Видео дня
Голда Меир: премьер-министр Израиля, ушедшая в отставку после войны Судного дня
Уроженка Украины Голда Меир стала третьей в ХХ веке женщиной – премьер-министром и первой, кто получил этот пост, не пользуясь родственными связями или протекцией, а только благодаря своим талантам и качествам, без которых они мало что значат: упорству, настойчивости и трудолюбию. Ее жизнь была полна боли и противоречий, но это не помешало ей стать настоящей легендой – как для своей страны, так и для всего мира. Существует несколько биографий Меир разной степени критичности, ее образ неоднократно воплощался в театре и кино, где роль знаменитой израильтянки сыграли Ингрид Бергман, Коллин Дьюхерст и Лили Коэн. В англо-американской картине Гая Наттива "Голда. Судный день", премьера которой состоялась в феврале нынешнего года на Берлинском кинофестивале, роль Меир сыграла Хелен Миррен. В широкий прокат байопик вышел 25 августа.
Соль вместо сахара
Голда Мабович появилась на свет 3 мая 1898 года в Киеве. Ее отец Моше Мабович был плотником, а мать Блюм Найдтич – домохозяйкой. Всего у них родилось восемь детей, но пятеро умерли от голода и болезней. Семья жила в маленькой квартире в не сохранившемся до нашего времени двухэтажном доме рядом с Бессарабским рынком, на улице Бассейной.
Голдой девочку называли в честь прабабушки по материнской линии, которая была настоящей главой семьи. Она дожила до 94 лет и всегда добавляла в чай соль вместо сахара, чтобы не забывать об обильно политой слезами судьбе своего народа. Не менее легендарной личностью в семье был "упорный и непримиримый" дед по отцовской линии, с которым Голда всегда сравнивала себя. Рекрутированный в юном возрасте в царскую армию, он всеми силами сопротивлялся влиянию, которое оказывало на него окружение: отказывался принимать христианство и есть некошерную пищу, так называемый трайф.
В семье Мабович соблюдали все еврейские праздники и готовили скромное субботнее угощение на всю семью, включая дальних родственников. Впоследствии Голда часто вспоминала, как они, сидя за столом, пели песни на иврите, хотя семью нельзя было назвать не только ортодоксальной, но и просто религиозной. Такие минуты позволяли как взрослым, так и детям не терять присутствия духа в тяжелые времена, выживая в условиях ужасающей нищеты и постоянных погромов. Маленькая Голда с ранних лет знала, как прятаться от погромщиков, а ее старшая сестра Шейна, рискуя жизнью, посещала собрания общества сионистов.
"Мужчинам не нравятся умные девушки"
В 1903 году Моше решил бежать из Российской империи – после его отъезда в Америку семье стало еще сложнее: их ежедневным рационом стала пустая каша, большая часть которой доставалась младшей сестре Голды – Ципке. Через три года отец послал за своей семьей и поселил ее в двухкомнатной квартире в бедном еврейском квартале города Милуоки, расположенном на берегу озера Мичиган.
В четырнадцать лет Голда окончила начальную школу на Четвертой улице, но ей пришлось выдержать противостояние с родителями, которые были против ее обучения в средней школе. Девушка мечтала о карьере учительницы, а отец с матерью считали, что образование женщине ни к чему и ее главная задача – найти себе мужа. "Мужчинам не нравятся умные девушки, – убеждал ее отец, – ты рискуешь остаться одинокой". Чтобы настоять на своем, Голда сбежала из дома в Денвер – она поселилась в семье сестры Шейны и ее мужа, где никто не мешал ей получать образование. По вечерам она подрабатывала, чтобы оплачивать учебу, и посещала собрания анархистов, социалистических и лейбористских сионистов – это помогало ей определиться со своей политической позицией.
Там же она познакомилась с Моррисом Мейерсоном – тихим художником в очках, который любил поэзию и музыку и беседовал с ней о литературе и истории. Молодые люди полюбили друг друга и, несмотря на небольшую разлуку – через год Голда вернулась к родителям, – решили пожениться. В 1917 году, когда Великобритания опубликовала Декларацию Бальфура в поддержку "создания в Палестине национального очага для еврейского народа", Голда поставила Моррису условие: она станет его женой, если они переедут в Палестину и будут жить в кибуце.
Образцовая кибуцница
Для жизни они выбрали Мерхавию в Эмеке, окруженном малярийными болотами. По воспоминаниям Голды, это было навевающее тоску место, где нельзя было найти ни садов, ни лугов, ни цветов – словом, ничего, что радовало бы глаз. В ответ на первую заявку в приеме им отказали, заявив, что кибуц не готов для проживания семейных пар. Ошарашенные молодожены не смирились и подали вторую заявку, в результате их взяли на испытательный срок. Кибуцников они очаровали не только умением трудиться – Моррис работал в поле, а Голда сажала деревья и собирала миндаль, но и принадлежащим им фонографом, к которому прилагалась коллекция замечательных пластинок, – неудивительно, что на этот раз их приняли.
Голда очень быстро стала образцовой кибуцницей – она так лихо управлялась с цыплятами, что ее послали на курсы менеджеров в Хайфу, а потом сделали представителем в Гистадруте – Всеобщей федерации рабочих. Можно сказать, что с этого момента началась ее политическая карьера. Вот только Моррис не разделял ее радости: он чувствовал себя ненужным и бесполезным, особенно когда, заразившись малярией, лежал в горячке. Голда очень хотела детей, но муж отказывался их иметь, если она не бросит свою общественную деятельность и не превратится в обычную домохозяйку.
Голда старалась соответствовать его ожиданиям: из кибуца семья переехала в Иерусалим, где в 1924 году она родила сына Менахема, а еще через два года – дочь Сару. Если и не счастливую, то нормальную – традиционную – семейную жизнь омрачала крайняя нищета, которую им приходилось испытывать в то время. Моррису не всегда вовремя выплачивали зарплату, поэтому Голда должна была экономить на всем, а чтобы заплатить за детский сад, который посещал Менахем, работала прачкой.
"Нельзя давать мужу и детям сузить свой кругозор"
Узнав, что в Совет женщин-работниц нужен секретарь, Голда отважилась на решительный шаг: взяв детей и сестру, уехала в Тель-Авив. Муж приезжал к ним на выходные, но его визиты становились все реже и реже, и в конце концов они с Голдой расстались, хотя официально так и не развелись – никто из них к этому не стремился. До конца жизни Меир чувствовала свою вину перед мужем и детьми: она считала, что так и не стала той женой, какую хотел – и заслуживал – иметь Моррис, и идеальной матерью. В конце жизни она вспоминала, что в то время постоянно куда-то мчалась: на работу, домой, на собрание, на уроки музыки с Менахемом и на прием к врачу с Сарой, в магазин, затем снова домой, а там – на кухню. И тем не менее, по ее словам, она не была "уверена, что никогда не причиняла вреда детям и не пренебрегала ими". Причиной тому Меир считала свою принадлежность к типу женщин, которые "не дают мужу и детям сузить свой кругозор".
Голда очень быстро продвигалась по карьерной лестнице. В 1934 году она стала членом исполнительного комитета Гистадрута, а через два года – главой его политического отдела. Во время Второй мировой войны она занимала ряд ключевых постов в международных еврейских организациях. После создания Государства Израиль, которое произошло в 1948 году, когда стало понятно, что конфронтация с арабским населением неизбежна, именно Голде удалось уговорить еврейскую общину США выделить на вооружение страны 50 (!) миллионов долларов, хотя изначальные аппетиты были вдвое меньше.
Не Мейерсон, а Меир
О личном мужестве Голды ходили легенды. В мае 1948 года, когда у границ Израиля собралось пять арабских армий, она, переодевшись мусульманкой, перешла границу, чтобы тайно встретиться с королем Абдаллой и уговорить его не вступать в войну. Король отдал должное ее смелости, приняв со всем возможным уважением, но к ее просьбам остался глух.
Вскоре Голда вернулась в США, чтобы продолжить сбор средств на вооружение, но долго за океаном не задержалась – через месяц министр иностранных деятелей назначил ее послом в Советский Союз. Голда восприняла это как небольшую, но сладкую месть: она триумфально возвращалась в Российскую империю, в которой когда-то голодала и спасалась от погромов. Впрочем, гораздо важнее был для нее тот факт, что на новом посту она сможет помочь советским евреям, которые находились в бесправном положении. Они собрались в московской синагоге, чтобы поприветствовать ее, хотя это было небезопасно.
В 1949 году Голда Мейерсон была избрана в Кнессет, а вскоре Давид Бен-Гурион назначил ее министром труда. Казалось, что она наконец-то нашла дело по душе – ей очень нравилось помогать людям в поисках работы и жилья, за что ее могли благодарить 700 тысяч эмигрантов, которые прибыли в Израиль вплоть до конца 1951 года. В то время она говорила, что хотела бы заниматься этой работой всю жизнь, но у Бен-Гуриона были на нее другие планы – в 1956 году он назначил ее министром внутренних дел. Именно тогда Голда сократила свою фамилию до Меир – так она была более звучной на иврите.
Судный день Голды Меир
Голда не только была единственной в мире женщиной, занявшей пост министра иностранных дел, но и не обращала внимание на связанные с ним формальности. Она летала экономклассом, шокировала персонал отелей тем, что сама стирала свое нижнее белье и чистила обувь, принимала иностранных гостей в фартуке на собственной кухне, угощая их собственноручно приготовленными блюдами и читая им при этом лекции о безопасности Израиля.
В 1966 году Меир решила уйти из правительства, и на то у нее были веские причины. Во-первых, она устала от политической деятельности и готова была стать бабушкой, которая все свое время посвящала бы внукам. Во-вторых, она стремилась заниматься тем, на что ей постоянно не хватало времени: читать, слушать музыку, встречаться с друзьями, готовить. В-третьих, за год до этого врачи обнаружили у Меир лимфому – болезнь по ее просьбе держали в строжайшем секрете, поэтому на лечение в клинику "Хадасса" она приезжала по ночам.
Однако с пенсией пришлось повременить – 3 марта 1969 года Меир стала премьер-министром Израиля. Она могла бы долго работать на этом посту, но 6 октября 1973 года грянула война Судного дня – Египет и Сирия решили вернуть себе свои былые территории. В ней Израиль потерял более 2 700 человек, что для маленькой страны было катастрофической цифрой. В вину Меир поставили то, за что она и сама корила себя до самой смерти: она не подтянула резервные войска, которые могли спасти положение. Это был, пожалуй, единственный случай, когда она прислушалась не к собственной интуиции, никогда ее не подводившей, а к мнениям военных экспертов, считавших, что в этом нет необходимости. Несмотря на победу, израильтяне решили, что она была достигнута слишком дорогой ценой, отвернулись от Меир, родные погибших проклинали ее, встречая на улице. Несмотря на победу своей партии, она не смогла сформировать правительство и 10 апреля 1974 года вынуждена была уйти в отставку, передав свой пост Ицхаку Рабину.
"Самолет в тумане"
Сама Голда сравнила старость с самолетом, летящем в тумане: когда ты садишься в него, говорила она, от тебя уже ничего не зависит. Несмотря на все пережитое, в последние годы жизни Меир смогла вернуть свое влияние и народное уважение, от временного отсутствия которого очень страдала. К ее словам снова начали прислушиваться, поскольку они звучали не только по-философски, но и с изрядной долей юмора. Как политик Голда была бескомпромиссна и последовательна в своей решимости, она не обращала внимания на нюансы и не страдала от неуверенности в себе. Именно она санкционировала акцию возмездия, чтобы покарать террористов, убивших израильских спортсменов на Олимпиаде в Мюнхене в 1972 году. Ей не свойственна была "женская тематика" – ни на одном своем посту она не занималась решением вопросов работающих женщин или проблем ухода за детьми.
По словам депутата Кнессета Колетт Авитель, чтобы выжить в политике, Меир пришлось стать жесткой – стать той, кем она стала, можно было, только пройдя через ад. При этом, несмотря на облик доброй бабушки, который Меир приобрела в последние годы жизни, в ее "донжуанском" списке числится огромное количество любовников, среди которых были министр транспорта, а затем образования Израиля Давид Ремез и выдающийся архитектор Залман Шазар – страсть к нему была самой сильной в ее жизни.
Голда Меир умерла 8 декабря 1978 года в Иерусалиме на 80-м году жизни, через четыре дня она была похоронена там же – на горе Герцля.