В Украине уже не один месяц подряд говорят о Саммите мира – международном событии, которое должно собрать представителей западного и незападного мира для установления "справедливого и продолжительного" мира в Украине. Фактически главная цель Саммита – не просто констатировать, что Устав ООН грубо нарушается страной-агрессором Россией, но и найти способ, как исправить ситуацию тотального пренебрежения международным правом. Если здесь не будут представлены Китай, Индия и другие мощные незападные страны, смысл Саммита теряется.
Европейские страны активно обсуждают тему гарантий безопасности Украине. Великобритания уже заключила с нашей страной тематическое соглашение. Но проблема в том, что по-прежнему речь идет об обязательствах, а не гарантиях безопасности и о партнерах, а не союзниках Украины в войне. Такое мнение в эксклюзивном интервью OBOZ.UA высказал министр иностранных дел Украины в 2014-2019 годах Павел Климкин.
– В конце прошлого года в Офисе президента анонсировали Саммит мира, который может состояться в феврале 2024 года, а в декабре президент Зеленский сообщил, что началась подготовка к этому саммиту в Швейцарии. С вашей точки зрения, когда настанет самый удачный момент для того, чтобы проводить Саммит мира? Какие решения можно было бы ожидать, если бы это мероприятие состоялось сегодня или завтра?
– Это мероприятие не для того, чтобы его провести, а для того, чтобы получить от него результаты. Если собирать саммит, то, конечно, для того, чтобы принимать политические решения. Вопрос в том, можем ли мы по состоянию на сегодняшний день обеспечить политическое представительство и перечень стран, которые фактически представляли бы мир.
Причем речь идет не только о западных странах. Насколько я понимаю, логика этого саммита состоит в том, чтобы там были как западные, так и незападные страны. Чтобы это стало фактически уникальной площадкой. Пока подобная площадка функционирует фактически в рамках "Большой двадцатки" именно для диалога между Западом и не-Западом о поддержке Украины.
Результатом этого саммита могла бы стать прежде всего политическая декларация, где бы не только было сказано, что собравшиеся страны поддерживают принципы Устава ООН, но и то, как они готовы это выполнять и помогать исправлять нарушение Устава, которое сейчас происходит как преступление со стороны российского режима. В таком случае, по-моему, проведение саммита имеет смысл.
– Можем ли мы ожидать, что в Саммите мира примет участие Китай?
– Именно так это и имеет смысл. Если мы собираем на одной площадке Запад и не-Запад, то нам критически нужны все незападные страны. Те страны, которые могут прямо или косвенно влиять на российский режим. И это не только Китай. Это должны быть Индия, Бразилия и другие страны. На самом деле политический месседж этого саммита будет реальным только тогда, когда мы соберем всех основных игроков как западного, так и незападного мира.
Если в политической декларации – или как уже будет называться итоговый документ – мы пропишем не только приверженность принципам ООН, ведь об этом уже много говорилось, а хотя бы видение, как вернуться к исполнению Устава ООН, тогда, я убежден, проведение такого саммита будет иметь смысл.
– Издание The New York Times назвало 2024 год "взрывоопасным" для демократий, поскольку в этом году выборы пройдут в 78 странах. В частности, конечно, в США и так называемые выборы в России, а также выборы в Европарламент. Последние, по оценкам этого издания, могут привести к росту ультраправых сил в Европе. Считаете ли вы, что эта ситуация достаточно благоприятна для Кремля? Если да, то захочет ли и сможет ли он ею воспользоваться?
– Конечно. Ответ на оба вопроса – да. Потому что выборы всегда создают неопределенность. Выборы создают вызовы для стратегии, вызовы Западу. Потому очевидно, что это непросто. Очевидно, что Кремль постарается этим воспользоваться. Он будет пытаться раскачать ситуацию, создавать новые кластеры неопределенности, ситуацию, когда лидеры западного мира будут вынуждены распылять свое внимание не на два или три вопроса, а на десять или восемь.
Таким образом, потребуется и политическое внимание, и время, и правильное распределение ресурсов и помощи. Распылить это – один из элементов стратегии Кремля.
Этот год очень непредсказуем, и он играет именно на автократии, на такие режимы, как российский. Для российского режима создавать каждую неделю или каждые две недели какую-нибудь кризисную ситуацию – это идеальный сценарий.
– Великобритания приняла решение о гарантиях безопасности для Украины. Подобное решение анонсировал и президент Франции. Что на самом деле могут дать гарантии отдельно взятой страны НАТО Украине?
– Это обязательства безопасности, это не гарантии безопасности. Гарантии – это когда наши партнеры становятся нашими союзниками, когда они сменяют категорию. Это означает, что при нападении на нас или непосредственной угрозе будут задействованы механизмы. Это значит, что они готовы вложиться в дело защиты Украины. Подчеркиваю – непосредственной защиты. То есть фактически гарантии безопасности – это гарантии двусторонние и многосторонние, натовские о коллективной обороне.
То, что мы имеем, например, с Великобританией, – это обязательства по безопасности. Они комплексные и, наверное, наиболее амбициозные из всех, которые у нас были за все время независимости с западной страной. Но мы понимаем, что эти обязательства практически прописаны в форме намерений. Для реализации этих намерений нам потребуются понятные политические решения этих стран.
Чтобы дойти от уровня обязательств безопасности до уровня гарантий безопасности, необходима ратификация парламентами всех стран. Пока, как я понимаю, эти соглашения не планируются к ратификации.
Поэтому этот набор обязательств – фактически то, что президент Байден назвал "израильской логикой". В то же время это не классическая "израильская логика", поскольку в диалоге США и Израиля есть принцип качественного военного превосходства, который они согласовывают. То есть Израилю поставляется необходимое для того, чтобы сохранять качественное военное превосходство над тем, кто ему угрожает.
Мы ведь в данном случае не согласовали, на что мы будем ориентироваться, что должно быть поставлено и как. То есть фактически речь о том, что нам готовы поставлять наши военные партнеры, когда готовы, а не о том, что нам нужно и когда нам нужно. Собственно, как в значительной степени мы и сейчас видим.
Это, конечно, позитивная история с обязательствами по безопасности, но она не решает проблему модели безопасности и вообще гарантий безопасности для Украины. Это совсем другая история.