Блог | Стривайте говорити про них як про мертвих

Не надо говорить о них как о мёртвых, до поры. Подождите.

- Сколько погибло ваших?

- Пятеро.

- Нет. Это ошибка. Перечисли по позывным.

(перечисляет, мы считаем вместе)

- ........ и чёрт! Ну да, он же живой. Приполз раненый, когда все его считали мёртвым.

- Вот видишь...

- Но всё равно четверо. Это были все мои пацаны...

- Но один приполз...

Надо верить. Не надо говорить о них как о мёртвых, до поры.

- На Светлодарской дуге погибло девятнадцать человек! Девятнадцать только за сутки!

- Маруся, погоди. Это, кажется, фейк. Их меньше.

- Но мне сказали комбаты! Я сама звонила комбатам!

- Не торопись. Они тоже могли ошибиться.

Читайте: Российские наемники анализируют свои проблемы в ходе боев под Светлодарском

Не торопитесь.

- Я первый, первый сказал! Я первым озвучил количество!

- А я первым сказал о боях!

- А я… А я сказал первым, что я здесь, и здесь стреляют!

- А я по двухсотым дал самую точную цифру!

- А я самую точную аналитику! Смотрите, сколько лайков!

Такой подтекст был у моей ленты в последние тяжёлые дни.

Такой подтекст у любой ленты, как только на фронте начинается эскалация.

Словно невидимый стартер выстрелил из пистолета перед забегом на какую-то там дистанцию – и понеслись наши спортсмены, и помчались в забег, не отрываясь от смартфонов, лихорадочно набирая текст – я, я первым должен сказать!

Я должен первым дать количество двухсотых!

Это так важно?

Кто скажет первым – неужели это так важно?

Важно. Лайки, репосты. Важно это, выходит.

У нас напряжённые дни.

Бои в селе Луганском ударили по нашему Ф.О.Н.Д.у

В Днепре сейчас лежит группа. Их вывозили вертолётом. Ожоги второй и третьей степени, один в реанимации.

Уже почти неделю Ф.О.Н.Д. бьётся над этими ранеными. Там над ними хлопочет волонтёр, которая всегда выполняет наши просьбы и бежит в госпиталь, если вдруг нам нужно накормить, напоить, переодеть наших раненых.

Туда поехал наш друг, а потом Аня Косинова. Она двое суток провела над ними.

Уже почти неделю весь Ф.О.Н.Д. живёт от сообщения к сообщению в закрытой группе.

Сильно мы об этом кричим?

А зачем кричать?

Мы сами решим эти вопросы. Аня закупит перевязку, одежду для раненых, еду.

Мы видим фотографии. Они только для своих. Мы ужасаемся, мы представляем, как им сейчас больно.

Аня бегает по чужому городу, достаёт щадящую перевязку для обожжённых лиц и рук.

У нас все наши, но бывают же и самые родные. Настолько наши, что они давно являются частью Ф.О.Н.Д.а

- Ваши фото людям показывать нельзя, да? – спрашивает Аня.

- Только своим, а в сеть не надо. Нам не всем можно в сеть. – просят они.

Неважно, почему нельзя в сеть.

Может, у кого-то жена на сносях, а может, инфарктная мама.

Кто-то, может, оставил семью на той стороне, и все знают, что он воюет в балаклаве.

Нельзя и всё.

И тут мы видим в сети фото. Наши великолепные раненые, всей группой, на фото – выставлены в сеть. Мы с ужасом смотрим на количество репостов – репостов около девятисот.

Мы смотрим страницу волонтёра. Никто её не знает. Это не значит, что она не волонтёр – просто никто из нас её не знает. Стало быть, мы не можем даже найти её номер телефона – позвонить, сказать, чтобы немедленно убрала фото.

А добрая женщина указала даже подразделение. Хорошо, что по фамилиям не перечислила.

А зачем? – вот в комментах спортсмены из команды "Я-первый!" кричат:

- Я этого узнал! Его позывной такой-то, он служил до этого там-то.

- А я этого узнала!

Узнать нелегко. Лица – что там говорить о лицах… Лица там не скоро будут узнаваемы.

Но они узнали. Ах, какие молодцы!

А если узнали – то надо срочно рассказать об этом миру. Чтобы собрать свою порцию лайуов, свою долю аплодисментов.

… номер телефона мы нашли тут же, ночью. Потребовали убрать фото.

Надо отдать должное – пост был тут же убран, но с причитаниями:

- А почему же они не сказали, что нельзя в сеть?

А ты спрашивала?

Люди, живущие не в сети, даже не подумают, что ты фотографируешь их для того, чтобы выставить на всеобщее обозрение. Ну, не входит это понимание в моральную шкалу обычного человека.

… наутро мне бросают ссылку – то же самое фото выставила ещё одна спортсменка. С припиской:

- Мне выслали это фото наши ребята. Из…

И дальше снова подразделение. Ещё немного, и пойдут комменты:

- А этого я узнал! Его позывной такой-то…

Утром волонтёра сложнее найти, чем ночью, оказывается.

На ликвидирование этого поста у нас ушёл час.

Этот час собрал жатву в сорок репостов. Несчитано лайков.

Оправдания спортсменок:

- А они сами выслали мне фото!

(ложь – как будто ложь нельзя проверить)

- А почему они не сказали, что нельзя?

(потому что нормальному человеку в голову не придёт такой вид спорта как погоня за лайками)

На самом деле у этого вида спорта есть конкретная платформа – все волонтёры зависят от добровольных пожертвований людей

если страница волонтёра популярна – он получает больше пожертвований

чтобы страница была популярной – надо постить инсайд или кагбе инсайд

фото страшных лиц и тел раненых дают наибольшее количество пожертвований

сообщения о начале эскалации и точной или преувеличенной цифре погибших дают наибольшее количество пожертвований – потому что ты ж кагбе в гуще событий, верят люди, ты же знаешь, что говоришь, и значит, используешь деньги по назначению верно

Я называю этих спортсменов КУРИЦАМИ

Неважно, женщины они или мужчины.

Курицы – они всегда курицы. То-есть – минимум мозгов. Работа мозгов здесь заменяется быстрым бегом и громким хлопаньем крыльев.

Курицы, выставляющие фото или дающие "точные" цифры убитых, готовы к шквалу звонков.

Когда я позвонила каждой из них и сказала, что я по поводу раненых в Днепре – курицы тут же запели мне в трубку:

- У них всё нормально, у них всё есть, не переживайте…

- Что у них есть, я знаю и сама. – резко прервала я словоизляния инсайдеров. – Ничего у них не было, пока мы не приехали и не купили.

- Как же… А нам же сказали же… - стушевались курицы.

- Не знаю, что вам там сказали. Я к вам по другому вопросу. немедленно уберите посты и фото из ваших страниц…

и так далее.

Две минуты вещания – и курицы быстренько кликнули по кнопке "убрать"

… до следующего инсайда.

До следующего сбора лайков – то-есть сбора пожертвований.

Да и толку, что они убрали эти посты. Фото уже разошлось.

А может, у кого-то из этих парней жена на сносях. Может, инфарктная мама.

Может, кто-то из них вообще воюет в балаклаве и страшится журналистов и волонтёров как чёрт ладана, пряча лицо – потому что на той стороне вашей опубликованной информации, ваших фоточек – чья-то жизнь. Чья-то семья. Чей-то дом.

- Скажите, вы не знаете, как имя погибшего… - и дальше позывной.

(висит у нас вопрос в сообщениях Ф.О.Н.Д.а)

Я не отвечаю на этот вопрос. Хоть понимаю, что для кого-то этот ответ может быть ключевым. Самым важным ответом в жизни.

Я не знаю, как имя погибшего. Я не знаю даже, погиб ли он. Тела-то ещё нет. Не вытащили тело.

А вдруг он жив?

А вдруг случилось чудо – и не надо, не надо говорить о нём как о мёртвом, до поры.

А если он убит – я имя не скажу. Могу узнать легко, одним звонком – но не скажу.

По той простой причине что я не имею права давать эту информацию.

Потому что инсайд нельзя выносить наружу.

Просто нельзя.

И вдвойне, вдесятеро, во сто раз нельзя – если информация касается чьй-то судьбы.

… И не спешите вы их хоронить.

Не надо говорить о них как о мёртвых.

Погодите…

Может, они ещё вернутся.

Приползут.