«Я не понимаю искусства, сделанного на крови»

«Я не понимаю искусства, сделанного на крови»

Актер, шоумен и человек из телевизора Дмитрий Нагиев ситуацию в российском кинематографе оценивает исключительно скептически. И объясняет почему.

– Все про кризис, и мы про кризис. Вот конкретно – в киноиндустрии.

– А что, разве раньше не было у нас кризиса в киноиндустрии? После «Летят журавли» разве были сняты настоящие шедевры? Сокуров, Звягинцев – все это точечные удары, сложные психологические картины, не имеющие отношения к шедеврам массового кино. И наличие таких картин, как «Молох», лишь оттеняет общий упадок нашего кинематографа.

– Вы не верите в эту идею, с которой нынче так носятся, – «кризис как очищение»?

– Я думаю, что кризис не оздоровит, а усугубит ситуацию. Наш кинематограф и раньше не отличался большим количеством профессионалов, сегодня же я сталкиваюсь с тем, что, желая сэкономить, продюсеры набирают еще более некомпетентных людей. Ныне просто расцвет, беспредел дилетантизма. Я спрашиваю на съемках: «Где женщина, художник картины, работала прежде?» – и мне отвечают, что она служила в буфете и хорошо себя там проявила. В фильме, в котором я сейчас занят, человек пять вообще впервые работают в кино.

– В каком состоянии сегодня российская актерская школа?

– На мой взгляд, я могу ошибаться, рассказы о мощной актерской школе России – миф. У нас я вижу лишь актер актерычей... Потрясающая органика, которую демонстрируют артисты западных школ, здесь была свойственна лишь единицам. Включая покойного Олега Ивановича Янковского. Хорошо сказал Валерий Тодоровский – кто-то бросил реплику, зачем, мол, столько актеров, их и так много, – а он сказал: да вы что? Их же не найти. От этого и идет замыленность лиц, мы видим одних и тех же исполнителей, а если и пытается режиссер открыть кого-то нового, то понимает, что его не стоит открывать – не потому, что не заметят, а потому что как актер он попросту плох. И мы с вами видим в сериалах одно-два знакомых нам лица, а дальше – некая серая масса, и только диву даешься, каким образом эта серая масса вообще попала в кинематограф.

– Игра в сериалах для молодых актеров скорее вредна, нет?

– Вряд ли сериалы портят актера. Сериал – это колоссальная школа, помогающая выявить, хорош актер или плох. Недавно прошел сериал – не буду говорить название, но он получил даже какие-то призы, там снимались одни звезды, которые принципиально никогда в сериалах не мелькали, – и вот прошел сериал, и выяснилось, что имен-то и нет. В сериале, оказывается, ой как тяжело работать. Ой как хорошо, оказывается, играть, когда у тебя перед съемкой неделя репетиций с режиссером, а потом ты не спеша выходишь в кадр и делаешь 16 дублей. Возможно, вы правы – молодых сериал портит, но во взрослых он лишь выявляет одаренность... либо бездарность.

– Когда только вышла «Кыся», питерский театральный критик Татьяна Москвина писала о вас, наряду, кстати, с Николаем Фоменко, как об особой и печальной актерской категории – не то чтобы невостребованной, но нереализовавшейся.

– (Задумчиво.) Да, я понимаю, что вы имеете в виду.

– Удалось вам вырваться?

– Думаю, что нет. Но я на пути. Скажем, я очень хотел, чтобы кинематограф обратил на меня внимание, и сейчас я снимаюсь. «Кыся» как держалась, так и держится, на протяжении последних восьми лет это самый кассовый спектакль России – не «один из», а номер один. И то, что второй мой спектакль, «Территория», собрал в Киеве три аншлага – люди висели на люстрах! – для нас большая честь. Это говорит, что я хотя бы двигаюсь в правильном направлении.

– «Территория» – это же тоже Лев Рахлин? Вы исключительно с ним работаете?

– Да, только с ним. Дружба – понятие круглосуточное.

– Из других театральных режиссеров вам никто более не интересен?

– А назовите мне имя. Кто? Меня зовут все время, меня приглашают почти все театры. Кроме МХАТа, не буду врать.

– Что вы о додинском МДТ-Театре Европы думаете, любопытно?

– К Додину я не пошел бы, даже если бы меня заваливали предложениями. Есть театр-дом, а есть театр-дурдом. «Ленком», например, мне гораздо ближе. Нет, если вам нравится сидеть по десять часов в зале... (Девять с половиной часов, с двумя антрактами, длится спектакль Льва Додина «Бесы». – Прим. ред.) Я не понимаю искусства, сделанного на крови.

– Самоощущение в шоу-бизнесе. Насколько органично вы чувствуете себя в этой среде – особенно в нашей специфической, несколько дегенеративной такой, версии?

– Дегенеративной версии? Да, вы правы... Но говорить о плохом заборе бессмысленно и бесперспективно, надо говорить о тех, кто его столь бездарно построил, – а фамилии я называть не хочу. Потому что боюсь. (Короткий смешок.) Или брезгую.

– В таком случае от шоу-бизнеса мы можем плавно переместиться к политике. Тем более что в Украине это, право, ровным счетом одно и то же.

– Это да. Здесь мы наблюдаем, здесь мы радуемся, хохочем, веселимся и завидуем и вечерами даже включаем по центральным каналам заседания вашей Рады. У нас, впрочем, тоже много веселого. Например, мы вот сейчас всей страной радовались и праздновали, когда наш премьер-министр купил себе «Ниву» для рыбалки. У нас два повода было: во-первых, то, что наш премьер, как выяснилось, еще и рыбак, он в эти простые, легкие и забавные для страны времена рыбачит, оказывается, а во-вторых, он на рыбалку ездит на «Ниве». (Мягко.) Мы радуемся.

– Актерское положение по нынешним временам невероятно шатко, не так ли? Нужны подпорочки. Есть у вас свечной заводик какой-то?

– Был ресторан, нам подняли аренду, и мы его закрыли. Были салоны красоты, тоже пошли прахом. «Пришел гегемон, и все пошло прахом». Все, что я придумал на данный момент, – это купить несколько квартир и сдавать в аренду. Вот думаю, не купить ли мне недвижимость в Киеве или Львове?

– Покупайте. У нас как раз цены упали.

– Вот-вот, цены упали. Возможно, я смогу приобрести комнату в малонаселенной коммунальной квартире и сдать двум студентам-геям. А актерское положение очень шатко, безусловно. Вот так вот живешь, выступаешь в цирке, и вдруг ночью в твоем собственном доме на тебя падает твоя собственная раковина, и скорая везет тебя в больницу... Вы слышали это все, да? О дрессировщике Эдгарде Запашном. И в больнице тебе забывают пришить два пальца, трицепс пришивают к бицепсу задом наперед, и, когда тебя привозят на переоперирование в Германию, немецкие врачи, хохоча, делают снимки твоей руки, чтобы повесить себе на стенку в рамочке. Очень, очень шатко положение актера, и я надеюсь, что эта шаткость у меня сохранится до конца дней моих, и каждый день, до 168 лет, которые мне нагадала гадалка, я буду думать: «Ой как шатко мое положение», сидя у себя на вилле где-нибудь в Испании.

– Или во Львове.

Что гораздо лучше, конечно, да.

ДОСЬЕ «ПЛ»

ДМИТРИЙ НАГИЕВ

Родился 4 апреля 1967 года в Ленинграде. До призыва в армию учился в Ленинградском электротехническом институте (факультет автоматики и вычислительной техники). В 1991 году окончил ЛГИТМиК (мастерская Владимира Петрова). Два года работал в театре «Время» (Франкфурт-на-Майне). Был одним из наиболее популярных и любимых народом ведущих петербургского радио «Модерн». Дебют в кино – в фильме Александра Невзорова «Чистилище». Телепрограммы: «Телекомпакт», «Осторожно, модерн!», «Осторожно, Задов!», «Окна», «Однажды вечером», «Большой спор», «Большие гонки». Театральные антрепризы: «Милашка», «Эротикон», «Кыся», «Территория». Последние роли в кино: «Самый лучший фильм», «Возвращение мушкетеров», «Муж моей вдовы» . Сыну Кириллу 19 лет.

Материалы предоставлены в рамках контентного сотрудничества сайта «Обозреватель» и журнала «Публичные люди».

«Я не понимаю искусства, сделанного на крови»