия 3-4 см. Тут же было высказано предположение, что предназначались они не просто для дыхания в случае, если уснувший летаргическим сном человек внезапно проснется под землей, но еще и для того, чтобы он мог дать о себе знать на поверхность. Еще несколько лиц, поставивших свою подпись под «Актом» вскрытия могилы Гоголя в подтверждение старинной легенды свидетельствовали, что тело писателя лежало на боку или даже было перевернуто вниз лицом.

Все выше изложенные версии пересказывались со слов несомненных очевидцев события, но нельзя не заметить, что рассказы эти более напоминают вариации на темы гоголевских сюжетов, нежели истину, установить которую, так и не представилось возможным. Сдается мне, что Гоголь просто посмеялся над нами, попросив в завещании не хоронить его спешно из-за боязни уснуть летаргическим сном. Что, кстати, и было надлежащим образом исполнено. При наложении маски на лицо покойного были явлены очевидные признаки смерти и только после этого родственники дали согласие на захоронение.

Но еще более зло Гоголь смеялся при жизни. Василий Розанов, назовет этот смех сатанинским, разрушающим Россию. На склоне дней, насмерть оскорбленный разверзшейся в стране революцией, Розанов называет Гоголя духовным отцом надвигающейся катастрофы. Справедливо считая революцию 17-го года со всей своей чертовщиной, бесовщиной, и безбожным желанием создать новую религию-реальность закономерным порождением великой и противоречивой литературы 19 века, которая вышла из гоголевской «Шинели». Рисуя картину развития русской литературы, Розанов так и пишет: «Пушкин и Лермонтов… Море русское – гладко как стекло… Тихая покойная, глубокая ночь… Дьявол вдруг помешал палочкой дно: и со дна пошли мути болотных пузырьков… Это пришел Гоголь. За Гоголем все. Тоска. Недоумение. Злоба. Много злобы».

Гоголь действительно чаще других изображал нечистую силу. Именно он извлек ее на свет божий и возвратил к новой жизни. С другой стороны он сумел разоблачить черта, хоронящегося по темным углам и принимающего самые неожиданные обличья. Спустя полтора столетия после сожжения второго тома «Мертвых душ» ни Чичиковы, ни Маниловы, ни Наздревы, ни Собакевичи и мы в этом смогли убедиться, не изменились. Вот только нечистая сила, которая у Гоголя прячется под безымянной фигурой юрисконсульта, сегодня получила вполне приличную фамилию и инициалы. В роли весьма цивильного на вид человека, который у Гоголя с помощью коловращения анонимных бумаг постоянно всё путает и всех запутывает, превращая хоть какой-нибудь порядок в хаос, сегодня, без всякого сомнения, успешно выступает господин Медведчук А.В. (А может Медведько?)

Вот как это выглядит у Гоголя: «Этот юрисконсульт был опытности необыкновенной. Уже пятнадцать лет, как он находился под судом, и так умел распорядиться, что никаким образом нельзя было отрешить от должности. Все знали, что его за подвиги его шесть раз следовало послать на поселение. Кругом и со всех сторон был он в подозрениях, но никаких нельзя было возвести явных и доказанных улик. Тут было действительно что-то таинственное, и его можно было смело признать колдуном, если бы история, нами описанная, принадлежала к времени невежества».

Постойте, а как же Юлия Володимировна, спросите вы. Для Тимошенко Гоголь создал отдельное произведение – «Вий». В его панночке, при внимательном прочтении, вы обязательно узнаете, дорогую Юлию Владимировну. Я не предлагаю вам при виде пани Тимошенко очерчивать себя кругом. Тем более, что согласно Николай Васильевичу, узнать ведьму можно разве что по небольшому хвостику, чего мы, очевидно, выяснить не можем. Зато нам приходиться часто видеть ножки Юлии Владимировны. А по этому поводу самый известный мистик девятнадцатого столетия предупредительно писал: «Один раз панночка пришла на конюшню, где он чистил коня. Дай, говорит, Микитка, я положу на тебя свою ножку. А он дурень, и рад тому: говорит, что не только ножку, но и сама садись на меня. Панночка подняла свою ножку, и как увидел он ее нагую, полную и белую ножку, то говорит, чара так и ошеломила его. Он дурень нагнул спину и, схвативши обеими руками за ее нагие ножки, пошел скакать, как конь, по всему полю, и куда они ездили, он ничего не мог сказать; только воротился едва живой, и с той поры иссохнул весь, как щепка; и когда раз пришли на конюшню, то вместо его лежала только куча золы да пустое ведро: сгорел совсем; сгорел сам собою. А был такой псарь, какого на всем свете не можно найти». Что же говорить о нас, которым приходится видеть обе Юлины ножки чуть ли ни каждый день?!

Гоголь действительно, слишком многое написал такого, что сегодня так или иначе сбывается. Его Агафья Тихоновна в «Женитьбе» рассуждает прямо как наш сегодняшний электорат. «Если бы губы Никанора Ивановича да пристроить к носу Ивана Кузмича, да взять сколь-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазаровича, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича – я бы тотчас же решилась». В этой связи, прыжок Подколесина из окна пока еще выглядит, как аллегория. Но до выборов осталось совсем не много. Не хочу пророчить, но вдруг кто-то сиганет в окно с криком: «Русские идут!»

И все же самое мистическое его произведение – это «Ревизор». Кроме нескольких редакций самой пьесы, создававшихся на протяжении 7 лет, автором были написаны несколько разъяснений («Развязок») к ней. Вот как Гоголь сам интерпретировал свое кровное детище: «Ревизор - это наша настоящая проснувшаяся совесть. Перед этим ревизором ничто не укроется, потому что по Именному Высшему повелению он послан и возвестится о нем уже тогда, когда и шагу нельзя будет сделать назад». Последняя немая сцена гоголевской пьесы, есть последняя сцена жизни, когда совесть заставляет взглянуть на самого себя во все глаза и испугаться.

Плут, щелкопер и ветреник Хлестаков – это светская наша совесть, продажная, обманчивая. Которая воспользовавшись страхом нашим, принимает вдруг личину настоящей совести и дает подкупить себя страстям нашим, как Хлестаков чиновникам – и потом пропадает, так же как он, неизвестно куда. Каждый из претендентов на президентский пост обречен сегодня, увы, играть роль Хлестакова. Настоящим ревизором-перзидентом быть в Украине, которая вечно оглядывается на инкогнито из Петербурга, невозможно. Вы думаете это я о Путине? Нет. Роль Петербурга выполняет сегодня то Брюссель, то Вашингтон, то Москва. (Опять Москва?) А может даже и Гамбург, где делают Луну, но делают прескверно. «Скучно на этом свете, господа». (Н. Гоголь «Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», 1834 год)

«Лунный ковчег»